Все остальное развивалось так постепенно, что никто и не думал возражать. Здесь выкопали несколько мангровых деревьев, там устроили небольшую насыпь. Построили еще одно здание. Кое-где проредили кустарник. Торну навсегда запомнился один прекрасный осенний день, когда наконец-то наступила долгожданная прохлада, это было в начале семидесятых. Он шел мимо яростно сражающихся волейболистов к своей лодке и не встретил ни одного знакомого лица. Вторжение завершилось. У пришлых был численный перевес.

Теперь остров Отдохновения был полностью открыт для широкой публики. Лодочные спуски, три бара, четырехэтажный мотель, два обычных ресторана, один дорогой и фешенебельный, закусочная, несколько сувенирных магазинчиков. В последние несколько лет, к неудовольствию Кейт, остров стал также популярным местом отдыха холостяков.

Он повел Сару мимо магазина, где продавались бикини, к сараю из старых сосновых бревен. Деревянная обшивка сарая покоробилась, крытая рифленым железом крыша проржавела. Это было последнее строение, оставшееся от былых дней. Десятью годами ранее, когда Торн принял решение больше не выходить с туристами в море ловить рыбу на отмелях, он оставил там на хранение свою лодку и изношенный «Эвинруд».

Торн отыскал нужный ключ на брелоке с ключами, открыл висячий замок и распахнул тяжелые двойные двери. Оглядел темное помещение. Зачехленный мотор возвышался на козлах посередине сарая. Торн подошел и положил руку на мотор.

— Мне нужно привести его в рабочее состояние, — сказал он Саре.

Стоя в дверном проеме, с нимбом из солнечного света над головой, она кивнула в знак того, что все понимает.

Сперва он почистил и смазал инструменты, оставленные им на верстаке, затем вынул из чехла мотор мощностью в тридцать лошадиных сил. С помощью шпателя соскреб ржавчину с головок. Отправив Сару за запасными уплотнительными прокладками, он разобрал карбюратор, промыл его части в бензине и вновь собрал его. Все резиновые кольца пришли в негодность. Нужны были новые наконечники и свечи. Когда Сара вернулась с прокладками, он снова отправил ее в магазин с целым списком запчастей. Цилиндры были в нормальном состоянии, чуть поцарапаны, но, в целом, в порядке. Кольца он отполировал.

Потом Сара стояла у дверей сарая, глядя, как он работает, и каждые полчаса приносила ему свежее пиво. Он выпустил немного масла из нижнего поддона — масло было черным, и он слил его. Шестерни передач не заржавели, маховик проворачивался.

Около шести вечера он установил двигатель на лодку и оттащил ее на тележке к причалам. Сара и несколько знакомых с глубоководных яхт наблюдали, как Торн влил немного бензина в карбюратор и попытался завести «Эвинруд». С пятой попытки двигатель заработал и выпустил струйку голубого дыма, а винт стал медленно поворачиваться сквозь толщу воды. Пара человек зааплодировали.

— Хорошая работа, Торн, — крикнул один из них.

Торн стоял в своей лодке, тяжело дыша и озираясь вокруг.

— Ты в порядке? — спросила Сара.

Он ответил:

— Да.

Но по ее лицу и по глазам остальных видел, что никто в это не поверил. Он опустил голову и посмотрел на свою правую руку. Она была крепко сжата в кулак, как будто в ней все еще был гаечный ключ.

— Наверное, не помешает пропустить стаканчик, — сказал он. — Четыре стаканчика.

— Говорят, это помогает, — откликнулась Сара.

— Десять стаканов, — сказал Торн.

Они отправились в «Тики-Бар», который находился на верхнем этаже мотеля. Сара заказала чай со льдом, Торн — «Будвайзер». Она спросила его, какими фактами он располагает, и он рассказал ей все: про марихуану на борту, про изнасилование, про то, что Кейт вышла в море ловить желтого тунца. Он наблюдал за ее реакцией, но ничего особенного не заметил. Потом она просто молча сидела и смотрела на Торна в замасленной одежде, на то, как он принимает соболезнования от бармена и официанток, и пила свой чай со льдом.

В семь часов они спустились вниз, в «Кокосовую хижину» на краю бассейна. Сели друг против друга за круглый столик под зонтиком. Торн заказал бурбон, а Сара по-прежнему чай. Она покусывала губу, пытаясь избежать пытливых взглядов, которые периодически бросал на нее Торн. Вокруг слонялись несколько туристов. Была середина недели, середина лета. Торн пытался не думать о Салли Спенсер, о том, где она сейчас и что делает.

Когда солнце село, Торн переключился на текилу в баре «Маргаритавилль Экспресс», располагавшемся в маленькой хижине на краю устроенного на острове Отдохновения небольшого пляжа. Они сидели в баре, и Торн смотрел, как два парня катались на водных лыжах по вечернему океану, огни их катера освещали часть Атлантики.

В полдевятого Сара заказала моллюсков в тесте и молча принялась за еду. Торн смотрел, как появляется вечерняя публика. Пока Сара ела, глядя в свою тарелку, он крутился на своем стуле и слушал разговор двух медсестер из Мичигана, которые казались еще пьянее, чем он сам. Их разговор явно предназначался для его ушей. Они посматривали на него, сидя за небольшим столиком.

— Минет, минет, минет, — говорила рыжая. — Всегда одно и то же.

Ее темноволосая подружка в больших очках с затемненными стеклами улыбнулась Торну уже, наверное, в пятнадцатый раз.

— Парням наплевать, — сказала она, обращаясь к подруге. — Они думают, для девушек это как икра. Большое одолжение, подарок свыше.

— Например, тот парень в «Пир Хаус».

— Фредди?

— Да, — ответила рыжая, бросая еще один зазывный взгляд на Торна (слезай со своего стула, парень. Подойди к нам). — Минет, минет. Он хотел сидеть в своем «порше» и любоваться закатом, пока я его обслуживаю.

— Какой романтик.

— Неужели я проехала шесть с половиной тысяч километров, чтобы сидеть, засунув голову под руль? Пока какой-то парень, воображающий, что его обтрепанный «порш» делает его, по меньшей мере, героем-любовником из Голливуда, любуется на закат? Нет уж, дудки.

— Слышит, что ты дипломированная медсестра, и хочет, чтобы ты измерила ему пульс, температуру: кажется, у меня лихорадка.

Сара коснулась его локтя.

— Ты готов?

Торн смотрел, как водные лыжи то появляются в пятне света, то исчезают из вида. Воображал, каково это — быть сейчас там, в темноте, без ориентира.

— Я готов, — сказал он, с трудом слезая с неустойчивого барного стула.

Двое парней в теннисных шортах и гавайских рубашках стояли позади столика, за которым сидели медсестры. Один из них был невысокого роста, с трехдневной щетиной, злыми маленькими глазками и проплешиной на макушке. Второй — высокий и грузный, с пиратской повязкой на глазу и длинными сальными волосами. Должно быть, их внимание привлекла эта болтовня о минете. Рыжая в последний раз одарила Торна улыбкой, прежде чем переключиться на этого вновь пришедшего парня в расстегнутой гавайской рубашке, из-под которой виднелась его грудь, заросшая темными курчавыми волосами.

— Я знаю, кто это сделал.

— Ты пьян, Торн. — Сара помешала соломинкой остатки своего чая со льдом.

Торн глядел, как коротышка в гавайской рубашке нащупал под столом колено рыжеволосой и полез ей под юбку.

Торн посмотрел на счет и оставил на столе несколько купюр.

— Это тот парень в начальной школе, на собрании. Тот лесоруб. Которого я заставил заткнуться. — И Торн ударил ладонью по барной стойке.

— Боже мой, Торн. — Сара повесила сумочку на плечо. — Да таких парней пять сотен. Да еще их жены. Их дети. Все они точили на Кейт огромный зуб. Этот парень лишь один из многих.

Двое в гавайских рубашках наблюдали за Торном. Медсестры отправились в туалет. Эти парни пока не до конца поняли, был ли Торн просто еще одним пьяным или мог бы их поразвлечь.

Торн оглядел ряды столиков, парочки, перед которыми стояли бокалы с розовыми коктейлями и кружки с пивом. Кокосовые пальмы были украшены новогодними гирляндами. Вдруг все показалось ему чудовищно несправедливым. Эти люди роняли свой картофель фри на землю там, где доктор Билл показывал детям, как чистить рыбу, а Кейт разучивала с ними названия созвездий, слова песен.