Я открыл глаза. В покореженном салоне стояла абсолютная тишина и витало напряжение. Поднял голову.

Колян сидел в проходе, его голова была откинута назад и зафиксирована Настиным коленом. Для пущей надежности со стороны горла к ней был прижат большой армейский нож. Кстати, тоже не простой, заговоренный, хотя до катаны ему далеко. Глаза вампира были вытаращены от удивления и ужаса. С переднего сидения на ведьму смотрело дуло Саниного автомата, который та безуспешно пыталась достать черной плетью в подпространстве, чтоб заблокировать. Но хоть автомат стрелял и обычными пулями, заговор от подобных блокировок на нем стоял, и это мешало ослабленной ведьме его зацепить. На другом сидении сидел Семен с гримасой боли на лице, правая половина которого алела от ожога. В руке он держал поднятую вверх гранату, а в другой красовалась чека от оной. Настин пистолет, зажатый во второй руке, плавно перемещался с берсерка на водилу в поисках оптимального противника. Кажется, акт драмы под названием «пробуждение ведьмы во вражеской машине» я пропустил и вижу только концовку.

Немая сцена часть вторая. Накал страстей достиг апогея, и если их срочно не разрядить, у кого-нибудь сдадут нервы и получится то самое Эльвирино «тройное убийство». А то и четверное и пятерное, если учитывать гранату в руках Семена.

Колян всхлипнул, и это побудило начать действовать.

— Насть, оставь! — я попытался подняться, но не тут то было! Руки, ноги, все тело были будто ватными! Голова кружилась, хоть возможность соображать и оставалась. Более того, мой властный окрик, сорвавшись с губ, превратился в тонкий хрипящий всхлип. Да, хреново!

— Все, видишь, он очнулся! — констатировал Санек, глядя ведьме прямо в глаза. Настин пистолет забегал быстрее. Видно, она хотела уделить мне внимание, но боялась отвернуться, чтоб не получить пулю в затылок.

— Настя, опусти пушку, это свои… — прохрипел я.

— Это? Свои? Издеваешься? — ее голос был на грани истерики.

— Нет. Опусти оружие. И отпусти Коляна.

— Он вампир.

— Я знаю. Этот вампир заштопал в тебе дырку и поставил на ноги.

Она соизволила наконец посмотреть на меня, но краем глаза. Основное внимание все же осталось приковано к сидящим на передних сидениях.

— Это правда. Веришь?

— Что все это значит? Где мы? — в ее глазах сквозили испуг и изумление. И даже не могу сказать чего больше.

Но ответить я не успел, тошнота подступила к горлу, и я почувствовал, что опять теряю сознание.

— Назаренко! Очнись! Да очнись же! Ты, подлец, сделай что-нибудь!

Кто-то остервенело хлестал меня по щекам. И у этого «кто-то» был Настин голос.

— Не могу. Я пустой. Я все тебе отдал. — Это уже голос доктора.

— Зачем?

— Ты нам нужна. Он согласился, добровольно…

— А если б ты его убил? Он же на грани!

— Не убил же. — Тяжко выдохнул вампир. — Все под контролем.

— Знаю я вас, уродов! Под контролем у них! Давай, что сидишь столбом! Делай хоть что-нибудь!

Потом была какая-то возня.

— Дай сюда!

— Я…

— Я тебе не доверяю!

Потом укол, в нос ударил резкий запах, шибанувший по мозгам. Аммиак. Потом еще раз, сильнее. И еще.

Я вывалился из спасительного полузабытья и тяжело задышал всей грудью. Радужные круги мгновение повертелись перед глазами, а затем сквозь них проявилась картинка.

Настина грудь. Весьма и весьма недурная, даже в залитой кровью порваной блузке. Пытаясь побороть тошноту, я опустил глаза. Прямо на ее голые коленки, которыми она стояла на сидушке рядом со мной. Неплохие коленки, должен заметить! Весьма и весьма! Да, повышенный гормональный уровень после отключки, как и в прошлые разы, остался, но лицезреть живые ножки и груди было гораздо приятнее, чем потусторонние. Пусть даже и ангельские.

«О моих, как обычно, не вспоминаешь!»

«Отвали, демон. У меня и так голова болит.»

«Еще слово — и не так заболит!»— весело хмыкнула она. Это был не наезд, скорее легкая обоюдная пикировка. Ну, вот, наконец, все и вернулось на круги своя.

— Все в порядке? Очнулся?

Я откинулся на спинку и посмотрел в ее шикарные голубые глаза. Настя стояла с пропитанной нашатырем ваткой в руке, а в глазах ее было много теплоты и заботы. Обо мне. Класс!

— Все нормально. — Кивнул я. — Не бей никого. Это друзья.

Она довольно усмехнулась при слове «не бей», но в уголках губ еще были испуг и растерянность.

Незамеченный мною сразу по причине близости представительницы слабого пола Колян сидел на полу в проходе, прижавшись спиной к дверце. Так сказать, на максимальном удалении от моей «подружки». Под его левым глазом зиял большой фингал, уже начавший отдавать фиолетовым. В руках держал приснопамятный чемоданчик, как бы загораживаясь им от возможных выпадов. Акцент скорее всего делался на психологический эффект: дескать, я врач, доктор, меня нельзя бить. На шее виднелась тонкая красная но уже не кровоточащая полоска, а в глазах читалось сожаление о собственном поступке (по приведению в рабочее состояние некой вражеской ведьмы, стервы, и вообще по жизни неблагодарной сволочи!).

На переднем сидении Санек помогал тихо матюкающемуся Семену, что-то делая с его ожогом, периодически косясь на нашу спутницу.

Я тоже посмотрел на нее и сразу же усилием воли подавил желание обнять ее за то место, откуда сии прекрасные ножки растут. Фингал доктора не вдохновлял на подвиги даже в затуманенном состоянии.

Увидев мой взгляд и правильно оценив, она хмыкнула, села рядом нормально и машинально одернула юбку, выкидывая ватку в разбитое окно и возвращая доктору флакон с нашатырем. Видно, мой правильно истолкованный взгляд переключил ее мысли в другое русло и растопил некую ледышку, мешающую расслабиться. Потому что она вновь хмыкнула и спросила уже совсем другим, спокойным и уравновешенным голосом.

— Ну?

— Что «ну»?

Я наклонился вперед, обхватил голову руками. Башка раскалывалась. Это на фоне общей слабости и тошноты.

Настя повернулась и пресекая все попытки сопротивления положила одну ладонь на затылок, другую на лоб. Из рук пошло тепло, постепенно переходящее в жар. Голова сразу стала отходить, а тошнота отступать.

— Спасибо! — я глубоко вздохнул и снова откинулся назад. Слабость еще была, но теперь чувствовал себя почти нормально. Санек, смотревший на эти манипуляции в зеркало заднего вида, лишь завистливо присвистнул.

— Рассказывай. — Настя тоже откинулась назад и закрыла глаза, тяжело дыша. Да, хоть она и помогла мне, сама ведь тоже очень слаба. Правда, моих новых друзей в этом убедить не удастся…

И я рассказал. Всё. Начиная с ее отключки. Лирические моменты, конечно, опускал, оставляя в рассказе лишь информативную составляющую, но и этого было достаточно.

— А что с учителем?

Я рассказал. И про то, как его расстреляли, и про то, что он обвинял верхушку ордена. Она подняла свои шикарные колени и уткнулась в них носом.

— Ты была с ним в хороших отношениях? — обернулся Санек.

— Он мне как отец… Был…

— Я сожалею. Но это не мы, правда.

— А как же ваша машина?

— Не знаю. Но это не мы.

— Я тебе не верю, темный! Я никому из вас не верю! — неожиданно взорвалась она, глаза полыхнули недобрым блеском, не несущим окружающим ничего хорошего. Но Санек выдержал взгляд. Ни один мускул не дрогнул на лице. Смотрел спокойно и сурово. Проигравшая зрительную дуэль Настя вновь уткнулась в колени. Из глаз потекли слезы.

— Тебе тяжело. Привычный мир рушится. Понимаю, я бы и сам не знаю как себя вел, если б свои меня предали и устроили охоту. Но не ровняй всех под одну гребенку, все мы разные.

— Разные! Знаю я вас разных! — зашипела ведьма. — Я таких разных восемь штук замочила! Милейшие люди! Такие добрые и славные! Были. Аж зло берет!

Лицо Санька потемнело, но он не отступил.