Где-то внутри нее закипела злоба, и Джанет не стала ее сдерживать. Злоба эта, делаясь все более яростной, судорожно рвалась наружу, пока Джанет не затрясло от негодования.

— Здорово?! — взвизгнула она и залепила дочери оплеуху. Та дала сдачи, и в следующую минуту они уже дрались по-настоящему, таская друг дружку за волосы и одежду, пока предостерегающий крик Киф-киф не положил конец стычке. Джанет почувствовала, что ребенок тянет ее прочь, схватив за запястье.

—  Идем же! — тяжело дыша, сердито торопила дочь. — Глупая!

Джанет, спотыкаясь, засеменила следом, с трудом подстраиваясь под шаг шестилетнего ребенка. Бросив взгляд через плечо, она увидела то, что еще раньше заметила дочь: в двадцати шагах от них собралась стая мурен, привлеченных шумом драки и запахом человеческой плоти.

Подхватив на руки Киф-киф, которая уже не сопротивлялась, Джанет прибавила ходу и побежала вперед, вперед.

Ночью в постели, спрятавшись за проволочной сеткой, она попробовала объяснить девочке, за что так на нее разозлилась.

— Я думала, ты боишься акул и вообще больших рыб, — запинаясь, сказала Джанет и крепко прижала к себе дочь, ставшую теперь немного чужой. — Тебе каждую ночь снятся кошмары…

Киф-киф сонно почесала щеку и нос.

— Мне снятся кошмары про другое.

Не то еще голова закружится

(пер. А. Монахов)

распахнула багажник машины и зажгла газовую горелку, которую возила с собой. Открытая крышка багажника защищала пламя от ветра; а то, что от экспериментов с газом можно взлететь к Небесам, ее не волновало. Она попадет туда менее эффектным способом.

открыла банку спагетти и вытрясла содержимое в маленькую кастрюльку, чтобы разогреть. Это был ее обычный завтрак, правда, иногда она вообще не завтракала. Когда еда была готова, она выключила горелку и снова села в машину, примостив горячую кастрюльку со спагетти на видавшем виды руле. Медленно и задумчиво ковыряя вилкой, она наблюдала через лобовое стекло за морскими птицами. Машину она поставила подальше от обрыва, так что самого моря не было видно.

наспех проговорила благодарственную молитву. Такая у нее была странность: благодарить Господа после,а не до.Ведь получить возможность и ею воспользоваться — совсем не одно и то же, и довольно глупо заранее благодарить за то, что может и ускользнуть из рук. Другие сестры так не считали, но что ей теперь эти сестры!

немного подождала, пока спагетти улягутся в желудке, и сделала глоток из термоса, потом сняла парку с капюшоном, чтобы проверить, каково будет без нее. Еда и питье еще недостаточно согрели тело, она сразу почувствовала холод и надела куртку снова. На досаду, парка скрывала монашеское одеяние, и, что совсем неудобно, капюшон нельзя было носить вместе с покрывалом. Ведь если сюда кто-нибудь явится, у нее будут считанные минуты на то, чтобы привести одежду в порядок и предстать перед незнакомцами в должном виде. Парку сбросить — одно мгновение, но, возможно, придется обойтись без покрывала. Хотя, увидев распятие на груди, они все поймут.

вышла из машины размять ноги, длинные свои ноги. Прошлась взад-вперед по безлюдному утесу, втянув голову в плечи и сунув руки поглубже в карманы куртки. Сапоги на меху бесшумно ступали по влажной траве, парка слегка шуршала, как заводная игрушка. Небо, смыкаясь с морем, затягивало в щель у горизонта все земные звуки, и они изливались обратно чуть видоизмененные, выхолощенные. Чайки носились над обрывом и то и дело падали куда-то вниз; ей не хотелось подходить слишком близко к краю — не то еще голова закружится.

вернулась в машину, опять глотнула из термоса и наконец начала согреваться. Ветер чуть разогнал плотные облака, заслонявшие солнце, и еще немного тепла просочилось сквозь белую пелену. Скоро можно будет снять парку, уже скоро. Интересно, сколько времени, подумала она, заметив, что часы на приборной доске снова сбились: на них мигали цифры 00.00. Время можно узнать по радио, правда, придется слушать весь этот треп и поп-музыку. Довольно долго она, мучаясь, слушала радио, но так ничего и не узнала. Вдруг у края скалы остановился какой-то автомобиль.

выключила радио и сняла парку, под которой обнаружилось массивное потемневшее распятие на белом фоне. Вновь прибывшие — мужчина и женщина — вышли из трейлера и начали жадно глотать воздух. Они были обвешаны солнечными очками, фотоаппаратами и биноклями и сводить счеты с жизнью явно не собирались, хотя это место и было известно как «Мыс самоубийц».

подождала, пока мужчина и женщина, стоя у края обрыва, вволю наиграются со своей техникой. Она попыталась успокоиться, но адреналин уже закипал в крови: в голове зашумело от собственного голоса, снова и снова перечисляющего причины, почему стоит жить. Нет такой боли, для которой Господь не нашел бы места в своем бездонном вместилище страданий. Решиться на самоубийство — все равно что признать: ты больше не в силах нести бремя жизни. Да, конечно, порой это бремя бывает непереносимым. Но если ты способен сбросить его со скалы, размозжить тело о камни, дабы волны смыли в море твои останки как мусор, то что мешает поступить по-другому? Нет, нет, не вернутьсяк жизни, которая стала невыносима, не взвалитьэто бремя снова себе на плечи, а переложить его на кого-то еще — на плечи Господа. Да, Господа, который в этот миг стоит рядом, такой же близкий и настоящий, как я, — но только в миллион раз сильнее!

помахала парочке через боковое стекло. Они уже собирались уезжать. Возможно, они уже увидели все, что хотели, поймали все, что надо в объективы фотоаппаратов и окуляры биноклей, запечатлели на кусочке непроявленной пленки. Возможно, они были просто разочарованы тем, что встретили здесь человека, — ведь место слыло совершенно диким. А может быть, им не понравилось, что этим человеком оказалась монашка. Они, наверное, подумали, что она будет приставать с расспросами, выяснять, кем они друг другу приходятся, или просить пожертвовать денег на лепрозорий в Индонезии. Наверное, так обычно ведут себя ее подруги-монахини. Сейчас уже трудно вспомнить. Она давно не бывала в обществе сестер во Христе.

посмотрела, как трейлер дает задний ход, разворачивается и уезжает. Когда он почти скрылся из виду, она открыла дверцу, выбралась наружу и присела на корточки около машины. Дверца с мягкой обивкой, укрывающая ее от ветра, трепетала как крыло. Она подобрала одеяние, оголив бедра, и сидела так, пока не закончила, а потом быстро закрылась в машине, дрожа от холода. Она было потянулась к парке, но передумала и опять приложилась к термосу. Шли часы. Солнце, безучастное и чуждое соблазнам, описывало дугу на небе. Никто больше не приехал к обрыву.

откинулась в кресле. Возбуждение прошло, и доводы, почему стоит жить, больше не занимали голову. Она задремала. Проснувшись, немного помолилась. Потом послушала радио. На этот раз судьба смилостивилась, и она довольно быстро узнала, который час. Она подумала, что неплохо бы съездить в город, прежде чем закроются магазины. Она не знала точно, сколько у нее осталось продуктов.

снова выбралась наружу, обогнула машину и открыла багажник. И тут какая-то крупная птица — гигантская цапля или аист — пронеслась мимо: длинный острый клюв и белоснежные крылья на миг поравнялись с машиной. Сестра Дженнифер невольно запрокинула голову и, ослепленная солнцем, чуть не потеряла равновесие. Это было необыкновенное зрелище, на миг ее даже пронзил страх: как будто вот-вот стрясется нечто и ее разорвет на части, как бумажный пакет. Однако ничего не случилось. Еще не придя в себя, она смотрела в багажник, но видела только светящийся отпечаток солнечного диска.