Ради своих детей он готов занять подобающее ему место в жизни графства. Этим он доставит удовольствие Джеральду, подумал Малколм с улыбкой.

Он прекратит отказываться от приглашений и сам будет принимать гостей в своем доме, разумеется, без излишних затрат. Они с Марсией станут общаться с таким кругом людей, которые могут быть полезными в будущем для их детей. Он вспомнил свое детство.

Малколм настолько углубился в мысли, что чуть не проехал свою станцию.

Быстро схватив пальто, шляпу и вечерний выпуск газеты, он вышел на платформу. Начальник станции коснулся фуражки, приветствуя Малколма, а тот остановился и заговорил с ним.

Это было всего несколько фраз: о погоде и летнем расписании поездов, но у Малколма было такое чувство, что рухнул еще один барьер.

«Я стараюсь! — ликуя, говорил он себе. — Я стараюсь».

Машину он оставил на площади перед вокзалом, когда они с Джасмин Френч приехали к утреннему поезду на Лондон.

Малколм завел ее, развернулся и выехал на шоссе.

В багровом зареве заката садилось солнце, предвещая назавтра хорошую погоду. Птицы, шумя крыльями, устраивались на ночлег в своих гнездах.

Его снова окружили знакомые запахи и звуки, когда он въехал в ворота поместья — с озера доносился плеск играющей форели, пахло свежим сеном и розами из сада.

Поставив машину в гараж, он вошел в дом через боковую дверь. Обычно он тут же направлялся в библиотеку, но сегодня он прошел в большой холл, где в погожие дни, когда вечерело, любила сидеть Марсия.

Он гадал, что она делала сегодня и не будет ли скучать теперь, когда ее приятельница уехала. Внезапно он почувствовал что-то похожее на нежность, думая о Марсии.

Она, конечно, поймет все, что он собирается сказать ей, и даже поможет ему в этом, он был уверен. И все же ему хотелось увидеть ее прежде, чем она его заметит.

Малколм поймал себя на том, что раньше постоянно избегал смотреть на Марсию.

Теперь же он хотел полюбоваться красотой женщины, которая станет его настоящей женой и матерью его детей.

Войдя в двери холла, он тут же свернул к лестнице в углу и стал подниматься по дубовым ступеням, отполированным ногами многих поколений Грейлингов. Он направился на «галерею менестрелей», балкону из резного дуба в южном углу холла.

Малколм подумал о том, что скоро, как только у них появится возможность, на балконе заиграет оркестр, а внизу будут танцевать.

Достигнув площадки, он осторожно потянул на себя массивную дубовую дверь и посмотрел вниз, в большой холл, потолок которого упирался в крышу, а стены были увешаны гобеленами и оленьими рогами.

В дальнем углу у накрытого чайного столика он увидел Марсию, но она была не одна. С нею был Джеральд, и они беседовали. О чем, Малколму с балкона не было слышно.

А потом он увидел, как Джеральд, склонившись над Марсией, обнял ее за плечи.

Резким движением Малколм повернулся, толчком открыл дверь на лестницу и, выйдя, с силой захлопнул ее, не заботясь о том, что наделал столько шума.

Не видя, куда ступает, он поскользнулся на вощеных ступенях лестницы и, не удержавшись, рухнул.

Пытаясь остановить свое стремительное падение вниз, он хотел ухватиться за перила... но продолжал падать... и наконец услышал собственный крик...

Острая боль от удара о каменный пол холла была последним, что он помнил.

* * *

— Небольшое сотрясение мозга и перелом лодыжки, — успокаивал Марсию доктор. — Сотрясение пройдет через сорок восемь часов при условии постельного режима, а вот перелом потребует нескольких недель покоя. У вашего мужа небольшое нервное потрясение. Он крупный мужчина, у таких не бывает легких падений, что поделаешь, возраст.

Глаза старого врача лукаво блеснули, когда он неуклюже усаживался в свою старую разбитую машину. На прощание он махнул Марсии рукой.

Марсия медленно возвращалась в дом. Ее не столько обеспокоило здоровье Малколма, сколько его душевное состояние.

Что он делал на балконе? Странно, почему он там оказался?

Малколм никогда не изменял своей привычке и, возвращаясь в дом, первым делом заходил в библиотеку. Там его ждали письма, разные сообщения, поступившие за день, и ежедневные докладные Джеральда, написанные аккуратным почерком.

Обычно Марсия не видела мужа до ужина.

Поскольку время чая он обычно пропускал, Барнет приносил ему в библиотеку виски с содовой или стаканчик хереса.

Если Марсия была в холле или наверху у себя в спальне, она могла и не знать, когда возвращался в дом Малколм, и не видела его до тех пор, пока звук гонга, долгий, отзывающийся глухим эхом во всех концах огромного дома, не оповещал об ужине. Но бывало и так, что она справлялась, где он, у слуг.

Почему именно сегодня он зашел в картинную галерею и так бесшумно ступал по дубовым ступеням, что ни она, ни Джеральд не слышали, как он вошел?

Когда, услышав шум падения, они побежали узнать, что случилось, никто из них и думать не мог, что этот переполох устроил Малколм.

Джеральд, как всегда, был незаменим, отдала ему должное Марсия. Он тут же позвал слуг, и они отнесли Малколма в его спальню и уложили в постель.

Через полчаса приехал врач, срочно вызванный по телефону, удивительно живой и понятливый, с изрезанным морщинами лицом и крепкими умелыми пальцами. Марсии он сразу понравился. Он успокоил ее, ибо она очень перепугалась, увидев потерявшего сознание Малколма и кровь, текущую из губы, которую он сильно прикусил во время падения.

Теперь, когда можно было не тревожиться за здоровье Малколма, все происшедшее тем не менее взволновало Марсию и привело в смятение.

Она нашла Джеральда в будуаре, где он ждал ее. Эту красивую комнату Марсия превратила в подобие оранжереи.

Везде были цветы в вазах — розы, сирень и обилие ароматных гвоздик.

Джеральд, стоя у окна, наблюдал за летучими мышами, которые то вылетали, то снова прятались в темноту сада. Наступил вечер.

Марсия зажгла лампы, их мягкий свет сделал комнату еще уютнее.

— Вы останетесь ужинать, не правда ли? — спросила она. — Я не стану переодеваться к ужину.

Джеральд отрицательно покачал головой.

— Пожалуй, я пойду домой, — сказал он. — У меня много дел, а завтра их будет еще больше, поскольку ваш муж прикован к постели.

Отвечая Марсии, он не смотрел на нее, и ей показалось, что он тоже обеспокоен состоянием Малколма и его необъяснимым поведением.

На этом разговор закончился, она не настаивала и пожелала Джеральду доброй ночи.

Когда он ушел, Марсия позвонила дворецкому и велела подать ей ужин на подносе.

Она не представляла себе, как будет сидеть одна в роскошной огромной столовой при молчаливо стоящих у нее за стулом слугах.

Слишком часто в своей жизни она ела как попало, урывками и не вовремя, в каких-нибудь кафе, чтобы сейчас огорчаться тем, что невольно нарушает заведенный ритуал английского ужина.

Сегодня вечером она нервничала.

Прежде чем уснуть, она наведалась к Малколму. Доктор заверил ее, что ему не нужна ночная сиделка. Он дал пациенту снотворное и обещал приехать утром.

Рядом с комнатой Малколма в гардеробной ночевал слуга на тот случай, если Малколму понадобилась бы помощь. Но, судя по всему, это было маловероятно. Малколм спал. Забинтованная голова делала его совсем молодым, лицо было спокойным.

Марсия постояла у его кровати какое-то время, потом нагнулась и коснулась его руки, лежавшей поверх одеяла.

С уст ее непроизвольно слетел легкий вздох. Сама не понимая его причину, она покинула спальню Малколма и ушла к себе.

Утром Малколм проснулся с сильной головной болью и поэтому пролежал весь день в затемненной комнате.

Сломанную лодыжку следовало перебинтовать, и врач привез с собой молодую медсестру-ирландку из местной больницы.

— Ночью она не может дежурить, — предупредил Марсию врач, — думаю, вам следует отпустить ее часиков в шесть в больницу. Она побудет с больным днем, проследит за тем, чтобы он не нарушил постельный режим и был спокоен. Это все, что ему сейчас требуется.