На автомобильной стоянке царила кромешная тьма, и Юрий с некоторым трудом отыскал место, где вечером оставил свой джип. К счастью, машину не загородили, и, устраиваясь на обтянутом грязноватым велюром сиденье, Филатов с облегчением перевел дух. Ему предстояла огромная работа, за которую он даже не знал, как взяться. Но это в будущем. А сейчас, оказавшись после разгромленной квартиры в знакомой и привычной обстановке, он чувствовал себя как человек, пробудившийся посреди ночи от жуткого, леденящего кошмара и обнаруживший, что лежит в собственной кровати.

Чтобы хоть немного продлить это приятное ощущение, Юрий вынул из бардачка предусмотрительно оставленные в машине сигареты и закурил. Приборная панель осветилась, когда он повернул ключ в замке зажигания, но Филатов не спешил заводить двигатель. Его снедало лихорадочное нетерпение, однако он понимал, что до утра сделать все равно ничего не удастся. Поэтому он докурил сигарету до самого фильтра, подумал пару секунд, закурил еще одну, выкурил ее тоже и только после этого запустил соскучившийся по работе мотор.

Он выжал сцепление, включил скорость и медленно вывел громоздкий джип с дворовой стоянки, забитой автомобилями жильцов. Вращая податливый руль, Юрий чувствовал, как спрятанная под рубашкой фотография царапает ребра своими твердыми уголками, и героически боролся с искушением сейчас же, не медля ни секунды, позвонить Светлову.

Глава 7

Господин главный редактор долго не подходил к телефону, и Юрий нетерпеливо кусал губы, слушая доносившиеся из трубки протяжные гудки и поглядывая на часы. Часы показывали почти половину пятого — самое время, чтобы встать, умыться росой и встретить рассвет. В общем, утро туманное, утро седое… А если дрыхнуть до девяти, пусть себе и в законный выходной, то какой, спрашивается, смысл вообще выезжать за город? Выспаться можно и в московской квартире…

Наконец Светлов соизволил ответить. Голос у него был заспанный до невозможности, и вместо «алло» господин главный редактор выдавил из себя только какое-то неопределенное «М-ня?», сопровождавшееся к тому же длиннейшим сладострастным зевком — Юрию даже почудилось, что он слышит в трубке отчетливый хруст челюстного сустава.

— Привет, — сказал он. — Это я.

— Ыэа ыять ыээх? — снова зевая, промычал в ответ Димочка.

— Чего? — не понял Юрий.

На столе перед ним дымилась большая фаянсовая кружка с крепчайшим кофе. Кружка была четвертая или даже пятая по счету — какая именно, Юрий не помнил. Зажатая между большим и средним пальцами левой руки сигарета тоже дымилась; стоявшая здесь же пепельница ощетинилась окурками, из-за чего синий фарфоровый окунь выглядел так, словно сдуру попытался проглотить крупного морского ежа. От кофе и сигарет Юрия уже мутило.

— Я говорю, — сдавленным, чтобы не будить домашних, но уже вполне ясным голосом повторил Светлов, — ты время по часам определять умеешь? Или ты как раз и звонишь, чтобы поинтересоваться, который час? Так вот, чтоб ты знал, время — начало пятого…

— Двадцать восемь минут — это уже не начало, — сдерживая нетерпеливую дрожь в голосе, уточнил Юрий. — Это уже ближе к половине.

— Это первая половина, — буркнул Светлов, опять зевнул и напомнил: — Пятого. В кои-то веки возьмешь выходной, решишь хорошенько отоспаться… И какого черта я не выключил телефон?

Тон у него был философский — чувствовалось, что господин главный редактор смирился с неизбежным, вылез из-под одеяла, ушел куда-то, где мог говорить, не опасаясь разбудить жену и ребенка, и теперь намеревался подробно и обстоятельно обсудить с Юрием проблему ранних звонков, не дающих усталым служащим — не бездельникам каким-нибудь, которым заняться нечем, а честным пролетариям умственного труда! — спокойно отоспаться в свой законный выходной день. Тем более после шашлычков с водочкой и красным вином…

— Кончай трепаться, Дима, — напряженным тоном сказал Юрий, и очередной зевок господина главного редактора оборвался на середине. Филатов услышал, как Светлов с негромким стуком захлопнул рот. — Ты мне нужен, — добавил он. — Извини, что разбудил, но дело действительно срочное.

— Ну, раз уж ты дошел до того, что извиняешься, дело, надо полагать, и впрямь срочное, — сказал Светлов. Он произнес это с иронией, но Юрий знал его не первый год и без труда различил за этой иронией плохо замаскированную тревогу. — Что, сэр рыцарь, прогнала тебя твоя Дульсинея?

— Дима, — сказал Юрий, — прости, но у меня очень мало времени, и мне действительно нужна твоя помощь.

— Хорошо, — отбрасывая шутливый тон, сказал Светлов. — Слушаю тебя. Что с тобой снова стряслось?

— Нет, Дима, ты не понял, — терпеливо возразил Юрий. — По телефону мы это обсуждать не будем. Ты мне нужен здесь, понимаешь?

— Где это — здесь?

— Здесь — это в Москве.

— В Москве я буду только завтра, — сообщил господин главный редактор. Тон у него при этом был очень недовольный: Димочка явно чувствовал, что у Юрия на этот счет другое мнение. — До завтра ты потерпеть не можешь?

— Я могу, — сказал Юрий. — Дело не может.

— Знаешь, где они у меня, эти твои дела? — с тихой тоской спросил Светлов.

— Знаю, Дима, — сказал Юрий. — Извини, очень надо.

— Не сомневаюсь. Когда?

— Прямо сейчас. Извинись за меня перед Лидочкой.

— Толку ей от твоих извинений… Ч-черт, угораздило меня с тобой связаться! Ладно, что тебе еще нужно, кроме моей персоны?

— Твоя записная книжка, — сказал Юрий. — С адресами и телефонами.

Светлов пренебрежительно хмыкнул.

— У меня их штук двадцать, — сообщил он. — Что, все тащить?

— Только те, — терпеливо сказал Юрий, — в которых записаны координаты редакторов издательств и толстых литературных журналов. И… Ну, я не знаю, тебе виднее. Короче, мне нужны люди, от которых зависят новые публикации в художественной литературе.

— Ты написал роман? — спросил Светлов, но это прозвучало как-то рассеянно, словно, задавая вопрос, господин главный редактор напряженно думал о чем-то Юрий догадывался, о чем именно, и не сомневался, что такая опытная акула пера, как редактор «Московского полудня», сумеет сделать правильные выводы из полученных крох информации. — Ага, — продолжал Светлов после короткой паузы, — я, кажется, начинаю понимать…

— Вот и прекрасно, — не очень-то вежливо перебил его Юрий. — Будет о чем подумать по дороге.

Светлов озабоченно покашлял и сказал:

— Да, ты прав. Если моя догадка верна, обсуждать это по телефону и впрямь бессмысленно. Ну, хорошо. Только имей в виду, сначала мне придется заскочить в редакцию. Я храню блокноты в кабинете.

— Ладно, — нетерпеливо сказал Юрий. — Там и встретимся. Когда?

Светлов опять помолчал, прикидывая.

— Через два часа, — сказал он. — А лучше через два с половиной.

— Обалдел, что ли? — возмутился Юрий, хотя и знал, что раньше Светлов до Москвы просто не доберется.

— Сам обалдел, — огрызнулся господин главный редактор. — У меня же все-таки машина, а не сверхзвуковой истребитель! И вообще, имей совесть. Должен же я хотя бы штаны надеть!

— Черт с тобой, — проворчал Юрий. — Встречаемся ровно в восемь у подъезда редакции. За три с половиной часа ты успеешь даже побриться, а не то что штаны нацепить.

— Спасибо, благодетель, — ядовито поблагодарил Димочка. — Знаешь, что мне кажется? — добавил он после коротенькой паузы. — Мне кажется, что ты нарочно ищешь приключения на свою… гм… Словом, на то место, которым ты думаешь.

— Да пошел ты, — сказал ему Юрий, но Светлов этого уже не услышал — он прервал связь, отправившись, по всей видимости, натягивать штаны, а заодно объясняться с женой.

Юрий положил телефон на край стола и поднес к губам окурок. Обнаружилось, что, пока он общался со Светловым, сигарета потихонечку истлела. Помянув недобрым словом производителей табачных изделий, взявших моду пропитывать сигареты чем-то, что превращает их в подобие бикфордова шнура, Юрий с трудом затолкал бычок в пасть фарфоровой рыбины и тут же, не успев поймать себя за руку, закурил очередную сигарету. Кофе в фаянсовой кружке уже слегка остыл; Юрий отхлебнул немного, затянулся сигаретой и посмотрел на часы. Было четыре сорок три, серенькая предутренняя мгла за окном светлела прямо на глазах, и откуда-то уже доносилось шарканье дворницкой метлы. Дым от сигареты косой извилистой струйкой вытекал в открытую форточку, запах кофе вызывал раздражение и тупую головную боль. Необходимость ждать выводила Юрия из душевного равновесия, но альтернативы бездействию в данный момент не было. Можно попытаться соснуть часок-другой, но Филатов сомневался в двух вещах: во-первых, что сумеет уснуть, а во-вторых, что сможет вовремя проснуться. Огромное количество выпитого кофе булькало у него в желудке, глаза горели, как будто кто-то насыпал под каждое веко по пригоршне песка, но, стоило Юрию их закрыть, становилось еще хуже — резь усиливалась, а веки так и норовили распахнуться, словно на пружинах.