Ярушка погладила его по руке, и в глазах под платочком вдруг вспыхнули искорки.

— Пойдем завтра кататься на санках? — спросила Ярушка.

Выходит, Когоут был прав, подумал Квидо. Я ей нормально запудрил мозги.

IX

Впрочем, это был последний раз, когда отец Квидо повысил дома голос: в последующие дни все чаще — а позднее уже исключительно — он говорил шепотом. Создавалось впечатление, что в доме кто-то целыми днями спит.

— Отец, скажи, пожалуйста, почему ты все время шепчешь? — не удержался однажды Квидо.

— Я — шепчу? — удивленно прошептал отец Квидо.

— Да, шепчешь. Все время шепчешь! Мама, скажи ему, что он все время шепчет.

— Да, шепчешь, — подтвердила мать Квидо. — Шепчешь, бьешь стекло и прячешь куда-то наши книги и фотографии.

— Почему ты это делаешь? — повысил голос Квидо.

— Если ты еще до сих пор их не сжег, — добавила мать Квидо. — Как и подобает настоящему агенту.

Отец Квидо посмотрел на нее в упор и открутил на полную мощь кран.

Квидо насмешливо крякнул.

— Я шепчу, поскольку в некотором смысле опасаюсь, — хрипло сказал его отец.

— За что ты опасаешься? — взорвался Квидо. — За свое место вахтера?

— За всех нас, — прошептал его отец. — Они могут все, разве вы этого не понимаете?

На следующий день после обеда он подвел свою жену и сына к окну в спальне и с опаской отогнул занавеску.

— Взгляните… если не верите, — прошептал он.

Квидо с матерью посмотрели в указанном направлении.

У поворота железнодорожного пути под Жаворонком среди деревьев стояла будка, привезенная сюда два дня назад и служившая временным жилищем для нескольких рабочих, которые бетонировали тоннель. У будки сидели трое мужчин.

— А что это, по-твоему? — спросила мать Квидо с явно выраженным презрением ко всей этой комедии. — Бункер КГБ?

— Обратите внимание на антенну, — прошептал отец Квидо.

— Отец, это же телевизионнаяантенна.

— Я давно слежу за ними, — сказал отец, пропуская реплику сына мимо ушей. — Их шестеро, и они регулярно чередуются, но примечательно, что один из них постоянноостается в будке.

— Отец! — воскликнул Квидо. — Они тут ремонтируют тоннель. Тебе это каждый скажет.

Отец посмотрел на сына с сочувствием.

— Тоннель! — прошептал он. — Ты думаешь, ихможет интересовать какой-то дурацкий тоннель?

Отец Квидо все более удручал семью своими странностями. Он практически перестал читать, бродил из мастерской в спальню и обратно, поев, срыгивал, точно малое дитя.

— Это была, по всей вероятности, начальная стадия его психоза, — сказал позднее доктор Лир матери Квидо. — Несомненно, его фантазии не являются в полном смысле слова галлюцинациями! Госбезопасность отнюдь не призрак!

В осторожности, с какой отец Квидо приподнимал оконную занавеску, было что-то невыносимое для матери Квидо. Обычно она читала в спальне, но стоило ему теперь туда зайти, как она тотчас уходила, шумно хлопнув за собой дверью. Казавшаяся некогда забавной история о дядьке мужа, который всю жизнь торговал в скобяной лавке, считая себя при этом придворной дамой Людовика XIV, теперь уже совсем не смешила ее.

Над семьей навис призрак безумия.

Однажды, когда отец Квидо торчал у окна в спальне чересчур долго, нервы у нее не выдержали. Она сдернула с себя передник и вбежала в спальню.

— А теперь садись и смотри! — крикнула она ему.

Она потушила сигарету, мгновенно обулась, причесалась. В ее поспешности было что-то угрожающее.

— Если у них нет собаки, ты увидишь кое-что интересное! — крикнула она мужу и хлопнула дверью.

Отец Квидо повернулся к сыну, словно требуя от него объяснения, но Квидо неприязненно пожал плечами. Оба посмотрели в окно. Небольшая фигурка матери Квидо направлялась к белому домику. С шоссе она свернула на дорогу, по ней — к стальной колее. Поскольку она приспосабливала шаг к расстоянию между шпалами, у нее заметно изменилась походка. Отец Квидо стоял и судорожно сглатывал слюну.

— Если тебя снова вырвет, сам будешь убирать, — сухо предупредил его Квидо, не спуская с матери глаз.

От строительной будки ее отделяло менее двадцати метров. Скорее всего, она что-то крикнула мужчинам, сидевшим у будки по пояс обнаженными, так как оба посмотрели на нее одновременно. Один из них, поднявшись, сделал шаг-другой навстречу ей. Затем все трое о чем-то поговорили и исчезли в домике.

— Я иду туда! — сказал Квидо, когда и по прошествии сорока минут его мать все еще оставалась в будке. Помимо воли и его стал одолевать безумный отцовский страх.

— Нет, ты никуда не пойдешь! — закричал отец, который в течение этих сорока минут раз двадцать спускался и поднимался по лестнице, ведущей в подвальную мастерскую. — Я не хочу потерять еще и сына! — кричал он, совсем позабыв о своем постоянном шепоте.

— Отец, прошу тебя, прими оксазепам и успокойся, — сказал Квидо.

— Я тебя не пущу! — страдальческим голосом кричал отец. — Что ты знаешь обо всем этом?! Что ты знаешь о казнях?! Что ты знаешь о массовых депортациях?!

— Шизик! — взвыл Квидо и выскочил из дому.

Чем больше он волновался за мать, тем большее раздражение испытывал против отца. Уже на шоссе он непроизвольно пустился бежать и чуть было не разбил лодыжку о красноватые камни между рельсами. Но когда прибежал, запыхавшийся, к будке, нашел там лишь двух молоденьких, чуть постарше себя, солдатиков. Они лежали на расстегнутых спальных мешках и, передавая друг другу полупустую бутылку, поочередно потягивали из нее.

— Если ищешь мать, то ее уже нет. Уехали все, — засмеялся один из них.

— Куда? — выкрикнул Квидо.

Солдатик пожал плечами.

— Почему? — крикнул Квидо, буквально теряя рассудок.

— Не ори, парень, — сказал второй солдатик. — И успокойся. Я тебе что, фараон?

— Все о’кей! — сказал Квидо и бросился назад.

Он увидел мать, только когда она в сопровождении трех солдат возвращалась через сад домой. Чуть под хмельком, она весело смеялась и, как обычно в таких случаях, очень мягко выговаривала слова.

— А я прокатилась на дрезине, — похвалилась она сыну.

Отец Квидо с блуждающей улыбкой вышел на террасу.

— Сержант Мига, строительно-дорожные войска «Прага», — по-словацки представился ему командир. — Если вы нам, пан инженер, не верите, запросто подпишу вам, что Густав Гусак старый мудак!

— Ну хорошо, хорошо, — смиренно сказал отец Квидо.

2) Но и это наглядное доказательство не освободило его от ощущения неведомой опасности. Он по-прежнему оставался встревоженным, мнительным, продолжая мучиться постоянными приступами какого-то неосознанного самобичевания. Когда Квидо или его мать проходили мимо него, он отводил взгляд. Но мать Квидо не сдавалась. Вытащу его из этой ямы, уверяла она себя. Интуиция подсказывала ей, что спасительной могла бы стать смена обстановки, и она, немного подсуетившись, заказала на первые две недели школьных каникул четырехместный номер в заводском доме отдыха в Крконошах.

Сперва ей в самом деле казалось, что пребывание в горах действует на отца благотворно: проводя большую часть времени в поисках оригинальных коряг и подходящего дерева для своих поделок, он при этом не раз находил прекрасные, ярко окрашенные подосиновики и, похоже было, вновь после долгого времени обрел радость жизни. Он отправлялся с семьей на небольшие прогулки, по вечерам немного бегал, стал больше читать. К удовольствию жены, у него улучшился аппетит: на Колинской турбазе он съел даже полстакана мороженого со взбитыми сливками. А когда однажды они с Пако погрузились по шейку в ледяную реку, она и вовсе сочла его скорое выздоровление делом решенным, и Квидо напрасно старался умерить ее преждевременные восторги.

Несомненно, семейный отпуск пошел на пользу прежде всего Пако. Он презрел мещанское спанье под крышей дома и на опушке леса в переплетении ветвей корявой березы соорудил себе подвесное ложе, где провел все последующие ночи. Днем он учился вязать петли лассо, лазал по скалам и упражнялся в метании ножа.