Как говорил Талейран, “ЭТО БОЛЬШЕ, ЧЕМ ПРЕСТУПЛЕНИЕ — ЭТО ОШИБКА”.

И неважно, что немцы довольно искусно разыграли эту партию, использовав для нее словацких «народников», адмирала Хорти и придав своей оккупации вид добровольной просьбы руководителей Чехословакии о принятии их страны “под руку Берлина”. Как сказал президент Чехословакии Эмиль Гаха:

“…Наша обязанность — принять случившееся с мужественным спокойствием, но и с осознанием серьезной задачи: сделать все, чтобы сохранить для наишх будущих поколений то, что осталось нам от нашего, может быть, слишком богатого наследия… Наблюдая за тем, что приближается, я решился, с согласия правительства, в последний момент попросить о встрече рейхсканщера Адольфа Гитлера… После длительного разговора с рейхсканцлером, после анализа ситуации я принял решение — объявить, что предаю судьбу чешского народа и государства с полным доверием в руки вождя немецкого народа”.

Важно, что с этого момента у вненациональной финансовой олигархии в руках оказались такие козыри, с которыми она могла переиграть Гитлера, навязав ему СВОЙ алгоритм игры.

Начиная с середины марта 1939 г., вся пресса, находившаяся в руках врагов немецкого национал-социализма, стала по всему миру воем выть о “врожденной агрессивности” национал-социалистической Германии, о том, что “Гитлеру нельзя верить!”, о том, что “нацизм — это война” — и еще миллион подобных лозунгов.

И доктору Геббельсу, несмотря на все его хитроумие и ловкость, нечем было крыть — мир увидел, что Германия расчленила и оккупировала суверенное государство, наплевав на все предыдущие договоренности, касающиеся его судьбы.

И неважно, что этот «обрубок» прежней Чехословакии (как известно, сойм Подкарпатской Руси 15 марта 1939 г. провозгласил государственную независимость этой территории, а за день до этого свою независимость провозгласила Словакия) был абсолютно нежизнеспособным образованием — важно было лишь то, что он был лишен независимости Германией.

Надо сказать, что в этот же день, 15 марта 1939 г., выступая в палате общин, премьер-министр Англии Чемберлен, многократно прокляв Гитлера, все же считает нужным заявить, что с фактической стороны дела немецкая оккупация — вполне логичный шаг.

“Отныне Британское правительство больше не связано данным им Чехословакии обязательством, ибо государство, границы которого мы намеревались гарантировать, развалилось изнутри и, таким образом, нашло свой конец”.

Тем временем антинацистская истерика в «свободной» английской прессе очень быстро набрала обороты. Отныне главным тезисом пропаганды стало: “Гитлеру нельзя верить!”

Этот же лозунг — “Гитлеру нельзя верить!” — взяла на вооружение та часть польского истеблишмента, что кормилась с рук своих западных Хозяев, и именно благодаря этому тезису, повторенному миллион раз в тысячах вариаций, польская печать (принадлежащая известно кому) возвела антинемецкую истерику в ранг общенациональной идеи.

Поляки повели себя по отношению к Берлину крайне презрительно и надменно — с ходу отвергнув все предложения Риббентропа о коррекции границ. Польша начала готовиться к войне — и уже 23 марта ее Генеральный штаб начал подготовку к развертыванию шести армий на польско-немецкой границе. Хозяева Польши могли удовлетворенно кивнуть головой — Варшава делала все необходимое для того, чтобы костер немецко-польских противоречий разгорался как можно ярче.

Для того, чтобы воинственная шляхта в самый трудный момент не киксанула, не сдулась, не запросила «пардону» — 31 марта Великобритания предоставила Польше военные «гарантии»; поляки получили возможность надеяться, что в грядущем противостоянии с тевтонами плечом к плечу с ними встанут британские союзники — а на западе в пределы Германии вторгнется, “гремя огнем, сверкая блеском стали”, непобедимая французская армия — и немцы будут уничтожены в течении нескольких недель!

И поэтому Польша решительно и бесповоротно отвергла какие бы то ни было соглашения с Берлином.

Именно с этого момента Вторая мировая война стала неизбежной…

Глава 4. Данциг и «коридор», или немного о мастерстве провокации

Вот дословно те требования, что были изложены Риббентропом польскому послу в Берлине Липскому 24 октября 1938 г.:

1. “Вольный город” Данциг возвращается из-под управления Лиги Наций под управление Германии.

2. Через “Польский коридор” прокладываются экстерриториальная автострада и экстерриториальная четырехколейная железная дорога, которые будут принадлежать Германии.

3. Германо-польский договор 1934 г. будет продлен с 10 до 25 лет.

ЭТО ВСЕ. Более никаких требований к Польше Германия не выдвигала до самых первых выстрелов туманным сентябрьским утром 1939 г.

19 ноября посол Липский, вернувшись из Варшавы, заявил Риббентропу, что его шеф считает, что “по внутриполитическим причинам было бы трудно согласиться на присоединение Гданьска к Германии”.

Заметьте — Гданьск Польше НЕ ПРИНАДЛЕЖИТ, Польша в этом городе осуществляет, по заданию Лиги Наций, ограниченные административные функции — полицейские и таможенные.

Тем не менее — на переговорах с немецким министром иностранных дел польские внешнеполитические деятели бестрепетно относят Гданьск к числу польских городов, чья потеря была бы немыслимым горем для польского народа. Кроме того, возврат Гданьска немцам был бы чудовищным нарушением условий Версальского мира, его 108-й статьи.

На каковое Бек с Липским “пойтить никак не могли”!

А вообще — имела ли Польша какое-либо право апеллировать к Версальскому договору?

Нет, такого права Польша НЕ ИМЕЛА.

И вот почему.

Силезия, в настоящее время являющаяся юго-западной частью Польши — это земли бассейна верхнего Одера (от истоков и до слияния с Вартой), берущего начало, как и Висла, в предгорьях Бескид (в западной части этого горного массива, называемого Бескидами Шленскими — Висла же начинается в восточных Бескидах Живецких), но текущего, в отличие от Вислы, на северо-запад.

На востоке Шленск, как называют эту провинцию поляки, граничит с Малой Польшей (с центром в Кракове), на юге и юго-западе — с отрогами Судетских гор (по которым пролегает ныне польско-чешская граница и которые чехи теперь называют Крконошами), на западе — с Саксонией (и вообще с Германией), на севере — с Великой Польшей.

Историки славянской национальности считают этот край исконной землей славянского племени силезцев, власть над которой до первой половины XIII века делили меж собою чешская и польская короны, а затем эта территория попала под влияние германских государств и с начала XVII века стала предметом споров уже Австрии и Германии.

Немецкие историки предпочитают относить силезцев к числу германских народностей, чешское же и польское правление этой территорией обозначая словом “оккупация”.

Скорее всего, Силезия все же изначально была славянской территорией — просто, ввиду территориальной близости к немецким княжествам, весьма быстро германизировавшейся.

Как бы то ни было, но Силезия постепенно стала немецкой землей; в 1742 г. она окончательно перешла от Австрии в руки Пруссии, и до 1918 г. являлась составной частью Германской империи. Кстати, давнее австро-прусское соперничество за эту территорию бросается в глаза и поныне — так, например, железные дороги как в Горном, так и в Дольнем Шленске оканчиваются на юге и юго-западе в пограничных польских городках, не соединяясь с бывшей австро-венгерской железнодорожной сетью (в качестве примера — пограничный переход Кудова-Здруй-Наход. Польская железная дорога заканчивается в Кудове, и надо пройти пять километров, чтобы сесть в чешский поезд в Находе).

Оная империя, как известно, 11 ноября 1918 г. согласилась со своим поражением в Мировой войне — и по условиям Версальского мира обязана была уступить новорожденной Польше некоторые районы Померании, Познань, большую часть Западной Пруссии (во времена Первой Речи Посполитой бывшие Великой Польшей) и часть Восточной Пруссии (так называемый Коридор).