— М-м, в ближайшее время — нет, — признается Сэм. Он пребывает в некотором замешательстве. — Извини, дружище. Как я понимаю, заговор против Фанни Таррант провалился.

— Да.

— А Питер Ривз из "Кроникл" связывался с тобой?

— Да.

— Его что, не заинтересовало твое предложение?

— Отчего же, заинтересовало. Но самое компрометирующее, что я смог узнать о Фанни Таррант, это что она училась в монастырской, а не в государственной школе; что она сожительствует с молодым человеком по имени Крайтон; и что на плече у нее татуировка в виде бабочки с инициалами бывшего рок-музыканта. Согласись, для сокрушительного удара по репутации маловато взрывчатки.

— Зато, как я слышал, ты ей предоставил ее предостаточно.

— Не я. Элинор.

— Эй, брось, Адриан, будь честен. Это ведь тырассказал ей о нашей троице в университете.

— Но не для записи.

— А зачем вообще было рассказывать?

— Чтобы отделаться малой кровью. Она взяла след…

— Ну, а сауна зачем?

Адриан какое-то время хранит молчание.

— Сам не знаю, — наконец говорит он.

—  Сам не знаешь?

— Это было под влиянием минуты. Кажется, я подумал, что, если поражу ее чем-то совершенно неожиданным, она может проговориться.

— Ты что, серьезно отнесся к затее с двойным интервью? — не верит Сэм.

— Тебя это, кажется, удивляет?

— Ну, честно говоря, я потрясен тем, что ты пошел до конца. Почему же ты не сообщил мне? — Адриан молчит. — Ты не давал знать о себе, и я решил, что по некотором размышлении ты отказался. Жаль, что это не так.

— Жаль — тебе?

— Ну да, кашу ведь я заварил. Сознаю ответственность.

— Тогда, может, ты все и уладишь? Постарайся скупить все экземпляры сегодняшнего выпуска "Сентинел" и сожги их. Ходи от двери к двери по всей стране и выкупай доставленное на таких условиях, чтобы никто не в силах был отказаться. А тех подписчиков, кто уже отведал стряпни Фанни Таррант, пичкай лекарствами, отшибающими память. — Адриан смотрит на свои часы. — На твоем месте я бы поторопился. Времени в обрез.

— Хорошо, искупить причиненный ущерб не в моих силах, — говорит Сэм, — но не исключаю, что помогу тебе примириться с ним.

— Весьма сомневаюсь.

— Подготовься психологически. Твой худший враг — страх…

— А ты, между прочим, не прошел ли курс у психоаналитика, пока торчал в Калифорнии? — перебивает Сэма Адриан.

— Ну что такого ужасного может сказать о тебе Фанни Таррант? Что ты бросил писать, потому что не мог вынести критику?

— Предполагается, что ты сейчас вселяешь в меня бодрость?

— Это самое страшное, что ей известно. Ты что, не способен взглянуть правде в глаза и примириться с собой?

— Нет, коль скоро ты спрашиваешь, — с горечью признается Адриан. — Нет, не могу. Не могу вынести мысль, что полмиллиона людей узнают это обо мне. Не могу одолеть собственную слабость и стыжусь ее — двадцать лет я ухитрялся ее скрывать.

Входит из кухни Элинор с полным подносом и ставит его на обеденный стол.

— А, кофе и тосты! — восклицает Адриан совершенно другим тоном. — Полагаю, ты уже завтракал с шампанским где-нибудь над Ирландским морем, Сэм, но, может, ты не побрезгуешь и нашей скромной трапезой? Садимся за стол, Элли?

— Адриан, если ты сейчас же не оставишь эту фальшивую манеру радушного хозяина, клянусь Богом, я запущу в тебя кофейником.

— Не понимаю, о чем ты, милая.

— Сэм, выйди, — требует Элинор.

— Что такое?

— Делай, что я сказала! — кричит она. — Иди в холл и жди!

— Иди! — требует Адриан.

— Ждать чего?

— Иди же!

Сэм покорно удаляется и закрывает за собой дверь.

— Либо ты начнешь разговаривать со мной как нормальный человек, либо я собираюсь и ухожу сейчас же, немедленно, сию минуту, — отчеканивает Элинор. — Сэм предложил мне разделить с ним кров.

Адриан молчит, не глядя на нее. Через несколько секунд Элинор решительно идет к двери. Она уже берется за дверную ручку, когда Адриан шелестит едва слышно:

— Хорошо.

Элинор сдерживает шаг и оборачивается.

— Ты что-то сказал?

— Я сказал "хорошо".

— Что именно "хорошо"?

— Хорошо, я буду разговаривать с тобой как нормальный человек. Я уже это делаю.

Элинор возвращается к столу.

— А знаешь, я почти надеялась, что ты не согласишься, — признается она, — и можно будет уйти отсюда с чистой совестью.

— Прости, Элли.

— Последние две недели ты вел себя как свинья.

— Знаю.

— Я ведь отнюдь не жаждалапереезжать сюда, Адриан. Не жаждалауходить из музея {17}, расставаться с друзьями, отказываться от театров, выставок, даже от магазинов — иногда, Бог знает почему, хочется по ним побродить. Я сделала это ради тебя. Ради твоего покоя. Ради твоего душевного здоровья. И какова благодарность? Ты на все это наплевал, просто чтобы удовлетворить собственное тщеславие. А когда я на это прореагировала, ты… ты… — Элинор падает на ближайший стул и разражается слезами. Дверь холла приоткрывается и появляется испуганное лицо Сэма. Адриан спешит к Элинор, чтобы ее утешить, но Сэм подбегает первым и отталкивает Адриана.

— Элли, что случилось? — говорит он, приобнимая ее за плечи.

— Как, по-твоему, что ты делаешь? — возмущается Адриан.

— Почему она так горько рыдает? — наступает на него Сэм.

— Не твое дело, — огрызается Адриан и пытается оттолкнуть Сэма от Элинор. С минуту они довольно грубо пихаются, затем расходятся, но не спускают глаз друг с друга.

— Знаешь, мне иногда не верится, что мы были когда-то друзьями.

— Странно, что я чувствую то же самое, что и ты, — парирует Адриан.

— Ты стал надутым, эгоистичным, спесивым занудой.

— А ты — самовлюбленным, чванливым, беспринципным прохиндеем. Фанни Таррант раскусила тебя.

— Жду не дождусь, что она поведает о тебе.

Элинор понемногу успокаивается. Пока мужчины пожирают друг друга глазами, она достает из кармана бумажный платок и сморкается.

— Почему ты сказал "беспринципный"? — приступает Сэм к Адриану.

— Потому что ты был когда-то подающим надежды драматургом. Но запродался телевидению ради дешевого успеха.

— Лучше дешевый успех, чем снобистский провал. Испугался, что я напишу удачный, популярный роман, да?

— Ты и роман — вещи столь несовместимые, что сама идея вызывает смех…

— Заткнитесь оба! — кричит Элинор. И повелительно вскидывает руку, требуя, чтобы они угомонились. Они повинуются. В наступившей тишине слышится шум подъезжающей к коттеджу машины. — Пойду открою дверь, — говорит Элинор, — пока газеты протолкнут в почтовый ящик, пройдут годы. — Она удаляется, а мужчины садятся и ждут.

Сэм нарушает молчание:

— И как она тебе показалась голенькая?

— Прекрати, ради бога!

— Но мне же интересно.

— Я не особенно вглядывался.

— Да брось, Адриан! Ты хочешь сказать, что уломал Фанни Таррант скинуть экипировочку и не посмотрел на ее титьки и задницу? Она бреет лобок?

Адриан не отвечает. Он не отрывает глаз от появившейся в дверях и застывшей на пороге при звуке собственного имени Фанни Таррант.

— Могу поспорить, что бреет, — лениво тянет Сэм. Не замечая ничего вокруг, он откидывается на спинку шезлонга и закрывает глаза. — Держу пари, что каждую пятницу она с религиозной истовостью подбривает себе линию бикини, оставив только крошечный хохолок над промежностью — длинненький, как усики Чарли Чаплина. Правильно я говорю?

— Неправильно! Остренький — как бородка клинышком, — поправляет его Фанни Таррант, которая входит в комнату вместе с Элинор.

Сэм вскакивает как ужаленный, и вонзается взглядом в Фанни Тарант.

— Какого черта вы тут делаете?

— Проезжала мимо, правда, не ожидала встретить тут вас, мистер Шарп.

Лицо у Фанни бледное, взгляд рассеянный, вид какой-то встрепанный. Одета она затрапезно: в длиннополую рубашку и того же цвета брюки.