Покончив со скотчем, я поднялся на второй этаж и прошел в Аланову спальню. Там что-то изменилось, но, что именно, я не понял. То ли он кровать передвинул, то ли свет с улицы и тени резкие… Я задернул занавески и зажег прикроватную лампу. Бледно-зеленое покрывало на кровати — как будто только что из магазина. Хотя черт его знает — может, оно и в тот раз было. Я заглянул в гардероб, но там были только костюмы на вешалках и стопка рубашек из прачечной.

В ящике тумбочки лежала коробка презервативов «Дьюрекс Элит», под старым номером «Эсквайра» обнаружился скрученный тюбик лубриканта «Кей-Уай» и маленький конвертик, сложенный на манер оригами. Внутри оказался белый порошок с кислым резиновым привкусом. Кокаин. Что же, следовало ожидать: им теперь все яппи балуются. Я приподнял покрывало и обнаружил два глубоких выдвижных ящика, вделанных в каркас кровати.

В одном были простыни и одеяла, зато вот в другом — дорогие порножурналы и альбом Хельмута Ньютона. Там же, у дальней стенки наручники и черная маска, как у Зорро, а к ним несколько черных шелковых веревок. Ну да, набор юного садомазохиста, так сказать, бондаж для начинающих. Детский лепет, конечно, по сравнению с экспонатами из квартиры моего друга Тони, но все-таки деталька интересная, кое о чем говорит.

Я глянул, сколько времени, и прошел в кабинет. Письменный стол был набит всякими бумагами, банковскими отчетами и акционерскими сертификатами. Я перебрал их дрожащими руками. Из письма от агента по недвижимости выяснилось, что у Алана есть еще две квартиры в Хакни, которые он сдает жильцам на короткий срок, и плюс к тому больше двухсот тысяч вложено во всякие предприятия. Я почувствовал укол зависти.

В одном из маленьких ящичков в задней части стола обнаружился его паспорт. В графу «род занятий» Алан вписал гадостное слово «предприниматель». Я просматривал кучу бумаг в поисках адреса или телефона Клэр, когда вдруг раздался шум подъезжающей машины. Я подошел к окну и выглянул в щель между занавесками. Внизу какая-то женщина выходила из своей «Мазды».

Тем не менее я решил, что пора уходить. Если Алан вдруг нагрянет, выйти можно будет только через парадную дверь.

Я выключил свет, стал спускаться по лестнице — и тут в замке повернулся ключ. Я взлетел наверх и забился за шкаф в гостевой спальне. Внизу захлопнулась дверь. К горлу подкатил кислый вкус скотча. Я пытался подавить приступ паники. В кухне звякнула в гнезде водопроводная труба: включили воду. Я проклинал собственный идиотизм. Тут снизу раздался приглушенный голос Алана. Я сообразил, что тот говорит по телефону. Когда он повесил трубку, в спальне пикнул параллельный аппарат. Было абсолютно тихо, слышно было только собственное неровное дыхание.

Потом на лестнице послышались шаги. Мое сердце предприняло попытку пробиться наружу между ребер. Я набрал полные легкие воздуху, чтобы не дать ему вывалиться. Метрах в полутора от меня на тумбочке стояла тяжелая стеклянная пепельница. Я уже видел, как я хватаю ее и вламываю Алану в морду.

Потом загорелась лампочка на площадке второго этажа. Я напрягся, готовясь к удару. Алан прошел мимо моей двери, по ковру проплыла его тень. Он свернул в свою спальню. Я слышал, как он ходит за гипсокартонной стенкой. Господи, я там хоть все на место вернул? А если убегать придется? В голове прокручивалось сто вариантов один другого хуже. Страх вгрызался в кишки.

Внизу постучали. Значит, он полицию вызвал. Все, сейчас меня брать будут. Главное — все отрицать. Невменяемый — и все тут.

Стук повторился. Алан сошел вниз.

— Иду-иду! За диван завалилась.

Свет погас, внизу закрылась дверь. Я сполз по стенке. Сердце стучало как бешеное. Потом я услышал, как от дома отъехала машина.

Я подождал еще пять минут и пошел вниз. Вырвавшись на улицу, я бросился бежать, истерически хохоча. Вместе с хохотом из меня огромными дозами выплескивался накопившийся страх. Пронесло. Я был слишком на взводе, чтобы идти домой. Вместо этого зашел в паб и позвонил Кейт. Дело было в субботу к вечеру, и я не думал, что застану ее дома, но она подошла к телефону и даже пригласила меня к себе.

Дверь она мне открыла в белом махровом халате.

— Может, я не вовремя? Я могу потом как-нибудь…

Она была какая-то рассеянная, и я обратил внимание, что бутылка красного вина на журнальном столике на две трети пуста.

— Нет, ты заходи. Я просто ленюсь сегодня, ничего не делаю. Наливай себе.

Я взял из буфета бокал и налил в него немного вина. В гостиной почти беззвучно мигал телевизор. На взлетно-посадочной полосе где-то в пустыне поблескивал в жарком мареве угнанный самолет. У них там была хорошая погода: небо яркое, густо-синее.

— А Криспин дома?

— На выходные уехал. Мы с ним из-за денег поссорились.

— Прямо как мы с Лиз.

Шутка не удалась, и Кейт как-то странно на меня посмотрела.

По телеку показывали, как какую-то женщину волокут в зал суда. Теперь ее будут судить за похищение ребенка из супермаркета в Лидсе.

— Он мне денег должен за квартиру, а теперь собирался к Трише съехать. — Кейт прихлебнула вина.

— Да?

— На это-то мне плевать… Что? Не понимаешь, как это можно жить в одной квартире и не спать?

Она была немного взвинчена от вина.

— Да нет, какое-то время можно, наверно, до определенного момента…

— А потом, конечно, это перерастет в секс? — с ехидным смешком поинтересовалась Кейт.

— Думаю, да, — ответил я, просто чтобы посмотреть, чем это кончится.

— Вот! У мужиков у всех мышление убогое.

Кейт прошла в кухонную половину и открыла еще бутылку.

— Может, у нас и убогое, но женщины, знаешь ли, тоже хороши.

— Да? Я бы сказала, что все проблемы от вас идут. У вас у большинства отношение к любви идиотское.

Я улыбнулся:

— Ну, это смотря чего ты хочешь.

Кейт налила себе каберне в большой бокал и улыбнулась:

— Ну, когда вы хотите, у вас уже никакого выбора нету. Увидел дурочку молоденькую — и помчался.

— А у женщин как будто есть выбор? Если детей нет, после двадцати восьми уже сам организм начинает бить пятками.

У нее распахнулись глаза, и я понял, что попал по больному месту.

— Как это — бить пятками?

— Ребенка требовать. До истерии прямо доходит.

— Ерунда! У меня еще времени — до сорока лет.

— Ты что, хочешь, чтобы, когда твоему ребенку десять стукнет, тебе уже пятьдесят было?

— Не хочу. Но и метаться не собираюсь, пока нормального мужчину не найду.

— Ну да, это вы так говорите. А на самом деле это как игра в музыкальные стулья. Ходишь вокруг под музыку, а потом раз — у тебя в организме музыка останавливается, и ты бросаешься на первого попавшегося козла. Любовь себе придумываешь. Вот у мамы моей так было. Она ведь отца-то и не любила совсем, а все-таки он ей, прежде чем свалить, двоих детей заделал. Это разве не идиотское представление о любви?

— Не знаю, у меня, по крайней мере, с этим все нормально. Я любовь с сексом не путаю.

При этих словах мне вспомнился двухскоростной вибратор у нее в спальне. Вот как получается: в клинике-то она все знает и понимает, а сейчас такие же глупости говорит, что и я. Вообще-то мне не очень хотелось продолжать взрывоопасный разговор на тему психологии полов; я уже подумывал о том, как бы так от него отделаться, чтобы без тяжких телесных повреждений.

Кейт подошла к музыкальному центру, вставила диск «Айлей Брадерз» и стала танцевать. А она, однако, здорово перебрала. Сначала я просто смотрел, потом она поманила меня рукой: мол, присоединяйся. Я приобнял ее, она продолжала двигаться, и тут у меня встало. Почувствовав, что мой друг уперся ей в бедро, она рассмеялась и выскользнула у меня из рук.

А я стоял там, как дурак, не зная, то ли она все это нарочно устроила, то ли случайно так получилось. По телику полицейские выкапывали уже третий труп, обнаруженный в саду в Белгрейвии. Я сел. Кейт налила мне еще вина.

— Ты что, надулся, что ли?