Изменить стиль страницы

Когда послышался голос Никки, он чуть не расплакался.

Похоже, Никки была в еще худшем состоянии.

– Куда ты подевался? – взорвался в трубке ее энергичный молодой голос. – Мы тут все…

– Послушай, Никки, – перебил Босх. И на секунду замолчал, прежде чем продолжить.

«Прежде всего важно говорить спокойно».

– Вам, наверное, много всего надо мне рассказать, – сказал он. – Но первым делом мне нужно кое-что знать… Где Ниэль? Где моя племянница?

Ответ Никки последовал сразу, словно она с самого начала ждала этого вопроса. Босх снова почувствовал благодарность за ее щедрую эффективную поддержку.

– В безопасности, в эвакуационном фургончике, не волнуйся. Все под контролем. Просто «Девочка в окне» – однофигурная картина, и стояла она отдельно, как «Титус» или «Вирсавия», поэтому группа ван Хоора эвакуировала ее раньше, чем другие, более сложные картины.

Босх прекрасно понял объяснение и на секунду потерял дар речи от внезапного прилива облегчения. Но тут его внимание привлекло другое.

– Но большинство картин все еще здесь. Более того, они снова выходят из фургонов. Я не понимаю.

– Пять минут назад эвакуацию отменили, Лотар.

– Что? Это абсурд!.. Землетрясение может повториться в любую минуту… И второй раз конструкции могут не выдержать…

Никки перебила его:

– Это было не землетрясение. И не дефект в конструкциях навесов, как мы думали до недавнего времени. Нам только что звонил Хоффманн. Это все штучки отдела искусства, о которых никто не знал, даже отдел ухода и большинство сотрудников самого отдела искусства… Что-то, связанное с картиной «Христос» – оказывается, это интерактивный перфоманс со спецэффектами, и никто об этом не знал.

– Но «Туннель» шатался сверху донизу, Никки! Он чуть не рухнул!

– Да, здесь, в вагончике, мы заметили это по вибрации мониторов, но, похоже, он все равно не упал бы.Все было подстроено. По крайней мере так говорит Хоффманн. Он утверждает, что все было под контролем, что картины не пострадали и что он не совсем понимает, почему началась волна паники. Твердит, что вибрация «Туннеля» была не такой уж и сильной и что было очевидно, что это часть художественного замысла, потому что все началось именно после того, как «Христос» скончалсяна кресте, испустив крик…

Тут Босх вспомнил, что все началось с крика.

– В общем, – пожаловалась Никки, – мы тут ничего не поняли, конечно, но ведь это современное искусство, и не нужно пытаться его понять, верно?… А кстати, Мэтра и Стейна никто не может разыскать. И Бенуа чуть не по стенам бегает…

Несмотря на двойное облегчение, испытанное от сознания, что Даниэль в безопасности, а то, что выглядело катастрофой, на поверку оказалось не таким проблематичным, как ему представлялось, Босхом овладело нечто вроде раздражения. Он огляделся и увидел в сгущавшемся вечернем сумраке мерцающие огни и кутерьму полицейских за ограждениями. Услышал жалобу сирен «скорой помощи». Заметил смятение, угадывавшееся на лицах картин, сотрудников отдела по уходу за полотнами, охранников, технического персонала и посетителей; растерянность и страх, отраженные в глазах людей, с которыми он разделил эти мучительные минуты. «Штучки»отдела искусства? Часть «художественного замысла»? Картины «не пострадали»? «А публика, Хоффманн? О зрителях ты забыл?» Возможно, есть тяжелораненые!.. Понять этого он не мог.

– Лотар?

– Да, Никки, что там? – ответил все еще возмущенный Босх.

– Лотар, пока я не забыла: мисс Вуд звонила нам раз сто. Она хочет знать, цитирую буквально: «…куда, черт возьми, ты подевался и почему не отвечаешь на звонки…» Мы тут пытались объяснить ей происшедшее, но ты же знаешь, какова шефиня в гневе. Начала на всех гнать. Ей плевать, пусть даже весь мир провалился бы и ты оказался бы под землей, она хотела говорить с тобой, только с тобой, исключительно с тобой. Срочно. Прямо сейчас. У тебя есть ее номер?

– Да, думаю, да.

– Если нажмешь на кнопку неотвеченных вызовов, наверняка попадешь на нее. Ни пуха ни пера.

– Спасибо, Никки.

Набирая номер Вуд, Босх взглянул на часы: 21:12. Неожиданный порыв пахнущего краской ветра качнул полы его пиджака и окатил прохладой вспотевшую спину так, что ему полегчало. Он заметил, что рабочие отдела искусства выводили картины с площади. Наверняка их хотели собрать в вагончиках. Почти на всех картинах были халаты. В толпе сверкали крылья Ангела.

Он подумал, что же такое важное хочет ему сказать Вуд.

Поднес телефон к уху и подождал.

21:12

Даниэль Босх сидела внутри темного фургона. Машина где-то остановилась, но она не знала почему. Она предположила, что, может, водитель кого-то ждал. Он с ней не говорил, ничего не объяснял. Просто молча сидел за рулем, в темноте, – еле очерченный слабым светом, проникающим сквозь ветровое стекло, силуэт. Даниэль, привязанная к своему сиденью четырьмя ремнями, дышала ровно, пытаясь сохранять спокойствие. Она все еще была одета в длинную рубашку «Девочки в окне» и окрашена четырьмя толстыми слоями масла, которые полагались ее персонажу. Когда она ощутила землетрясение, то побоялась, что какой-нибудь слой краски может отойти от кожи, но теперь она видела, что этого не случилось. Она принялась вспоминать родителей. Сейчас, когда страшное было позади, ей хотелось поговорить с ними и еще с дядей Лотаром и сказать, что с ней все в порядке. Вообще-то ничего с ней не произошло: через несколько секунд после того, как «Туннель» начал содрогаться, к ней подошел очень любезный господин и провел ее наружу, освещая путь фонариком. Потом, пристегнув ее к сиденью в задней части фургончика, он выехал из Музеумплейн. Даниэль не знала, куда они поехали. Сейчас, припарковавшись в темноте, водитель ждал.

Неожиданно силуэт задвигался, встал и посмотрел в ее сторону. Девочка глядела на него с неким беспокойством. Это был высокий, на вид очень сильный мужчина. Потом он подошел. В слабом свете, еще проникавшем внутрь автомобиля, Даниэль смогла разглядеть, что мужчина улыбается.

21:15

Сразу после разговора с Вуд Лотар связался по радио с Никки. Руки его дрожали.

«Невозможно. На этот раз Эйприл ошибается».

Никки удивилась его первому вопросу не менее, чем он сам.

– Эвакуированные картины? Господи, Лотар, они в полном порядке. Наверное, немного напуганы, но не повреждены. Их отвезли в гостиницу, но в номера не заводили. Они в фургончиках, припаркованных в гараже гостиницы.

Это была дополнительная мера безопасности. Только соответствующий персонал мог отвести картины в номера. Единственная обязанность эвакуационной группы заключалась в том, чтобы удалить их от возможной опасности.

– Значит, они в гараже гостиницы? – не унимался Босх.

– Именно. Мы обсуждали это на последнем совещании, помнишь? И решили не перевозить их сразу же в «Старое ателье», потому что Альфред сказал, что в «Ателье» этой ночью будет пусто, все закрыто, а мы не хотели выставлять дополнительную охрану…

Босх помнил. В этот момент он готов был повесить трубку, но приказ Вуд был однозначным: он должен удостовериться.

– Все ли картины в гараже в данный момент?

– Все. Чего ты боишься?

– Датчики фургонов работают?

– Без проблем. У нас на экране сейчас все сигналы.

– Все?

Никки заговорила с материнским терпением:

– Все, Лотар. Не волнуйся больше за Даниэль. Она спрятана в бронированном фургоне и…

– Ты можешь назвать мне эвакуированные картины?

– Конечно. – Никки произнесла названия с небольшими паузами, и Босх подумал, что она читает их с экрана: – «Вирсавия», «Девочка в окне», «Еврейская невеста», «Титус» и «Сусанна и старцы».

– Только эти пять?

– Только эти. Остальные должны были вот-вот выехать, но тут эвакуацию отменили.

– Прямо сейчас на экране правильно видны сигналы из всех пяти машин?

– Так точно. Лотар, что-то случилось?