К рассвету он принял решение: надо отправить ее в Джорджию к человеку, который хочет на ней жениться.

— Собирайтесь, — сказал он. — Пора уезжать.

Джеси удивил его мрачный тон. Но она была так рада, что они наконец уезжают, что не стала об этом задумываться. Наверное, он, так же, как и она, хочет забыть вчерашнее. Скоро они расстанутся и больше никогда друг друга не увидят. Так будет лучше, уверяла она свое тоскливо сжавшееся сердце.

Они выехали по холодку. Джеси с наслаждением вдыхала свежий утренний воздух.

— Дома у меня это самое любимое время года, — заговорила она, стараясь ослабить напряжение. — Каштаны, дубы, тополя, эвкалипты — все сверкает золотом на фоне синего неба, и это золото каплет на землю. И так много всего вкусного! — При этих словах ее желудок сердито заурчал. — Яблоки, тыквы, малина. Моя… моя тетка, — поправилась Джеси — она никак не могла отвыкнуть называть Виолетту мамой, — варила яблочное повидло в большом котле над костром, запах был незабываемый! Мелонга тоже научил меня готовить разные блюда, например суп из сушеной кукурузы.

— А нож бросать вас тоже Мелонга научил?

— Да. Чтобы я могла защитить себя.

— Я бы никогда не отдал вам нож, если бы знал, что вы умеете с ним обращаться, как воин-индеец. Он хорошо вас выучил. Скажите, когда вы вернетесь домой, вы будете заниматься врачеванием?

Джеси радовалась возможности поговорить, потому что, когда они замолкали, в воздухе повисало напряжение. Интересно, он тоже вспоминает прекрасную прошлую ночь?

— Нет. У жены плантатора много обязанностей. Она должна заниматься домом и слугами. У Майкла очень большой дом и масса слуг. Надо принимать гостей. Возможно, он выставит свою кандидатуру на какой-нибудь пост, и тогда…

— Он меня не интересует, — вдруг резко оборвал ее Люк. Потом спросил с презрением в голосе: — Эти слуги — они ведь на самом деле рабы?

— В семье Блейков негров никогда не называют рабами, — стала оправдываться Джеси. — И с ними хорошо обращаются.

— А они могут уйти от Блейков, если захотят?

— Нет, не думаю, — с запинкой сказала Джеси, затем торопливо добавила: — Но куда им идти? Как еще они будут зарабатывать на пищу, одежду, жилье? Блейки заботятся о них. Так было испокон веку.

— Все равно они рабы, и это несправедливо. Или вы не согласны? Вы считаете, что это хорошо — удерживать людей против их воли?

— Нет, не считаю.

— Но готовы выйти замуж за человека, который это делает.

Джеси минуту помолчала. Потом заговорила, старательно подбирая слова. Надо, чтобы он понял.

— А что он может поделать? У него тысячи акров земли, и ему не по карману нанимать батраков, чтобы обрабатывать эту землю. А плантация досталась ему по наследству — так же, как и работники, которых купил его дед.

— Все равно это несправедливо. Человек должен быть свободным. За это и сражается мой народ — за свободу и за землю, которая принадлежит ему по праву. А белые хотят ее у нас отнять. И наверное, не прочь превратить и нас в рабов.

Джеси вспылила:

— Какое у вас-то право наводить на нас критику. Позвольте вам напомнить, что если моя мать жива, то ее уже восемнадцать лет держит в рабстве ваше племя.

— Она вовсе не… — Люк осекся. Он чуть не сказал, что Солнечная Звезда вовсе не рабыня, что ее чтут и как вдову вождя, и как врачевательницу. Черт, надо избавляться от этой женщины: она не только постоянно вызывает в нем вожделение, но к тому же совсем заморочила ему голову. Того и гляди он нечаянно проговорится.

Джеси пристально смотрела на него.

— Она вовсе не что? — тихо спросила она. — Мне кажется, что вы все-таки что-то знаете о моей матери.

— Я не имел в виду вашу мать, — солгал Люк. — Я говорил о женщине с желтыми волосами. Она вышла замуж за вождя и полюбила его парод. И индейцы полюбили ее. Она вполне счастлива.

— Что ж, если она полюбила вождя, я могу это понять, — неохотно признала Джеси.

— Можете?

— Конечно. Я считаю, что, когда полюбишь, все остальное не важно.

— И вы испытываете такие чувства к человеку, за которого собираетесь выйти замуж?

Люку хотелось откусить себе язык. Ну чего ради он допытывается? Нет, надо поскорее с ней расстаться. Иначе, пожалуй, сваляешь дурака, нечаянно проговоришься, и у нее возникнут серьезные подозрения, будто он что-то скрывает о ее матери. А этого допустить нельзя. Пусть возвращается домой и не задумывается о том, что могла бы узнать, упорно доискиваясь правды.

И тут он заметил, что Джеси не ответила на его вопрос. Она следила за каким-то зверьком, бежавшим между скал. Нарочито меняя тему разговора, Джеси спросила, что это за зверек. Люк ухватился за возможность отвлечься от мучительных проблем и объяснил ей, что этих толстеньких рыжеватых зверьков здесь называют луговыми собачками.

— Когда они видят врага, они садятся на задние лапы столбиком и лают, как собачки, чтобы предостеречь других. Вообще-то их едят — нужно же какое-то разнообразие в пище. А наши мальчики учатся на них охотиться с луком и стрелами. Эти зверьки очень проворны и…

Люк внезапно натянул поводья и вскинул руку, давая Джеси сигнал остановиться.

Джеси, с интересом слушавшая про луговых собачек, проследила за его взглядом и потянулась за ножом, но Люк схватил ее за руку.

— Не надо, — сказал он. — Она нас не тронет.

Джеси, однако, не разделяла его оптимизма. Со скалы, угрожающе ворча, на них уставилась огромная кошка. Джеси казалось, что она вот-вот прыгнет.

— Застрелите ее, — прошептала она, увидев, что Люк не взялся за оружие. — Она сейчас бросится.

Словно поняв, что Джеси вынесла ей смертный приговор, пума открыла рот, обнажив огромные клыки, и издала рык, от которого у них застыла кровь в жилах.

И все же Люк не двигался. Вместо этого он вперил в пуму пристальный взгляд и заговорил с ней на языке команчей.

Охваченная ужасом, Джеси так вцепилась в веревочный повод, что он врезался ей в руку. Но к ее изумлению, пума рычала все тише, потом совсем умолкла, глядя на них сверху желтыми глазами. И наконец, раздраженно хлестнув хвостом, повернулась и исчезла между скал.

— Вот видите, — сказал Люк, заметивший, как побледнела Джеси. — Вовсе не обязательно убивать каждого, кого боишься. Иногда он уходит с миром.

— Она поняла, что вы ей сказали? — удивленно спросила Джеси.

— Кто знает? — Люк пустил лошадь. — Может быть, она поняла интонацию. Поняла, что я ей не сделаю дурного, если она нас не тронет. И ушла с миром.

— Но ведь так не всегда получается.

— Нет. Иногда приходится убивать того, кого боишься, чтобы спасти собственную жизнь.

Они поехали дальше. Джеси расспрашивала Люка о том, что окружало их, — не только потому, что ей это было интересно, но и чтобы не дать разговору коснуться интимного. При каждом взгляде на Люка она невольно вспоминала восторг, который они делили ночью, но твердила себе, что это надо забыть. Она даже попыталась думать о Майкле, но эти попытки были безуспешны. Как думать о Майкле, когда в памяти еще так свежи ласки Люка? Джеси мучили сомнения и угрызения совести: вдруг Майкл поймет, что она была близка с другим мужчиной? Захочет ли он тогда на ней жениться? Его и так ждет много неприятностей, например, правда о ее родителях. Не хватает ему еще представлять ее в объятиях другого. Придется притвориться, что ничего не было, и как-то самой в это поверить.

Но насмешливый внутренний голос говорил Джеси, что это ей не удастся: как можно забыть ночь любви с таким мужчиной, как Люк?

По пути им встретился дикобраз — Джеси никогда не видела такого зверя. Они с Люком наелись зеленых и жестких, но вкусных степных слив. Потом Люк подстрелил из лука степного тетерева, они вместе ощипали его около ручья, насадили на вертел и пообедали жареной дичью.

Впервые как следует наевшись, они устроились отдохнуть в тополиной роще, и тут Джеси, набравшись храбрости, спросила Люка:

— Куда вы меня везете?

— В место, которое называется Накогдочес. У меня там друг работает на станции. Он посадит вас на дилижанс, и вы отправитесь домой.