– Почему я был вынужден убить его, мама?

– Я и об этом много думала. Возможно, связь была так сильна, что требовалось ножом разрубить ее навсегда. Всю свою жизнь ты тосковал по нему, по его жизни, сильной и простой, вне добра и зла. Но уход от такой жизни был неизбежен, Каин. Теперь весь мир завоевал раздвоенный человек, прихвативший с собой тоску по прошлому и сделавший ее своим вечным спутником.

– А гнев, охватывающий меня, и буря, что делает меня безумным, – это его наследство?

– Возможно, – ответила она. – Но его никогда и ни в чем нельзя было упрекать, и ему самому не в чем было упрекать себя. Он безвинен, Каин.

– А я не такой?

– Нет, безвинным не может быть тот, кто осознает свою ответственность. Твоя воля свободна, Каин, а у него воли не было никогда.

Каин посмотрел вниз, на свою страну, на цветущий миндаль, на каналы, на полотно из полей-квадратов и на большой город вдали. – Да, чувство ответственности у меня есть, согласился он. – А вот со свободной волей похуже, ведь меня связывают тысячи обязанностей.

И тут он услышал ее смех – ясный, открытый, такой любимый.

Да, но ты сам связал себя ими, – возразила она. – По доброй воле. И несмотря ни на что, цена эта оказалась значительно меньше, чем награда, которую ты получил.

А какова она? – спросил Каин, полагая, что уже знает ответ: богатство, власть. Но она удивила его, сказав:

– Соучастие, Каин. Ты все еще играешь с мыслью, что ты соучастник в игре, но на самом деле ты стоишь в стороне. А там, внизу, твоя страна, твой народ, твоя жена и твои дети. Они не игрушки, игра должна была закончиться много лет назад. Когда ты наконец поймешь это, ты станешь взрослым.

Каин вновь посмотрел на свою страну, она лежала перед ним, открытая и беззащитная. И вдруг, когда взгляд его дошел до границ и он увидел землю шумеров, лежавшую на другом берегу, он почувствовал угрозу и напугался. Сатана тебя возьми, надо скорее возвращаться!

Еще одно хотела сказать ему Ева:

– В наследство от отца ты получил и кое-что хорошее – силу, огромную силу.

Каин кивнул. Ему хотелось закончить этот разговор.

Времени на путешествие в себя, на размышления и скорбь сейчас не было. Его личные тяготы отодвинулись, став ничтожно малыми.

Откуда появилось чувство угрозы?

Стоит ли доверять ему?

Уже в полумраке доскакал Каин до города, отдал коня страже и побежал в башню, к Бек Нети и Энки. Он так спешил, что даже не обратил внимания на мелькнувшее в их глазах облегчение, а коротко и четко произнес:

– Я хочу, чтобы вы немедленно собрали достаточное войско на восточной границе. Сейчас же, нынешней ночью.

– Ты что-нибудь узнал? – Лицо Бек Нети стало более жестким.

– Ничего явного. Но у меня предчувствие.

Он немного боялся, что верховный военачальник поднимет его на смех и отмахнется от его предостережений. Но Бек Нети и Энки тут же повиновались; вскоре помещение заполнилось начальствующими над войском, а чуть позднее двадцать гонцов оставили город и поскакали к полкам на всех границах.

Проследив за тем, как выполняются приказы, Каин наконец сказал:

– Бек Нети, я хочу, чтобы ты сам поехал к войску, расположенному на границе с шумерами. Никому, кроме тебя, не удастся придать воинам мужества, если нападение произойдет уже нынешней ночью.

Бек Нети кивнул и покинул комнату.

– Итак, Энки, – обратился к другу Каин, – сколько людей сейчас на границе?

Получив ответ, Каин успокоился. Дополнительные силы были стянуты к опасному рубежу сразу же после смерти шумерской царевны, ведь верховный военачальник и его сын тоже чуяли опасность.

– А что мы знаем о войске шумеров?

– Шум Эт хорошо воспользовался передышкой, – с горечью ответил Энки. – Раньше у него никогда не было столько войска. Эта проклятая затея с женитьбой на шумерской царевне всего лишь предлог, чтобы выиграть время и вооружиться.

Кровь бросилась Каину в лицо от стыда и злости. Стыда за то, что он поставил Нод в тяжелое положение, и злости за то, что позволил Шум Эту втянуть себя в игру. Пока жертвами ее пали только царица и мертвый ребенок, но этим дело не кончится.

Энки заметил состояние Каина, но все же дал волю негодованию:

– Я уже говорил, Каин: ты избрал унижение и получишь войну.

Каин тяжело кивнул:

– Ты прав. Я совершил большую ошибку.

И, как много раз прежде, Энки почувствовал, как потеплело на сердце, и против воли испытал восхищение Каином. Он обнял своего царя и сказал:

– Не беспокойся. Мы справимся.

Натие Каин нашел во дворце, в спальне, она сидела на стуле и держала на коленях его саблю. Мальчики носились вокруг нее. Каин по очереди поймал каждого из них и подбросил вверх, чувствуя при этом, как беспокойно бьется его сердце.

Натие он сказал:

– Со мной случилось нечто выпустившее бурю на волю, и я вынужден был бежать. Но теперь это уже неважно. Натие, я понял, что война неизбежна.

И рассказал ей об угрозе, которую почувствовал, глядя с горы на их страну. И о словах Энки, что шумерский царь воспользовался отсрочкой, предоставленной ему постыдным браком, чтобы вооружиться.

Натие с болью и страхом почувствовала, как по ней волной прокатился гнев. Опять надвигается страшная беда; беспомощная, словно в детстве, она еще раз увидит, как мужчин, которых она любит, вновь поведут на бойню.

Ночь прошла беспокойно, по городским мостовым стучали подковы, колесницы катили в сторону шумерского рубежа. Скрипу колес вторила чеканная поступь воинов…

– Нин! – вдруг спохватился Каин. – Я должен сообщить ей обо всем.

– Поздно, Каин. Она спит.

– Вряд ли, при таком шуме. – Но, вернувшись из башни, он сказал, что Нин действительно спит как дитя.

– Я пойду к ней утром, – сказал он.

Каким-то образом им все же удалось ненадолго заснуть, лежа рядом в большой постели. В одно из коротких пробуждений Натие промолвила:

– А девочка, которая должна родиться…

Что она имела в виду, было не совсем ясно, но Каин вдруг почувствовал, как сердце в груди сжалось, и подумал: «Вполне возможно, что это тоже будет сатанинское отродье. То, что дети хорошо сложены больше счастливый случай, но наследственные черты могут проявиться еще раз».

Но эту мысль он отогнал – не время сейчас разбираться со своими бедами; и все же какое-то утешение было.

А потом он заснул.

Заблаговременно, еще до восхода солнца, до того, как ему нужно было подняться на башню и зажечь огонь, он разбудил Нин и сообщил ей о происходящем. Нин кивала, все понимая, ведь она пробудилась ночью от шума передвигающихся войск.

– Через час я ускачу к границе, – сказал ей Каин. – Ты возьмешь на себя мои обязанности. Задавай вопросы, когда чего-то не понимаешь. С этого утра ты должна вновь зажигать на башне огонь. Надеюсь, ты еще в силах подниматься по лестнице.

– Само собой разумеется, – ответила Нин. Она была спокойна и уверенна: да, ответственность за страну она возьмет на себя, ведь прежде она управляла разумно, с полным знанием дела.

– Если будут плохие вести, переведи Натие и детей в башню, – попросил он.

– Да, сегодня же. Я уже подумала об этом, – ответила Нин.

Он долго смотрел на старую женщину, заражаясь ее спокойствием. Потом оглядел комнату – раньше ему не приходилось бывать здесь.

Стену украшало изображение юноши, почти ребенка. Он напомнил Каину кого-то. Потом Каин понял: мальчик, изображенный на стене, похож на Авеля.

– Это мой самый младший, – пояснила Нин, следившая за его взглядом.

– Как он умер? – спросил Каин, словно выпустив стрелу из лука – в самого себя.

– Его задушил старший брат, – пояснила Нин. – Вот почему я была вынуждена убить старшего – братоубийца не может жить среди нас.

Каин побледнел, а она, забеспокоившись, подумала: «Какой он чувствительный! И как только он справится с этой войной?» Но вслух произнесла:

– Это было давно. Еще до того, как ты родился, Каин.

И тут он услышал донесшийся из храма крик Энки: