– Наверное, я устал, – подобрал он предлог и постучал пальцами по столу. – Но то, что ты предлагаешь, Альфред, мне кажется очень интересным.

Веснушки на молодом лице ван Хоора окрасились в красный цвет.

– Я очень рад, – сказал он. – Мои рассуждения просты: если за приглашенными будут наблюдать видимые охранники, никтоперед ними ничего делать не будет. Террорист уберется подальше от видимых охранников, как только сможет. Необходимо образовать из наших людей новый отряд, который я назвал тайной видимой охраной. Они будут в цивильной одежде, без беджей-удостоверений, и будут подавать сигналы тревоги группе вмешательства…

«Иаков, борющийся с ангелом» – первый оригинал коллекции «Рембрандт», который представят публике. Поэтому излишняя предосторожность не повредит. Никто картины еще не видел, но известно, что для фигур использованы Паула Кирхер («Ангел») и Иоганн ван Аллен («Иаков») и что картина основана на одноименном холсте Рембрандта. Одежды практически не будет, и их стоящие миллиарды, подписанные собственноручно ван Тисхом тела будут опасно уязвимы на протяжении тех четырех часов, что будут продолжаться прием и презентация. От этого служба безопасности и отдел ухода за картинами выходили из себя.

– Интересно, – заметила Рита, – нельзя ли во время кризисной ситуации превратить половину группы видимой охраны в группу вмешательства?

Босх хотел что-то ответить, но его опередил ван Хоор:

– Снова один и тот же разговор, Рита. Группа видимой охраны не замаскирована, а значит, они официально являются частью персонала Фонда. Это означает, что на них должна быть особая униформа. А под костюмом, разработанным Нелли Зигель для охранников-мужчин, спрятать пуленепробиваемый жилет почти невозможно. А уж женщины-охранницы вообще не моглибы его надеть. Даже электронаручники не могли бы взять.

– Безопасность картин не должна зависеть от одежды охранников, – обиженно изрекла Рита.

Босх закрыл глаза, словно так он мог перестать слышать. Меньше всего в этот момент ему нужна была ссора сотрудников. Его все так же мучила головная боль.

– Фонд заинтересован во внешнем видене меньше, чем в безопасности, Рита, – не сдавался ван Хоор, которому в отличие от Босха спорить хотелось. – Ничего не поделаешь. Если в углу должны стоять десять человек охранников, они должны привлекать к себе внимание. По мере возможности даже их волосы должны быть одного цвета. «Симметрия, фусхус,симметрия», – добавил он, сносно подражая напыщенному тону Стейна.

В эту минуту вошла Никки. Босху показалось, что впустили чистый воздух.

– Альфред, Рита, пожалуй, мы прервем ненадолго этот приятный разговор. У меня дела со следственной группой.

– Как хотите, – разочарованно согласился ван Хоор. – Но нам еще нужно обсудить средства идентификации.

– Потом, потом, – сказал Босх. – Я договорился пообедать с Бенуа, но – все внимание – перед обедом, слышите, перед обедом у меня будет несколько минут, когда мне будет нечего делать.Удивительно, не правда ли? Я посвящу их вам.

Рита и Альфред с улыбкой встали.

– Все под контролем, Лотар, – сочувственно сказала Рита, выходя из кабинета. – Не мучайся.

– Постараюсь смотреть на все с положительной стороны, – ответил Босх и с удивлением понял, что именно такой ответ иногда давала ему Хендрикье, чтобы он замолчал.

Когда дверь затворилась, Босх охватил голову обеими руками и медленно выдохнул. Никки, сидящая перед ним так, что вершина тупого угла стола почти указывала на нее, смотрела на него с довольным видом. В это утро на ней был пиджак и узкие брюки канареечного цвета в тон ее великолепным лимонным волосам. Белые наушники венчали ее, как корона.

– Я могла бы прийти чуть раньше, – сказала Никки, – но мне пришлось приводить себя в порядок, потому что мы всю ночь просидели перед компьютерами – Крис, Анита и я. Мой внешний вид служащей Фонда сегодня утром оставлял желать лучшего.

– Понятно. Имидж прежде всего. – Улыбка Босха отразила сверкающую улыбку Никки. – Будь добра, только хорошие новости.

Она передала ему бумаги и пояснила:

– Схожие морфометрические данные, значительный опыт в портретах и протезах из керубластина. Все занимались трансгендерным искусством, изображая гермафродитов или фигуры разных полов. И их местонахождение неизвестно: мы не смогли с ними связаться даже через художников или бывших хозяев.

Босх просматривал бумаги, которые Никки разложила на столе.

– Их почти тридцать человек. Больше сузить круг не можете?

Никки покачала головой:

– В пятницу в списке сначала было больше четырехсот тысяч человек, Лотар. За выходные мы смогли сузить круг поиска: пять тысяч, двести пятьдесят… Анита вчера подпрыгнула от радости, когда остались сорок два человека. Сегодня утром мы смогли с абсолютной точностью отбросить еще пятнадцать человек. Это самый лучший результат.

– Знаешь, что мы сделаем… Знаешь, что…

– Выпьем пару таблеток аспирина, – усмехнулась Никки.

– Да, для начала неплохая идея.

Нужно было действовать осторожно. Никки и ее команда не были частью кризисного кабинета, как высокопарно окрестили тот комитет из «Обберлунда», а значит, они ничего не знали о Художнике и об уничтожении картин. Знали только, что необходимо найти человека, опытного в использовании керубластина, с определенными данными лицевой морфометрии. С другой стороны, не допускать их к расследованию абсурдно. «Одна Тея не сможет отследить оставшихся двадцать семь человек», – подумал Босх.

– Человек не может испариться, даже если это бесполое украшение, – сказал он. – Ищите их везде, даже под камнями: расспрашивайте родственников, друзей, последних хозяев…

– Это мы и делали, Лотар. Никаких результатов.

– Если нужно, задействуй группу Ромберга. У них есть возможность оперативно передвигаться с места на место.

– Мы можем их искать хоть целый год, результаты будут те же, – ответила Никки, и Босх заметил, что усталость порождает в ней раздражение. – Может, они умерли или лежат в какой-нибудь больнице под чужим именем. А может, бросили эту профессию, кто их знает. Мы не сможем их вычислить. Почему бы нам не обратиться в Европол? У полиции есть для этого лучшие средства.

«Потому что тогда узнает «Рип ван Винкль», – подумал Босх. – А после «Рип ван Винкля» – Художник». Они с Вуд решили, что обратятся к «Рип ван Винклю» только в случае крайней необходимости. Они считали, что осведомитель Художника был членом кризисного кабинета, а значит, все действия этой системы будут для преступника совершенно безобидны. Он постарался придумать правдоподобный предлог:

– Полиция никого не ищет, пока к ним не поступает заявление, Никки. И даже если какой-то родственник и заявит об исчезновении одного из этих полотен, полицейские работают в своем временном режиме. Придется это делать нам.

Никки смотрела на него скептично. Босх понял: она слишком умна, чтобы не заметить, что это поверхностный предлог, потому что, если бы Фонд попросил, Европол заплясал бы танец живота даже без всякого заявления в полицию.

– Хорошо, – помолчав, сказала Никки. – Я задействую группу Ромберга. Мы поделим работу.

– Спасибо, – искренне поблагодарил Босх. «Никки, ты намного умнее,чем я подозревал», – восхищенно подумал он.

Зажужжал коммутатор, и послышался голос оператора:

– Господин Босх, на третьей линии господин Бенуа, но он сказал, что, если вы очень заняты, я сама могу задать вам его вопрос. А на второй линии ваш брат.

«Роланд, – подумал он. Не в силах удержаться, он украдкой бросил взгляд на фотографию Даниэль. Девочка лукаво улыбалась ему. – Господи, наконец-то Роланд».

– Скажите Бенуа… О чем он хочет меня спросить?

Бенуа хотел подтвердить, что они сегодня вместе обедают в его кабинете. Босх нетерпеливо ответил, что да.

– Пусть мой брат подождет на линии, – сказал он и обернулся к Никки: – Узнай, где они сейчас. Не отбрасывайте никого, пока не убедитесь, что он умер, продан или выставлен на аукцион.