– Солдаты? – переспросил Грегуар.

Проводник ответил господину, но на этот раз даже не взглянул на него, потому что неотрывно следил за фигурой, видневшейся на лугу. Судя по всему, Жюльен непонятно по какой причине вдруг почувствовал себя не в своей тарелке.

– Черт меня побери! – проворчал Грегуар.

– Ваш слуга делает вам знак, – проговорил Жюльен.

Мани, вокруг которого кругами вились грачи, действительно махал рукой, но не Грегуару, а кому-то другому.

– Он мне не слуга, – заметил Грегуар, высокомерно посмотрев на крестьянина.

В двух шагах от него шел Тома д'Апше. Услышав глухой топот сапог, Мани перестал жестикулировать и опустил Руки вдоль тела, как бы приветствуя подошедших к нему людей. Он сделал несколько шагов, ступая с предельной осторожностью, чтобы не задеть даже травинку. При этом он, можно сказать, как-то остервенело вглядывался в землю, и поля широкой шляпы, укрывая его плечи, напоминали скат гладкой шиферной крыши. Затем индеец сел на корточки и стал с шипением вдыхать воздух через полуоткрытые губы так, что его плечи попеременно медленно то опускались, то поднимались. Наконец Мани сделал мужчинам знак приблизиться, и они подошли к нему. Отпечатавшийся на красноватой глине след был необычайно четким и выделялся среди прочих следов, оставшихся на земле, покрытой густой травой и ромашками.

– О Боже… – прошептал Грегуар и тоже опустился на корточки.

Тома д'Апше побледнел. Ошеломленный, он открыл рот, но не произнес ни слова.

Тщательно обследовав четкий глубокий след, немного размытый дождем, Грегуар произнес хриплым низким голосом:

– Это не волк. Я никогда такого не видел.

– Может быть, очень большой волк? – спросил Тома, напряженно заглядывая через плечо сидящего на корточках шевалье.

– Нет, – твердо ответил Грегуар. – Ни большой, ни огромный, ни монстроподобный. – И он принялся объяснять им, попутно обводя пальцем контур следа, но не прикасаясь к нему: – У волков по пять пальцев на передних лапах и по четыре пальца на задних, как ты знаешь. Но посмотри: этот след почти в два раза больше моей ладони, то есть этот волк весил бы более двухсот фунтов, и когти его очень необычны. Что же касается количества пальцев, то, сколько бы мы ни смотрели, нам не удалось бы насчитать больше трех. На всех трех растут когти… Да, эти следы действительно остались от его когтей… И если учитывать эту шпору на пятке, то мы получаем четыре когтя. Нет, я никогда не видел ничего подобного.

Он открыл сумку и достал из нее легкую ткань, немного воска, свечи, шифон и разную шерсть. Чтобы защитить шевалье от ветра, Тома развернул полу своего плаща. С помощью ниточки Грегуар начал делать маленькие канавки по краям следа, чтобы через них из него вылилась вода, затем он тщательно осушил след, промокнув остатки влаги с помощью трех кусочков шифона. Самым трудным было отломить кусок воска, расплавить его с помощью зажженной свечи и залить им выемки следа, завершив, таким образом, слепок.

К ним осторожно приблизился проводник, который держал за поводья лошадей шевалье и молодого маркиза. Остановившись в нескольких шагах, Жюльен пытался успокоить животных, которые пофыркивали, выказывая волнение. Лошадь Мани стояла на тропинке. Остальные люди медленно потянулись за проводником и, выстроившись на склоне, молча наблюдали за действиями незнакомцев. Обдуваемые порывистым ветром, они недоуменно пожимали плечами, не понимая, что делают эти два странных человека, пришедшие вместе с маркизом.

Мани не принимал участия в изготовлении слепка. Как только Грегуар начал свою работу, он поднялся и отошел в сторону. Стая грачей все так же носилась по небу, издавая пронзительные звуки и подставляя крылья потокам воздуха. Вскоре Грегуар закончил изготовление слепка, завернул его в бумагу и вместе с принадлежностями, которые он использовал, положил в сумку. Внезапно птицы всполошились и начали яростно кричать. Происходило нечто необъяснимое: четыре или пять птиц резко выныривали из облаков или, как казалось, из какой-то таинственной полости в небе и тревожно кружили над оврагом. Вскоре их стало около дюжины, затем еще больше. Мани снял шляпу и, оставаясь с непокрытой головой, прислушался к гомону птиц. Грачи вдруг полетели в сторону луга. Их стало так много, что они закрыли собой все небо. Мани быстрым шагом последовал за птицами, не сводя с них глаз. Между тем он поглядывал на заросли кустарника, топорщившегося на выступах гор, над которыми голубело небо. Следы и знаки, которые он ждал и искал, похоже, находились не на земле.

Крестьяне, стоявшие в ожидании на тропинке, постепенно стали расходиться, но некоторые из них, напуганные криком птиц, напротив, сгрудились по пять-шесть человек и склонили головы, пригнувшись к земле.

Тома д'Апше открыл было рот, чтобы выразить свое изумление по поводу происходящего, но Грегуар, предупредительно схватив его за руку, не дал ему этого сделать. Все взгляды были прикованы к Мани. Индеец резко остановился возле дерева, на котором совсем не осталось листьев и которое своим темным стволом выделялось на фоне зарослей кустарника. На вершине его неподвижно сидел одинокий иссиня-черный грач, спокойно взирая на раскачивающиеся ветви. Мани и грач посмотрели друг на друга, окруженные птицами, которые продолжали громко кричать. Казалось, в воздухе повеяло ледяным дыханием. Взмахнув крыльями, птица взлетела и неожиданно для всех опустилась на вытянутую руку Мани, как охотничий сокол на перчатку охотника. И те, кто наблюдал это: Грегуар де Фронсак, и Тома д'Апше, и крестьяне, расположившиеся вдоль тропинки на сухой траве, и проводник, следивший за их лошадьми, – все увидели, как человек с непокрытой головой одной рукой постукивал широкой шляпой по бедру, а на другой руке у него сидел грач. Мани подошел к лошади и сел на нее, взяв в руки поводья, а птица тем временем взлетела в небо, присоединившись к стае, и словно повела его за собой.

– Быстрее! – выпалил Грегуар.

В следующую минуту они уже сидели в седлах и пришпоривали лошадей.

Мани приостановился, давая своим спутникам возможность догнать его, а затем они проехали добрых пол-лье по холмам и долинам. И маркиз, и шевалье были бледны, пораженные происходящим, и ждали на холодном ветру, что будет дальше. В какой-то момент дождь прекратился, и облака выстроились, словно влекомые единым потоком. Возле опушки Мани наконец остановил лошадь. Птицы, за которыми он следовал, беспорядочно летали вокруг него; некоторые из них сидели на земле обессиленные, распушив перья от ветра и дождя, с открытыми клювами; иные же лежали на траве мертвые. Здесь же они увидели труп обнаженной молодой женщины. Ее тело было истерзано, как будто его рвали острыми когтями.

Приблизившись, они увидели страшное зрелище: живот несчастной был вспорот, а грудь превратилась в кровавое месиво. Кроме того, труп был обезглавлен.

Сдавленно вскрикнув, Грегуар едва сдержал приступ тошноты и почувствовал, как от беспорядочного мельтешения птиц перед глазами у него закружилась голова. За спиной шевалье раздались взволнованные возгласы молодого маркиза, который, судя по всему, был ошеломлен не меньше его.

Но самым ужасным был звук, который все хорошо слышали, – стук клювов, пронзающих мягкую плоть обезглавленной женщины, и мягкое хлюпанье вытаскиваемых из нее внутренностей.

Мани махнул рукой в сторону опушки. Через мгновение там показалась дюжина пеших драгунов, одетых в темно-зеленую униформу 16-й дивизии Лангоня. Защищая ружья от дождя, солдаты прижимали их к бедру. Они шли строем, все время оглядываясь, как будто им было запрещено идти по этой тропинке. Грегуар медленно расстегнул плащ, и его рука легла на пистолет, закрепленный у него на поясе.

– Не надо, – сказал Мани почти одновременно с Тома, который произнес:

– Нет, они не станут…

В это же время из леса послышался крик капитана, а затем он вышел оттуда собственной персоной в сопровождении двух лейтенантов.

– Эй, вы! Стойте! Не шевелитесь! – гаркнул он. – Стойте на месте, черт бы вас побрал! Господи, что они вообще здесь делают, мне кто-нибудь скажет?