Той ночью Спринг созвал всех офицеров на совет в своей каюте. Я также присутствовал на нем в качестве суперкарго, но заметьте, был не особо в курсе происходящего. Не думаю, что мне приходилось принимать участие в более интересном разговоре, за исключением, возможно, знаменитой встречи генералов Гранта и Ли в фермерском домике или милой беседы лорда Лукана и моего старого полковника Кардигана, когда они, после атаки под Балаклавой, вцепились друг в друга, как две старые девы. Ну по крайней мере на техническую сторону дела речь Спринга открыла мне глаза.

— Шесть сотен, — сказал он, — это больше, чем то, на что я рассчитывал. Значит, по пятнадцать дюймов на каждого парня, при том что на двух мужчин будет приходиться по одной девчонке — и никаких чер…вых щенков-подростков.

— Это на дюйм меньше прежних расчетов, капитан, — заметил Кинни, — что могло бы сойти для черномазых с Гвинеи, но будет тесновато для дагомейцев. Они же почти такие же крупные, как парни из племени мандинго, по крайней мере некоторые из них, а мужчина-мандинго запросто занимает все шестнадцать дюймов.

— Я видел, как португальцы перевозили мандинго и при меньших площадях, — вставил Салливан.

— И скорее всего двадцать на сотню из них умирали.

— Не страшно. Они положили черных самцов вперемешку с их шлюхами — представьте, они так и лежали друг на друге всю дорогу — зато таким образом сэкономили много места.

Спринг не присоединился к общему смеху.

— Я не собираюсь смешивать мужчин и женщин, — прогрохотал его голос, — это самый простой способ испортить груз. Удивляюсь вам, мистер Салливан!

— Это всего лишь шутка, сэр. Но я подсчитал — получается по шестнадцать дюймов, если мы регулярно будем их выпускать потанцевать, сэр.

— Благодарю вас за предложение. С танцами или без, но они получат по пятнадцать дюймов, а женщины — по двенадцать. [XVII*]

Кинни покачал головой:

— Так не получится, сэр. Эти дагомейские девки почти такие же крупные, как и парни. И на бок их плотно не уложишь — слишком уж у них пышные формы.

— Кладите их через одну валетом — головой к ногам, — посоветовал Салливан.

— Тогда вы потеряете десять, а то и больше на сотню, — гнул свое Кинни, — это десять тысяч долларов убытка по сегодняшним ценам.

— У меня никто не умрет по дороге! — выкрикнул Спринг. — Ни один, клянусь Богом! Мы будем грузить только самых здоровых, каждая черная тварь будет ежедневно получать свежие фрукты, и дважды в сутки — по утрам и ночью — мы будем выводить их танцевать, понятно?

— Но даже так, сэр, — настаивал Кинни, — двенадцать дюймов не хватит…

Тут впервые с начала совета заговорил Комбер. Он был бледен и весь взмок от пота — мы все были мокры, как церковные мыши, но он выглядел хуже всех:

— Возможно, мистер Кинни и прав, сэр. Еще хотя бы дюйм для женщин…

— Когда мне понадобится ваш совет, мистер Комбер, я попрошу его, — отрезал Спринг, — дай вам волю, так вы отведете каждому и по два фута или набьете этот проклятый корабль сущими пигмеями.

— Я думаю о том, чего это может стоить, сэр…

— Вы лжете, мистер Комбер, — шрам Спринга снова побагровел, — я знаю вас сэр, вы слишком благоволите к этим черным свиньям.

— Мне не нравятся ненужные повреждения груза и его гибель, сэр, это правда…

— Тогда, черт возьми, вам нечего делать на работорговце! — заорал Спринг. — Проклятие, может вы хотите выделить им каждому по каюте? Полагаете, я везу их на увеселительную прогулку? По сорок монет за фунт, мистер Комбер — вот сколько средний черномазый парень стоит сегодня в Гаване, а может, и больше. Тысяча долларов за голову! Теперь подсчитайте, мистер Комбер, во сколько нам обойдется каждый лишний дюйм — сорок тысяч долларов убытка для вашего судовладельца! Подумали ли вы об этом, сэр?

— Я знаю, сэр, — осторожно проговорил Комбер, нервно стискивая пальцы, — но сорок умерших в пути дадут те же самые убытки и…

— Черт бы вас побрал, вы собираетесь спорить со мной? — в глазах Спринга загорелся недобрый огонек. — Я возил черных свиней по морям уже в те времена, когда вы еще держались за материнскую грудь — там бы вам и просидеть до сих пор! Думаете, я меньше вас, нахальный щенок, ломаю голову над тем, чтобы к концу рейса все негры были живы и здоровы? По самой простой причине — мне не платят за тела, которые придется вышвырнуть за борт. Я спасаю доллары, а не души, мистер Комбер! Святые небеса, я понять не могу, какого черта вы делаете в этом бизнесе — вместо этого вам бы лучше торчать в чертовом Торговом Совете! — Капитан снова сел и пристально посмотрел прямо в глаза замолкнувшему Комберу, а потом обернулся к остальным: — Пятнадцать и двенадцать, джентльмены, понятно?

Кинни вздохнул:

— Очень хорошо, сэр, но вы же знаете мои взгляды и…

— Знаю, мистер Кинни и уважаю их. Они основаны на опыте и здравом коммерческом смысле, а не на гуманистической ерунде, подхваченной от мерзавцев вроде Тэппена и Гаррисона. «Гений всеобщей эмансипации» — а, мистер Комбер? [XVIII*] И вы мне указываете? Гений чепухи! Не спорьте со мной, сэр. Я знаю ваши взгляды — вот почему я не могу понять, почему вы продолжаете свои завывания, вы, вы — проклятый лицемер!

Комбер сидел молча, и Спринг продолжил:

— Вы, мистер Комбер, будете нести личную ответственность за здоровье всех женщин. И они не должны умереть, сэр! Мы позаботимся об этом. Нет, они не умрут, потому что, подобно вам и присутствующему здесь мистеру Флэшмену, они никогда не читали Сенеки. Поэтому они и не знают, что qui mori didicit servire dedidicit. [39]А если бы знали, то наш бизнес накрылся бы за неделю.

Должен сказать, мне показалось, что во всем этом есть здравый смысл, а Комбер и дальше сидел молча. Он вздохнул с облегчением, когда разговор перешел на другие темы, вроде прибытия короля Гезо, который на следующий день должен был приехать в местечко Апокото, лежавшее в нескольких милях вверх по реке. Спринг хотел встретиться с этим туземцем для переговоров и приказал, чтобы Кинни, Комбер и я отправились с ним, прихватив дюжину матросов, в то время как Салливан будет грузить первых рабов, прибывающих в лагерь.

Я был рад возможности хоть на несколько часов вырваться с «Бэллиол Колледжа», но когда на следующий день мы погрузились на большое каноэ племени кру, я уже не был уверен в этих своих чувствах. Кинни раздавал матросам оружие — карабин и тесак каждому, а Спринг лично отвел меня в сторонку и протянул пистолет с очень длинным стволом.

— Знакомая штучка? — поинтересовался он и я ответил, что да.

Это был один из первых револьверов Кольта, того типа, когда порох и пуля заряжались в барабан еще по отдельности. Сегодня такие выглядят жутко старомодными, но тогда ими восхищался весь мир.

— Прошлой зимой в Балтиморе я купил дюжину таких, — заметил Спринг. — Оружие американской армии. Гезо отдал бы даже свой трон, только бы завладеть ими, так что я собираюсь использовать эти штуки для особых торгов. Вы как, хороший стрелок? Тогда сможете продемонстрировать револьвер этому туземному царьку. Скажите Кинни, чтобы также выдал вам игольчатое ружье и тесак. [ХIХ*]

— Вы думаете, они нам понадобятся? — напрягся я.

Капитан поднял на меня свои выцветшие глаза.

— Вы что, предпочли бы отправиться невооруженным в гости к самому кровожадному дикарю Западной Африки? — удивился он. — Нет, мистер Флэшмен, я не думаю, что нам придется воспользоваться нашим оружием, по крайней мере не сейчас. Но помня мудрость древних, я опасаюсь данайцев, даже принося им дары, понимаете?

Да, в этом, несомненно, был смысл, так что я взял карабин, патронташ, прицепил к поясу тесак, сунул за него револьвер и теперь выглядел как настоящий пират. Когда мы занимали места в каноэ, это больше было похоже на какой-то любительский спектакль: все в платках, повязанных на голове, вооруженные до зубов, у некоторых в ушах висели серьги, а у одного — даже черная повязка на глазу. Мне стало интересно, что бы сказал наш преподобный Арнольд, если бы мог увидеть все это со своего места — одесную Господа нашего? О, сказал бы он, вот достойный малый, Том Браун, со своей сладкой женушкой в далекой западной стране раздают хлеб насущный и одеяла бедным поселянам, которые благодарно кивают головами и называют его «благодетелем» — хвала тебе, Том Браун! А вот еще один благородный юноша, Скороход Ист, который правит сипаями к вящей славе Господней и на прибыль достопочтенной «Джон компани» [40]— что за умилительное зрелище! А вот и молодой Брук, бесстрашный лейтенант на мостике «Невыразимого», фрегата своего дяди — ах, что за честь для нашей старой школы! Но сказано: какой посадишь отросток, таким и вырастет древо. Кто это там, среди пиратов, которые готовятся погрузить на свой корабль несчастных негров и увезти их в рабство? Кто это, со лживыми клятвами на устах? По-моему, я знаю его — да это же выродок-Флэшмен! Несчастный юноша! Впрочем, чего-то подобного я и должен был от него ожидать!