Тон его голоса настойчиво говорил о том, что он не будет говорить со мной об этом, и я это почувствовал. Однако, я продолжал нажим. Терять было нечего.

  - Но должно быть что-то, что Вы все же можете мне рассказать – о том, как Вы использовали исчезновение. Что в этом было хорошего, а что плохого. Что-нибудь, что поможет мне лучше подготовиться… - я подумал о мистере Дондиере в заднем помещении и о Терезе Террё на его столе, и о том, как мое первое приключение с исчезновением принесло мне немало разочарований.

  - Ладно, - выдохнул он, уступая. - Я использую исчезновение, лишь когда это абсолютно необходимо, и никогда для собственного удовольствия. Я пользуюсь этим, чтобы выжить. Когда где-то в пути я голоден и у меня не осталось денег. Однажды, один из моих друзей имел серьезные неприятности, и мне понадобилось исчезнуть, чтобы ему помочь. Когда-нибудь, возможно, я смогу рассказать тебе больше. Пока, достаточно этого. Ты узнал некоторые из правил. Я рассказал тебе все, что я знаю о правилах исчезновения и о том, как выходить из него. Остальному ты должен научиться сам, Пол. Позволь своим инстинктам вести тебя. Они у тебя на высоте. Используй исчезновение для добра. Я думаю, что это - самое важное.

  Однажды вечером после ужина мы проходили мимо женского монастыря «Сент-Джуд», и видели, как монахини парами прогуливались по его территории в своих черно-белых платьях и с бусинками четок в руках.

  - Ты знаешь, Пол, - продолжал Аделард. – Я догадываюсь, почему исчезновение дано свыше именно нам, Морё. Скромные люди. Крестьяне во Франции, фермеры в Канаде. Я – бродяга… Возможно, с тобой это будет по-другому. Ты принадлежишь поколению, которое получит образование. Возможно, ты будешь представлять новое начало…

  Солнце садилось где-то позади церкви, бросая длинные тени на женский монастырь и монахинь в черном.

  - И я как-то себя спросил, Пол, что может произойти, если исчезновение достанется не тем людям – злым, недобросовестным, аморальным. И, больше того, мне становится страшно, когда я думаю о будущем, что может произойти со следующим поколением после тебя, если исчезновение будет использовано для какой-нибудь ужасной цели…

  И мы оба замолкли, наверное, вообразив себе возможность ужасной перспективы мира, когда у власти окажется исчезатель, стремящийся получить богатство и власть. Гитлер-невидимка – что может быть хуже? И без этой возможности он уже донельзя ужасен.

  - О, Пол, - воскликнул дядя Аделард, снова поняв мои чувства. - Мне жаль, что тебе придется нести бремя исчезновения.

  - Возможно, это уже будет не бремя, дядя Аделард, - сказал я, хотя сам не поверил тому, что сказал.

  Однажды, когда он ждал меня напротив школы, он сказал мне, что он уезжает из Френчтауна и Монумента.

  - Когда?

  - Через день или два. Но прежде мне нужно попрощаться со всей семьей.

  - Вы когда-нибудь вернетесь? - спросил я, испугавшись ответа.

  Мы пересекали Монументальный Парк, шли мимо статуй, установленных в честь памяти тех, кто не вернулся с войны.

  - Я никогда не забуду о тебе, Пол.

  Он многое рассказал мне, но еще было столько всего, чего я не знал.

  - Я боюсь, - сказал я, пытаясь удержать дрожь моего голоса. - Это - страшно…

  - Я знаю.

  - Я не собираюсь пользоваться исчезновением, - объявил я. - Я хочу, чтобы все осталось так же, как и было.

  - Это так, Пол?

  - Нет, - выдохнул я, и мне стало стыдно. Я подумал о своей тоске и желаниях, о книгах, которые хотелось написать, о странах, которые мне нужно было посетить, о славе и известности, по котором изголодалась моя душа. - Я хочу, чтобы все было так, как я хочу.

  Исчезновение не поможет мне писать книги.

  - Не зарекайся, Пол, - его голос был мрачным.

  Скачек интуиции, и я затаил дыхание. Я почти спросил: «Вы дали обет из-за того, что случалось с Винсентом?». Он сказал, что Винсент умер из-за него, и я не сумел заставить себя спросить его об этом. Вместо этого я спросил:

  - Куда Вы поедете?

  - Америка велика, Пол. Есть много мест, которые я еще не видел. А еще есть старые друзья, чтобы увидеть их снова там, где я уже побывал. Они - не семья, но в них мое утешение…

  - Вы действительно хотите уехать, дядя Аделард?

  - Жизнь полна вещей, которые тебе не хочется делать, но нужно. И ты когда-нибудь поймешь, что не все так плохо, как ты думаешь. Ты приспособишься ко всему. Но, главное, помни все, что я тебе говорил. Когда-нибудь ты об этом напишешь. Всегда будь осторожен. Жди следующего исчезателя. Это – твоя миссия, Пол, а раз это миссия, то…

  Мы больше не разговаривали. На прощание он обошел всех своих братьев и сестер, ненадолго побывав у каждого с долей веселья и нежного ребячества. «В следующий раз тебя будет ждать красивая женщина», - пошутил дядя Виктор, отвернувшись, найдя сомнение на его лице после этих слов.

  - Надеюсь, что  забастовка скоро закончится, - сказал дядя Аделард.

  Прежде, чем уйти, он обнял каждого из нас, поцеловал каждую из женщин и крепко пожал мне руку, и мне показалось трудным смотреть ему в глаза. - Я вернусь, Пол, - произнес он, когда мы обнялись.

  Через неделю или позже, когда я достал свой блокнот со стихами оттуда, где я его прятал, я нашел синюю косынку дяди Аделарда. Она была выстирана, проутюжена и аккуратно свернута на самой верхней полке в туалете над унитазом.

  После отъезда дяди Аделарда события «Сайлас Би» сделали исчезновение лишь частью прошедшего лета и его незабвенным волшебством наряду с уличными играми, набегами на сады и бойней на Мокасинских Прудах. Я с восхищением узнал то, чего не было в школе прихода Святого Джуда: внеучебную программу. Я начал посещать Клуб Драмы Юджина О'Неилла, где пробовал петь в хоре, сопровождающем спектакль «Пираты Пензанса», который готовили к предрождественскому вечеру.

  Я переписал на чистовик рассказ, который написал о мальчике и о его отце на фабрике для журнала «Статуя» и оставил его на столе у мисс Валкер. Она была факультативным консультантом этого журнала. Рассказу я дал название: «Ушибы в Раю», удовлетворившись контрастом между этими двумя словами, и нелегкой связью между ними.

  И однажды мисс Валкер попросила меня задержаться после последнего урока. И, когда зазвонил звонок, и я с нетерпением дождался, когда все выйдут из класса. Когда, наконец, мы остались одни, она посмотрела на меня и достала из ящика стола мою рукопись. Я тут же ее узнал, увидев на титульном листе свой почерк. Мне казалось, что все рукописи должны были быть представлены отпечатанными на машинке.

  - Это просто никуда не годится, - сказала она, все еще улыбаясь.

  - Я не знал, что это должно быть отпечатано на машинке, - сказал я. - Я это сделаю в следующем семестре.

  - Дело не в машинке, - сказала она, и ее улыбка стала шире, будто чему-то удивившись, она не спешила этим поделиться со мной. – Рассказ никуда не годится, Морё. Он не подходит для нашего журнала. Ничего из того, что здесь написано.

  Почему, разрушая мою жизнь, она улыбалась?

  - Я бы посоветовала, - ее голос был ровным и решительным. – В этом году сконцентрироваться на учебе. Переход из приходской школы в общественную достаточно труден. В следующем году вас ждет еще один переход - в другую школу, где вы будете учиться в старших классах. Я знаю, что вы пробуете свои силы в хоре «Пиратов Пензанса». Я думаю, что будет лучше, если вы это заберете и в первую очередь подумаете о своих оценках…

  От ее улыбки теперь повеяло холодом, таким же, какой был и в ее синих глазах. В них вообще не было места мягкости. Они были как лед, в котором отражалась синева зимнего неба.

  Я отвел свои глаза в сторону от ее улыбки и начал смотреть куда-то в пол. Я начал разглядывать собственные ботинки на резиновых подошвах, на которых остались пятна жидкого цемента, еще с отцовской фабрики. Они все равно бросались в глаза, несмотря на то, что я чуть ли не каждый день их изо всех сил начищал. Я подумал о том, что сказал мне Джуль: «Ты – Канак, Пол, и все, что ты им предложишь, им не понравится». Несмотря на замечания мисс Валкер, я отказывался принимать правоту Джуля. Я поднял глаза на мисс Валкер. Она перелистывала рукопись, ее нос сморщился, будто от страниц исходил неприятный запах.