— Мы не можем больше так жить, — тихо сказала она.

— То есть? Ты что, хочешь развестись?

В глубине души я знал, что она говорит правильно, но, хотя мы по сто раз пережевывали все это на тренинге, я все равно пережил некоторый шок.

— Я не знаю, что я хочу. Я вообще ничего не знаю! С тобой невозможно общаться.

— Но мы же с тобой сейчас общаемся…

Услышь меня сейчас Джоанна, она бы мной гордилась. Лиз же прожгла меня взглядом и молча вышла.

Через полчаса я поднялся наверх и застал ее за медитацией. Лиз неподвижно сидела в кресле и, как ленту для печатной машинки, прогоняла через голову мантру. Позвонил Тони и раздраженно заявил, что ждет меня в китайском ресторанчике в Сохо. Я не успел спросить, что случилось: мой друг повесил трубку.

Лиз спустилась в гостиную и сообщила, что едет в Дорсет, проведать Карла и Марлу. Марла — ее подруга, бывшая стилистка, которая вышла замуж за продюсера, и, похоже, довольно удачно. Я сказал, что это хорошая мысль, поскольку нам теперь нужно немножко отдохнуть друг от друга.

Когда Лиз уехала, я откопал фотоаппарат и пошел к метро. На полпути вспомнил, что забыл про литий. Хотел было вернуться, но передумал: с нервами у меня теперь получше, он мне, наверно, вообще больше не нужен. На улице напротив метро висел новый плакат: гигантских размеров «Вольво» на фоне «красивой природы». Прямо под ним сто настоящих машин пульсировали, зажатые в пробке, уткнувшись друг другу в бампер, как молекулы в углеводной цепочке. Грузовой «Форд» через радиаторную решетку втягивал выхлопы заезженного BMW и выкашливал свинцовые облачка в физиономию «Хонде Сивик», которая, в свою очередь, окуривала «Сааб», на заднем стекле которого был прилеплен стикер «С нами едет малыш». У перил был прикован мой теперь уже одноколесный велосипед. Не забыть купить в Ковент-Гардене колесо.

Я пришел в ресторан в полпервого и где-то минуту искал Тони. Наконец, нашел: он сидел в дальнем конце зала в черном японском костюме, похожем на саван, и в темных персолевских очках. Тони явно нервничал. Лицо его отливало мертвенным лоском, а голова была похожа на бледный пузырь, как проволокой поросший сухим волосом. Скачущей от похмелья рукой он поднес к сигарете зажигалку. Так, значит, опять развязался.

— Здорово, как жизнь?

— Стив! Слава богу, — простонал он. — Алан сбесился просто. Ты хоть знаешь, что ты его нож на столе оставил?! Он в полицию хочет заявить. Он нам с Гудрун с утра уже плешь проел… Нет, ну это надо быть таким идиотом, а!

Я охнул, сраженный собственной тупостью, но все же попытался перейти в наступление:

— Все, успокойся! Не психуй. С ножом нехорошо вышло, но он ничего не докажет. Я же даже не взял ничего. На нас он это не повесит.

Несмотря на это, пофигизма у меня поубавилось. Это, наверное, потому, что я литий забыл.

— Но дверь-то не взломана! — театральным шепотом прошипел Тони.

— Ну и что? Знаешь, сколько народу с ключами ходит?

— Да, вот сколько, мать твою, — замки-то сменили!

— Он ничего не сможет доказать. Ты подумай: ты же не делал ничего.

— Он думает, я в его вещах рылся. И еще про тебя спрашивал, виделся я с тобой или нет.

— А ты? — Паранойя Тони понемногу передавалась мне.

— А как ты думаешь? Ладно, ключи у тебя?

— Спокойно. Все здесь.

Я передал ему ключи, и он сунул их в карман, предварительно нервно оглядевшись по сторонам, как какой-нибудь наркодилер.

— Нам, между прочим, и встречаться нельзя. Если нас вместе застукают и Алан узнает…

— Никто нас не застукает. Слушай, а ты, я вижу, развязался? Может, тогда бутылочку возьмем?

Да кто бы сомневался! Тони подхватился и тут же заказал бутылку белого.

— Нет, нельзя было тебе ключи давать. Зачем тебе вообще его книжка понадобилась?

— Я уже говорил: хочу понять, почему он меня уволил.

— Да что тут понимать-то! Компания ему нужна была. Господи, ты что, совсем, что ли, идиот?

— Слушай, ты помнишь, я тебе про девушку рассказывал? Ну, про Клэр? Так вот: похоже, он ее тогда изнасиловал. Я у него на пороге кровь видел. Не знаю, может, он ее убил даже.

— Ну что за бредятина? Если бы он ее убил — наверно, про это в газетах бы написали? Слушай, Стив ты бы следил за собой, а то опять съедешь…

Тони затянулся и выдохнул через ноздри. Над столиком поплыл канцерогенный дымок. Когда он в таком поганом настроении, ему уже бесполезно что-нибудь объяснять.

— Что, не очень получается с новым режимом? — спросил я. — Ты же вроде бегать собирался и все такое…

— А, это… — отмахнулся Тони, как будто речь шла о событии столетней давности. — Это только время терять. Нет, я теперь хочу к анонимным алкоголикам сходить. Сам я из этого всего просто не вылезу. Сегодня вечером как раз встреча, — добавил он. Судя по голосу, эта перспектива его пугала.

— Молодец. Я слышал, людям помогает.

— Ага, — кивнул он, заглатывая стакан, прежде чем взяться за только что принесенную жареную утку. — Я, кстати, с Джимом встречаюсь. Помнишь, я все дозванивался?

— Да? Здорово…

— Я его хочу к нам в какой-нибудь магазин пристроить.

— Значит, у вас с ним ненадолго?

Тони не понял.

— Магазины-то закроют скоро.

Тони наклонился ко мне через стол и стал говорить о своей любви. Теперь, когда он оказался в светлом круге от лампы, вокруг глаз у него проступили синяки. В черном костюме и с белесым лицом он был похож на панду. Нет, не на добродушного отца семейства из бамбуковой провинции Сычуань, а на серое, линяющее, заеденное блохами нечто до предела истощенное хилой бюджетной кормежкой и годами жизни в садистских условиях Лондонского зоопарка.

Мы бодро схряпали по тарелке глутомата и заполировали его содержимым бутылки. Тони прикончил большой стакан скотча, заплатил по счету, встал и велел мне подождать пять минут, прежде чем уходить, чтобы нас, не дай бог, не застукали вместе на улице.

Я сел в метро, доехал до Фулем Бродвей и пошел в сторону «Ла Паэзаны». Домики стояли рядами, викторианский рабочий квартал был малость облагорожен занавесками в рюшечках и медными молоточками на дверях. В дверях ресторана меня встретила носатая девица в бежевом костюме и с золотыми сережками.

— Извинитье. Ми закрыто, — сказала она, не особо убедительно изображая крайнее расстройство.

— Ничего. Мне с менеджером поговорить.

— У вас встречья? Потому что он занят сейчас. — Девица оглянулась на полупустой зал. Солнце било лучами в оранжерею в дальнем его конце.

— Не страшно, я подожду. Я по личному вопросу. Может, мне в бар пока пройти?

Она оглядела меня и задумалась.

— Хорошо, ви ждите там. Как мне сказать, кто к нему пришел?

— Друг Алана Дентона.

— Кого? — Она подалась вперед и приложила ладонь к уху.

— Алана Дентона.

Девица пошла искать менеджера, а я взгромоздился на хлипкий плетеный табурет у стойки и заказал себе эспрессо, чтобы нейтрализовать действие выпитой бутылки. За ближайшим столиком упитанный донжуан кормил с ложечки мороженым барби с поднятым воротником и браслетом с золотыми подвесками. Менеджер переплывал от столика к столику, непринужденно заговаривая с посетителями и подчеркнуто игнорируя меня. Наконец он подошел и оперся локтем о стойку:

— Чем могу помочь?

У него были обвислые усы и налитые кровью глаза.

— Я тут у вас с девушкой познакомился. Теперь вот найти пытаюсь.

Он улыбнулся и махнул рукой в сторону зала:

— Тут столько девушек…

— Ее зовут Клэр. Она была здесь с Аланом Дентоном. Вы знаете Алана?

— Алана? — озадаченно переспросил он.

— Ну да, Алана Дентона. Рыжий такой. Мы с ним еще у вас обедали несколько недель назад. Вы его точно знаете.

— Хм, Алан… Да, может быть…

— А Клэр, его подругу? Года двадцать два, волосы светлые. Вы с ней так говорили, как будто вы ее знаете.

Он потер себе мочку уха и призадумался.

— Клэр? Нет, не помню, к сожалению. Может, вам лучше у вашего друга спросить, нет?