Из страха, что их засекут, Джанет и Киф-киф двигались быстрым шагом и намеренно путали след. Рано или поздно Армия перестанет кочевать и займется домами, в которых пока еще ютятся обычные горожане. А если те, отчаявшись, покинут свои жилища, эти фанатики уж точно не упустят случая, чтобы приблизить гибель несчастных оттого, что они нарекли священным перерождением природы.

Не исключено и то, что со временем Армия подправит свое учение и разрешит своим членам убивать, не дожидаясь, пока это сделает священное перерождение природы.

— Теперь мы уже достаточно далеко, — сказала Джанет, пар из ее рта смешался с сухим серым воздухом.

Киф-киф швырнула полиэтиленовый мешок с мертвыми губанами в сточную канаву. Зацепившись за острый край сломанной инвалидной коляски, тот порвался, и рыбины вывалились наружу. Тут же из канализационной трубы выплыл огромный угорь и скользнул к дармовой поживе.

— Голодная?

— Угу.

Ощущая приятную тяжесть в желудке, Джанет и Киф-киф с бодрым видом возвращались из бесплатной столовой, единственного места в городе, где еще давали горячую пищу. Они шли вприпрыжку. В воздухе суетились испуганные рыбешки всевозможных цветов и видов. Невдалеке карп лениво поедал планктон, гнездившийся внутри развороченного автомобильного двигателя. Барракуда кружила возле маленького дельфина, запутавшегося в тенте магазина и умершего от голода. Скат-манта, проплыв над головами Джанет и Киф-киф, которые они предусмотрительно втянули в плечи, уперся в заводскую стену, а затем медленно заскользил вдоль свежей граффити («У читающиво это, дни на земле сочтены!»), закрывая телом одно слово за другим. Джанет по просьбе дочери прочла надпись.

— Вот он и читает, — криво ухмыльнулась Киф-киф.

Джанет рассмеялась. Они обе знали, что скат принял еще не успевшую высохнуть краску за что-то съедобное. Значит, завтра утром он будет валяться брюхом кверху, а затем члены Армии найдут его и съедят. Поскольку Церковь Армагеддона не держала подпольной бесплатной столовой, вроде той, где кормились трофейными консервами Джанет с Киф-киф и другие вероотступники, членам Армии приходилось довольствоваться рыбой. Время от времени на улицах появлялись рыболовные сети, подобно замысловатой паутине протянувшиеся между домами.

Ходили слухи, что члены Армии не едят краденые продукты. По-видимому, конфискацией они занимались с единственной целью — чтобы лишить вероотступников несправедливого преимущества. Им явно доставляло удовольствие вскрывать жилища, точно ракушки, и запускать внутрь мстителей Природы. Исчезновение еды они расценивали как знак, свидетельство того, что Отец Небесный впредь не намерен обеспечивать неверных хлебом насущным. Человеческих созданий, по крайней мере. Для тех, кто плавает, пищи было в избытке.

Судя по тому нездоровому энтузиазму, с которым Армия реагировала на гнев свыше, она была полностью на стороне рыб. В городе почти не осталось здания, на котором не красовался бы их излюбленный лозунг: «Долой сушу!»

— Тише, Киф.

До дома было уже рукой подать, когда повеял ветерок, и тут же резко запахло какой-то крупной недоеденной рыбой. Джанет сморщила нос от отвращения и, не замедляя шага, притянула девочку к себе.

— Больно запах противный, — извиняющимся тоном произнесла она, но, взглянув на отсутствующее и спокойное лицо ребенка, догадалась, что зря просила прощения. Похоже, дочь не чувствовала вони.

От мысли, что Киф-киф выросла в мире, пропитанном зловонием, настроение у Джанет совсем испортилось. Девочка постоянно дышала воздухом, отравленным разложением. Она ни разу не видела фрукта на дереве или цветка, так как любое растение, даже не успев зацвести, пожиралось рыбой. Их холодный, мрачный дом больше походил на тюрьму, и каждую ночь ребенка терзали кошмары. Да и сейчас, идя по пустынным улицам, они дрожали от страха: ведь любое разбитое окно могло изрыгнуть смертоносную серую тушу, и что тогда делать? Джанет слышала рассказы людей, переживших нападение акул, и ей нетрудно было себе вообразить, каково это — стоять, не двигаясь, когда хищница с разинутой пастью скользит по воздуху к своей жертве. Члены Армии абсолютно правы: в нынешнем мире нет больше места для людей. Киф-киф с маленьким, почти игрушечным мачете бессильна против ненависти целого мироздания…

— Мама, смотри!

Джанет очнулась от невеселых мыслей.

— Что? Что такое?

Джанет указывала пальцем куда-то вдаль, за крыши домов. С ужасом Джанет увидела голубовато-черную косатку, выплывающую из-за низких серых туч, следом за ней еще одну, потом еще и еще. Они висели в небе, как огромные черные цеппелины, и вытесненный ими воздух, казалось, сгустился. Джанет чуть было не рухнула на колени, но удержалась, вцепившись в плечи девочки. Спрятаться было негде — позади лишь разбитые улицы и ряды обветшалых, полуразвалившихся домов, а дальше — пустынное море. Это расстояние в полтора километра косатка покроет меньше чем за минуту.

Косатки двинулись в их сторону. Их хвосты лениво колыхали воздух. Они выстроились в боевой порядок. Явно готовились к нападению.

Неподалеку высилась чудом уцелевшая старинная церковь с мраморными статуями. Первая косатка, чуть отклонившись от курса, с грацией, удивительной для животного таких огромных размеров, проплыла сквозь остовы административных зданий, почти обхватив церковь хвостом, напоминающим крыло самолета. Она подплывала все ближе и ближе — Джанет с Киф-киф видели надвигающуюся на них гигантскую тень, — а затем зависла прямо над головой, примерно метрах в тридцати от земли. От взмахов гигантского хвоста волосы наблюдательниц развевались во все стороны. Затмив солнце своей чудовищной тушей, косатка разинула пасть — словно люк самолета, вниз опустилась челюсть, усеянная тысячью острых, как иглы, зубов. Вода застучала по асфальту — это ветер разносил слюну. Джанет закричала.

Но косатка рванула с места, лишь покрыв их по пути огромной тенью.

— Она возвращается! Она возвращается! — завопила Джанет, глядя, как животное медленно описывает полукруг.

Однако и на этот раз угроза миновала — косатка взяла курс на старинную церковь. Ее боевые подруги, сомкнув ряды, держались рядом.

Снова повернув, хищница поплыла в сторону Джанет и Киф-киф, но описанный полукруг оказался меньше — отбрасываемая туловищем тень даже не доставала до улицы, где они стояли. Косатка опять метила в церковь. Казалось, глубоко в мозгу чудовища созрело какое-то решение, побудившее ринуться прямо к цели, врезавшись в каменную кладку своей мощной головой.

Старинное здание содрогнулось, с глуховатым рокотом начала рассыпаться каменная кладка. Бледная статуя закачалась на постаменте и рухнула, разбилась вдребезги. Другие косатки, следуя примеру своей предводительницы, тоже набросились на храм и принялись таранить его снова и снова, пока под нестройный перезвон колоколов не полетели кувырком кресты. И вот уже церковь сложилась со страшным грохотом, какой бывает только тогда, когда рушится здание.

Косатки недолго покружили над руинами и поплыли в другую часть города, взметая хвостами тучи блестящих осколков.

Джанет, не переставая дрожать, вздохнула с облегчением, но когда она попыталась размять закоченевшие ноги, то ее дыхание занялось от боли. Не так уж она благодарила судьбу за то, что не погибла. Жизнь давно уже превратилась в ад. Лежать, утратив все ощущения, в длинном пищеводе косатки — вотнастоящая милость, а совсем не это жуткое подобие спасения.

Но она должна притворяться,что живет, как обычно, притворяться,что в ней еще остались надежда, сила духа, какие-то чувства. Ради дочери, чтобы дочь не сдавалась. Она должна быть сильной, утешить ребенка, довести до дома — донести на руках, если понадобится — и уложить в постель.

Джанет взглянула на Киф-киф и поразилась, увидев ее сияющее лицо.

— Мамочка! — с восторгом произнесла девочка. — Вот здорово, а?

— Здорово? — не веря своим ушам, повторила Джанет. — Здорово?