— Не люблю закрытых пространств, — отвечал он на уговоры сыновей.
Маркус и Джулиус со всех ног бросились наверх, а Уилл не спеша повел Розу. Когда они добрались до самого верха, близнецы уже бежали обратно.
Роза рядом с Уиллом чувствовала себя очень покойно. Все вокруг будоражило в ней интерес, она любовалась видом с головы Мисс Свободы, с трудом сдерживая трепет.
— Америка — такая безобразная, грубая страна, — сказала она, глядя в окно, забитое обертками от жвачек и одноразовыми стаканчиками. — Думаю, надо принимать ее чудеса вместе с пошлостью. Все это — часть жизни. — Она глубоко вдохнула, будто впитывая в себя дух Америки, витавший над Нью-Йоркским заливом, потом с любопытством глянула на Уилла:
— Нравится тебе в Америке?
Уилл пожал плечами:
— Я скучаю по Англии. И по всем местам, которые помню… И по людям, с которыми расстался.
— Правда?
Уилл кивнул:
— Все время их вижу во сне.
— Мне тоже снятся люди, — призналась Роза. — Всем нам есть о чем жалеть, даже самым счастливым. Нельзя радоваться солнечному дню, если никогда не знал ненастья, — как нельзя грустить о том, с кем никогда не встречался. Радость и грусть нераздельны.
— Кажется, я больше знаю о грусти, чем о радости, — вздохнул Уилл.
— Наверняка это временно, — ободрила его Роза.
Они спускались по лестнице, виток за витком, их шаги отдавались в зеленом металлическом чреве статуи. Снизу до них долетала перепалка близнецов. Уилл остановился и поднял глаза на бабушку:
— Как по-твоему, похож я на француза?
— На француза? — удивилась Роза. — А что?
— Мне сказали, что я похож на француза. Ни на кого в нашей семье я точно не похож, да?
Роза нахмурилась:
— А… а почему ты спрашиваешь?
— Открою тебе секрет, — начал Уилл. — Иногда я представляю, будто я сирота. Будто нет у меня никого на всем белом свете — ни родителей, ни братьев, ни родни. Никто от меня ничего не ждет, не о ком беспокоиться. И в первый миг мне нравится это чувство. Но вдруг начинает казаться, что хуже ничего на свете быть не может. И я радуюсь, что я — это я.
— Да, — отозвалась Роза. — Понимаю.
Снизу кричали близнецы, торопили Уилла. Он подал бабушке руку и повел ее дальше.
— У меня тоже есть секрет, — призналась Роза чуть погодя.
— Какой? — спросил Уилл.
— Я приехала в Америку не только повидаться с семьей, но еще и потому, что мне больше некуда деться. Я истратила все деньги, Уилл. До последнего гроша.
— Ясно, — ответил Уилл. — Тогда оставайся у нас жить.
— Не будут ли твои родители против? — встревожилась Роза.
— За мамой и папой должен кто-то присматривать. Я не могу этим заниматься всю жизнь.
Концерт
Уилл и Рой повстречались после школы на эстакаде уже в темноте, сгустившейся чернильным пятном. Они лишь поприветствовали друг дружку. Даже не остановились перемолвиться парой слов. Рой спешил к цветочнице, забрать букет для Доун перед началом смены в «Датч Ойл», а к половине девятого собирался забежать за Доун, чтобы вместе пойти на бал.
Уилл махнул на все рукой. В школе только и разговоров было, что о бале, а они с Минной держали свои планы в секрете, напоминали о них друг другу без слов: в школьном коридоре она пробегала пальцами по его ладони.
Возле кладбища Уилл свернул на Дубовую улицу. Снег шапками лежал на памятниках, узорами расписал ажурную ограду. Там, где кончалась Дубовая улица, Пай-Холлоу-роуд три мили вилась среди лесов и пастбищ, пересекала железнодорожные пути, проходила мимо «Датч Ойл», а еще через три мили — мимо загородного клуба «Пай-Холлоу». После обильного снегопада тамошнее поле для гольфа превращалось в отличную санную горку, о которой рассказывал близнецам Говард накануне приезда Розы.
Услышав по радио, что надвигается метель, Говард вспомнил о своем обещании покататься с близнецами на санках и вновь заговорил об этом с Маркусом.
Уилл и Джулия вместе пошли к Фриде. Уилл с Минной собирались на концерт, а Джулия с Фридой — на встречу женского клуба, которую перенесли на пятницу, потому что в четверг Эйв водила сыновей на хор. Шагая по ледяной улице, Джулия нарушила свое обещание молчать о Минне. Ее так и разбирало любопытство.
— Знаешь, я всегда надеялась, что вы подружитесь. Ты с детства рос влюбчивым. Помнишь Рут и Салли?
Уилл хитро улыбнулся:
— Я всех девчонок забываю, стоит подвернуться новой.
— Неправда, и ты сам это знаешь. — Джулия застегнула воротник его армейской куртки. — Прошу, будьте осторожней — дороги ужасные.
Уилл пообещал.
К закату разгулялась настоящая метель. Джулиус позвонил Клео Паппас и пригласил ее после ужина в гости, но она отказалась:
— Меня снегом занесет!
Но Джулиус не унимался:
— Телик посмотрим, журналы полистаем.
Клео хихикнула — ясное дело, к чему он клонит.
— А твой брат будет?
— Куда он денется, — подтвердил Джулиус.
В прихожую из подвала поднялся Маркус, волоча пару ржавых санок.
— Папа ведет нас кататься в загородный клуб «Пай-Холлоу».
— Но Клео обещала прийти!
Маркус возразил, что нельзя подводить папу. Договорились покататься два часа, а к девяти вернуться домой и ждать Клео.
— Бабушка, пойдешь с нами? — спросил Джулиус, укутываясь потеплее.
— Расшибетесь насмерть! — Роза вздрогнула и ушла ставить чай.
В тот момент, когда Говард и близнецы отъезжали от дома, Уилл и Минна садились в автобус. Погода продолжала чудить, меняясь чуть ли не каждые десять минут: то снег сыпал крупой, то небо вдруг очищалось, то начинали падать пушистые хлопья. На дорогах был сплошной гололед. Электричка до Северного Джерси, гремя и посвистывая, мчалась через промерзшие болота, через занесенные снегом пригороды, прямо навстречу метели.
Минна была в черной кожаной куртке, красной бархатной юбке, черных колготках и низких ботинках. С румянами она чуть перестаралась, но ей хотелось, чтобы Уилл весь вечер не сводил с нее глаз, и она добилась своего.
— Ты что? — спросила она в поезде, заметив, что Уилл то и дело поглядывает на нее.
— Ты совсем другая. — Уилл улыбнулся. — Мы знакомы?
Минна сперва взглянула на него испуганно, но через миг на ее губах заиграла ликующая улыбка.
Уилл был в армейской куртке поверх трикотажной рубашки, а джинсы не доставали до стоптанных красных кроссовок на дюйм с лишним. Соломенные волосы падали на плечи. Подросток на пороге взрослой жизни. Он неуклюже возвышался над Минной, долговязый и неловкий, но его опущенные глаза загорались, когда Минна заговаривала с ним, а длинные пальцы переплетались с ее пальцами. Нос у него был длинный, лицо вытянутое, но в глазах Минны его черты были овеяны поэзией. Его спокойная печаль будоражила ей душу, напоминала, что ей тоже неуютно в мире.
На станции Принстон-Джанкшен в поезд сели еще пассажиры, и Минна с тревогой глянула на расписание. Она призналась, что не была нигде севернее Нью-Брансуика, потому что ее мать не любит электричек и боится городского шума.
— Тогда почему тебя тянет путешествовать? — спросил Уилл.
— Просто хочу попасть в Париж, — объяснила Минна. — Побродить по старым улицам и увидеть все то, о чем читала. И конечно, найти отца.
Уиллу подумалось, что хоть он в душе и домосед, но путешествовать вместе с Минной не отказался бы.
Они сами не заметили, как приехали, как очутились на открытой всем ветрам платформе. С неба сыпали уже не хлопья, а легкая снежная пыль. На горизонте мерцал тысячами огней газоперерабатывающий завод — обманчивая красота промышленных окраин.
Уилл и Минна заспешили вдоль перрона вслед за другими тенями, сошедшими с поезда. Впереди, в десяти кварталах, сверкали манящие огни концертного зала.
— Сегодня убираешь корпус А, — распорядился Эдди, когда Кэлвин смахивал с плеч снег в вестибюле корпуса Б.