— Мы за вами, эвакуировать, — выкрикнул он. — Запрыгивайте по-быстрому! — Он махнул в сторону кузова. — Rapido, molto rapido! [60]

Несколько деревенских кинулись к грузовику, протянутые руки втянули их в кузов.

— Постойте! — крикнула Ливия. — Если мы сейчас уедем, деревня будет сметена!

— Ничего не поделаешь, — кротко сказал Дон Бернардо. — Нам остается только молиться, а это мы можем и в более безопасном месте.

— Надо рыть траншею! — сказала Ливия, оглядывая окрестности. — Ров, чтобы отвести лаву. Разве не стоит попытаться? Иначе сгорят наши дома.

— Ливия дело говорит, — поддержал Нино. — Можно попытаться.

— А как же молиться? — спросил кто-то.

— Будем рыть и молиться.

— Нам тут недосуг с вами торчать, — заметил водитель грузовика. — Нам надо в Черкола. Хотите эвакуироваться, давайте — либо сейчас, либо никогда.

— Мы все же рискнем остаться, — сказал Нино.

Водитель грузовика не заставил себя упрашивать.

Оставшиеся жители, вооружившись кирками и лопатами, полезли в гору, к виноградникам.

— Здесь! — сказала Ливия, указывая на небольшую лощину. Она тянулась прямо по склону, но слегка под углом.

— Если удастся прорыть достаточно глубокий и широкий ров, он, может быть, отведет лаву в сторону от домов.

Разметили колышками траншею шириной в двадцать футов.

— За дело! — сказал Нино, поплевав на руки и берясь за кирку.

Ливия взмахнула мотыгой, выбив комочек каменистой земли из грунта. Сколько же потребуется сил? Она копнула снова и снова, кирка сверкала в отблесках пожара, — одна из дюжины других, вздымаемых жителями Фишино, вступившими в схватку с горой.

Копали все — мужчины, женщины, дети, хотя их осталось от прежнего числа всего горстка. Дело продвигалось медленно. Земля была каменистая, работать было тяжело.

Они копали, а небо поливало их потоками мелких камней. Выпрямившись, чтобы утереть заливавший глаза пот, Ливия с ужасом убедилась, что лава теперь уже всего в нескольких сотнях ярдов, так близко, что чувствовался запах горевших сосен.

— Траншея недостаточно глубокая… — растерянно проговорила она.

— Несите матрасы! Что-нибудь, чтоб преградить путь! — выкрикнул ее отец.

Ливия кинулась к сараю, впрягла Пришиллу в тачку, нагрузила тачку доверху матрасами и стульями. Толкать перепуганное животное, чтобы тянуть груз к лаве, оказалось делом нелегким, и потом немало страха натерпелась Ливия за несколько минут, пока укладывала груз по краям рва. Другие подтаскивали камни и ветки, отчаянно пытаясь поднять кромку повыше.

А над ними лава уже подошла к полям на окраине Фишино. Наползла на каменный коровник и раздавила его, как картонную коробку. Фруктовые деревья воспламенялись одно за другим, пламя ревело меж ветвей, оголяя их, оставляя ненасытной лаве лишь почерневшие стволы. Ливии жаром палило прямо в лицо, в горле першило от дыма. В считанные минуты жар сделался невыносимым. Один за другим люди сгонялись со своих мест под напором стены раскаленного угля, сметавшей все на своем пути.

Искры плясали в воздухе. Их были тысячи, подобно крохотным горящим стрелам, каскадом летящих на деревню. Сеновал, в котором Ливия и Энцо впервые слившись, катались в сене, со страшным треском подняло на воздух, и ярко-желтое пламя вспыхнувшего сена контрастом взвилось на фоне темно-красной лавы. Над горящей крышей взметнулся новый фонтан искр, они грянули на землю, огнем занялась сухая трава. Крестьяне пытались сбить огонь на земле лопатами, старыми мешками, даже своей одеждой, но язычки пламени, как шустрые котята, проскальзывали между ног. Люди бежали с ведрами к колодцу, вставали живой цепью, чтобы тушить огонь, но через мгновение раздался крик — кто-то плеснул себе на руку водой из ведра. Вода жгла кожу. Еще пара минут, и сам колодец опустел, из его глубин оглушительно зашипело: гора, всосав в себя всю воду, исторгла из себя лишь дым и пар.

Теперь нам уже ничто не поможет, сказала себе Ливия.

Но тут лава словно замедлила свой ход. Стена огня, дойдя до траншеи, замерла, помедлила мгновение, и полилась в узкий ров, заполняя его. Радость прорвалась в нестройных криках измученных людей. Но вот огненно-красный язык взметнулся у ближайшего края траншеи и перетек через край внутрь. В основном ров устоял, рухнул лишь крохотный отрезок, всего футов в шесть длиной, но через него, как по носику кастрюльки, лава ручьем потекла прямо на людей.

— Тачку! — выкрикнул Нино. — Катите тачку!

Пришилла все еще была впряжена в нее. Ливия помогла отцу снять упряжь с перепуганной буйволицы. Упершись спинами в тачку, отец с дочерью попытались подпихнуть ее к прорехе в траншее. К ним присоединились другие. Подкатившись к траншее, тачка занялась огнем. Все отскочили назад. Кроме Нино, толкнувшего тачку прямо на огонь и лишь на миг опоздавшего от нее оторваться.

Внезапно, на глазах у Ливии, ее отца как будто подкинуло в огонь. Пламя крыльями взметнулось у него за спиной, черный дым взвился над головой. Ливия услыхала душераздирающий вопль, и поняла, что кричит она сама. Обе они с Маризой кинулись вытаскивать отца из огня, пробиваясь сквозь вставший плотной стеной невыносимый жар. Своими телами дочери пытались заслонить отца от пламени.

Тачка с минуту ярко полыхала, потом красный огненный каток неумолимо перевалил через нее и, набирая скорость, устремился прямо к центру деревни.

Лишь через час измученный, тяжело дыша, добрался Джеймс до аэродрома в Терциньо. Сначала охрана приняла его за беженца, которому требовалась медицинская помощь: и лишь слегка счистив пепел и грязь с формы, Джеймс смог убедить их, что он офицер и что ему необходимо срочно видеть начальника авиабазы.

К моменту, когда его провели к командующему, Джеймс внешне уже вполне владел собой, хотя тревога в нем нарастала с каждой утраченной драгоценной минутой. Нелегко было убедить этого человека, что начавшийся с неба легкий камнепад на самом деле способен вывести из строя все имеющиеся военно-воздушные силы, и когда Джеймсу наконец это удалось, оказалось, что еще трудней организовать подъем в воздух восьмидесяти восьми бомбардировщиков, многие из которых не имели даже радиосвязи. К моменту, когда первые бомбардировщики стали выруливать на взлетную полосу, с неба проливным дождем грянул поток легких камешков, бомбардируя жестяные крыши временных аэродромных построек, отскакивая от крыльев В-25-х, выстроившихся в очередь на взлет.

— Вроде не так уж и сильно валит, — сказал командир, косясь на Джеймса. — Но, пожалуй, лучше перестраховаться, чем потом жалеть…

— Это только начало, — сказал Джеймс. — Через четверть часа посыплются камни раз в десять крупней.

— Ну, тогда бы мы… — начал командир, но внезапно его слова были заглушены громкой какофонией теперь уже лавиной грянувших камней.

Джеймсу показалось, что вот-вот их погребет заживо, — будто металлический барак, в котором они находятся, всего лишь крохотная коробочка в огромной норе, и чья-то гигантская рука засыпает ее сверху громадными пригоршнями камней. Разговаривать было практически невозможно. Снаружи на взлетном поле еще один самолет попытался подняться в воздух, его крылья на глазах сотрясались под градом камней величиной с грецкий орех. Сначала камни усыпали взлетную полосу: потом первый слой плотно лег черным ковром, впитывая последующие потоки камней, быстро увеличившие его толщину. Выстроившиеся на взлет самолеты резко затормозили, один, бешено забуксовав, справляясь со скоростью, уткнулся носом в землю.

Командир распахнул дверь. Тотчас с полдюжины камней влетело внутрь. Мигом захлопнув дверь, он наклонился, поднял один.

— Легкий, как пинг-понговый шарик! — буркнул он.

И вмиг разжал пальцы.

— Горячий, сволочь!

По всему полю экипажи В-25 разбегались по постройкам, руками прикрывая головы от вездесущих камней.

— Можете одолжить мне какой-либо транспорт? — проорал Джеймс. — Мне необходимо снова вернуться на гору.