– Ах да, – ответствовал Клэнси. – Это наш покойничек. Стрит, это лейтенант Дадли.
Дадли снял телефонную трубку, тихонько переговорил в нее и вновь опустил на рычаг.
– Проходите.
Клэнси открыл дверь и пропустил Теда вперед.
При первом же взгляде на доктора Лайонз Тед понял нечто такое, чего не знал Клэнси, – в противном случае знание это, чего доброго, спровоцировало бы экстремальные действия, чреватые серьезными последствиями. По тому, как доктор Лайонз шла к нему от стола, по стуку ее сердца в груди Тед понял, что она – вовсе не она, но мужчина, хрупкий мужчинка с миниатюрной талией и узкими плечами. Впрочем, голос ее звучал низко, вполне по-мужски, и жестко, тоже по-мужски.
– Приятно с вами познакомиться, мистер Стрит, – сказала доктор Лайонз. – Добро пожаловать в Ре-Анимационный департамент инкубационной карпофорической анапластической лаборатории.
– РАДИКАЛ, – сократил Клэнси.
Тед пожал доктору Лайонз руку. Невзирая на факт наличия – сейчас или в прошлом, – пениса и яичек, доктор была роскошной женщиной, столь же яркой, как и ее помощник в соседнем кабинете. Тед оглядел офис. Стены бледно-желтые, над столом висит картина, в которой Тед тотчас признал Мозервелла – желтая плоскость с фрагментом окна в центре и чуть сверху.
– Это у вас Мозервелл? [xxxviii] – полюбопытствовал Тед.
Лайонз скользнула по картине взглядом.
– Да, он. – Кажется, замечание гостя произвело на нее впечатление. – Вы любите живопись?
Тед кивнул.
– Не западло ли сюсюкать? – обронил Клэнси.
– Вы, надо думать, гадаете про себя, с какой стати мы послали за вами нашего пит-бультерьера, полковника Двидла. – Лайонз с наслаждением распробовала имя языком. Обошла стол кругом, села, жестом указала Теду на стул перед собою, взглядом дала понять Клэнси, что тот может идти. Именно так полковник и поступил. – Как вы, вне всякого сомнения, уже поняли, порою случается, что люди умирают, однако в покойниках надолго не задерживаются.
– Похоже на то, – согласился Тед.
– Воды хотите? – спросила Лайонз.
– Мне бы ванну принять, – сказал Тед.
Лайонз кивнула, словно ей сообщили нечто крайне интересное с клинической точки зрения. Она подалась вперед, взяла карандаш, постучала им по столу – тем концом, что с ластиком.
– Или хотя бы душ, – не отступался Тед.
– Непременно. Но вы скорее всего не знаете, что люди возвращались к жизни, фигурально выражаясь, столько же, сколько существует на этой планете род человеческий. И я не говорю о тех случаях, когда по ошибке хоронили тех, кто, строго говоря, еще не умер. Должна же быть тому хоть какая-то причина!
– Значит, вся эта ерунда насчет НЛО – просто прикрытие? – уточнил Тед, при том, что уже узнал об этом от Клэнси.
– Ничего о том не знаю. Это все для тупоголовых военных фигляров – там, наверху. Я – ученый, эндокринолог и патолог. Я работаю здесь, внизу. – Лайонз откинулась назад. – Ваша голова была начисто отделена от тела.
– Я в курсе, спасибо.
– Вы верите, что человек способен выжить после такого происшествия? – Лайонз неотрывно глядела на Тедовы швы.
– Да, – кивнул Тед.
– Ну а я – нет, – отрезала Лайонз. – И я намерена выяснить, каким образом выжили вы, даже если вас это убьет.
– Но зачем? – спросил Тед.
– Я скажу тебе, зачем! – В кабинет снова ворвался Клэнси. – Потому что ты, по всему судя, человек, которого невозможно убить. Тебе оттяпали твою гребаную голову, прям на фиг оттяпали, а ты стоишь тут как ни в чем не бывало и со мной треплешься. Ты только вообрази себе целую армию мужиков вроде тебя. – Клэнси оглянулся на Лайонз. – Ну и женщин тоже. Представляешь: ливийцы косят их в пустыне из пулеметов пятидесятого калибра, обстреливают минометным огнем, а те встают себе и идут вперед. Вообразите себе хотя бы тысячу таких солдат. Только вообразите! – Полковник Двидл закрыл глаза – и вообразил их сам: все тело его содрогнулось словно в оргазме. – Я заполучу этих солдат, заполучу во что бы то ни стало, а вы мне их как миленькие предоставите.
Тед вскинул глаза на Лайонз.
– Вы можете идти, – проговорила она.
– Есть. – Напоследок Клэнси одарил Теда долгим, жестким взглядом. – Но вы смотрите, поторапливайтесь, непременно его вскройте.
На сей раз замок щелкнул, а затем Тед услышал, как захлопнулась дверь и внешнего офиса. Клэнси наконец-то убрался восвояси.
– Терпеть не могу военных, – поморщилась Лайонз.
– Но вы на них работаете.
– Ха, тут же рай для науки! Я могу делать все, что хочу, с чем хочу и с кем хочу, и никто не жалуется. Никто не вопит о защите животных, о правах человека или там гражданских правах, и о безопасности исследований. Я здесь – царь и Бог.
– Значит, вы считаете, будто я воскрес из мертвых.
– Я знаю,что вы воскресли из мертвых. Вы – первый, насчет кого даже сомнений не возникает. Вам отрезало голову, мистер Стрит. Вы сидите напротив меня – подлатанный на живую нитку косоруким неумехой. Вы не подаете признаков жизни. И при этом я разговариваю с вами, а вы мне отвечаете.
– И что теперь?
– Мы сделаем ЭКГ, ЭЭГ, MP-интроскопию, посмотрим, не найдем ли чего в вашей слюне, в вашей крови, кале и моче. У вас по-прежнему имеют место быть экскременты?
До сих пор Тед об этом не задумывался, однако, по правде говоря, он не мочился с того самого достопамятного раза в лагере Большого Папы. Как ни странно, он осознал, что отчего-то стесняется в этом признаться. И просто-напросто промолчал.
– Мы вас осмотрим со всей дотошностью.
– А чего вы ищете-то? – спросил Тед.
– Чего угодно. Всего. – Доктор Лайонз вздохнула. – Смерть меня завораживает. Она – самая интригующая из всех жизненных функций человека, она такова, какова есть. Смерть необходима и неизбежна. Когда вы умерли, когда ваша голова отделилась от тела, остановилось все и вся, оборвались звуки, голоса, птицы, время – все замерло. А затем это смачное мгновение минуло – и все включилось заново. Смерть – это лишь не поддающаяся измерению точка во времени, бессмысленная, несущественная, но она заключает в себе все, что мы знаем о жизни.
Тед улыбнулся.
Лайонз сняла трубку.
– Дадли, будьте добры, проводите мистера Стрита в его новое жилище. Позаботьтесь о том, чтобы наш гость ни в чем не нуждался. – Она повесила трубку.
– Могу я позвонить семье?
– Нет, – отрезала доктор Лайонз. – Я вот уже больше четырех лет с родными не разговаривала; впрочем, и не хочется. По иронии судьбы, сейчас вы для жены и детей мертвы, как никогда прежде.
Глава 2
Красавчик Дадли провел Теда через несколько мостков и через несколько коридоров, мимо дверей, что требовали карточку, либо секретный код, либо идентификацию по рисунку сетчатки, – пока они не дошли до кроваво-красной раздвижной двери. Дадли прижал к чему-то ладонь – надо думать, к сенсорной пластине, – и дверь открылась. Дадли пропустил Теда вперед.
Комната походила на стандартный гостиничный номер, в каких Тед живал не раз и не два, – вплоть до желтовато-коричневого, плотного ворсистого ковра и кошмарной пастели над кроватью.
– Мы от души надеемся, вам здесь будет удобно, мистер Стрит, – сказал Дадли.
– Спасибо большое.
– Не за что. В холодильнике есть напитки, рядом с раковиной – кофеварка. Раз в день комнату будут убирать.
– Спасибо.
– В комоде и в стенном шкафу на вешалках вы найдете свежую одежду.
Лейтенант Дадли ушел. Красная дверь скользнула в паз, и воцарилась оглушающая тишина.
Тед уселся на аккуратно, заправленную кровать и пощупал рубчики покрывала кончиками пальцев. Там, где в гостиничном номере стоял бы телевизор, притулился невысокий книжный шкаф; в нем обнаружилось несколько книг. Тед, склонив голову набок, прочел названия. Потрепанный том «Финеаса Финна» Троллопа, фолиант с сухим названием «История питания»; «Сатирикон» в переводе Оскара Уайльда и «Случай на мосту через Совиный ручей» [xxxix]вперемешку с разрозненными дешевыми приключенческими романами и политическими детективами. Но по-настоящему насмешила его книга, что неизменно наличествовала в любом букинистическом магазине, порог которого он когда-либо переступал, в любом летнем коттедже, где он когда-либо проводил отпуск: а именно «Бальзак» Стефана Цвейга.