Пересечь пролегающую между двумя хребтами низину мы успели как раз вовремя. Я уже вернулся на своё привычное место, когда позади один за другим хлопнули два одиночных выстрела.

— У нас всё нормально, командир! — голос спешившего меня успокоить Эдика перемежался с его тяжёлым дыханием.

— Кто стрелял?

— Чехи обозначились. Мимо.

Раз говорит мимо, значит, пули прожужжали где-то невдалеке.

— Ты их видишь? — я боялся и одновременно ждал утвердительного ответа.

— Видел. Они пересекают низину. — Значит, совсем близко. Впрочем, после произведённых выстрелов разве могло быть иначе? Возможно, мне следовало организовать заслон и слегка потрепать их именно в этой низине, но я рассчитывал, (да что рассчитывал, мечтал, надеялся!) что осколки МОНки задержат их чуток дольше.

— Похоже, подтянулась основная группа! — доложил Довыденко. — Спускались тремя потоками.

— Понял, остаюсь на связи! — итак, нас настигала уже вся банда. Ничего хорошего это нам не сулило. Пришлось снова и срочно перекраивать собственные планы. Поэтому следовало предупредить и проинструктировать Прищепу. Обогнав Баранова и Вячина, тащивших на себе подвернувшего ногу снайпера, и поспешив дальше, я поравнялся с широко шагающим Александром.

— Слышал? — Прищепа, не глядя на меня, кивнул. — Тушин и Ляпин остаются со мной, а ты берёшь вторую тройку ядра, Каретникова, и с Гаврилюком идёшь по этому хребту. — (Мне пришлось достать карту). — Вот до этого ручья, отсюда прямо по нему до места эвакуации. Мы нагоним. Надеюсь, не ошибёшься.

— Не заблужусь! — Прищепа выдавил из себя нечто похожее на улыбку.

— Ни пуха! — Ничего лучшего мне в голову не пришло.

— К чёрту! — и поспешно: — И вам тоже…

— Бывай! — я остановился и движением руки стопорнул двух идущих следом за ним бойцов, а тройку Калинина и буквально висевшего у них на руках Гаврилюка, наоборот, погнал вперёд. Затем нажал кнопку тангенты:

— Третий, четвёртый, вариант «отход — север», — едва ли кто мог подслушать наши переговоры, но я предпочёл перестраховаться. Вариант «отход — север» — или обыкновенный манёвр «заячья петля» представлял собой резкий уход в сторону с последующей атакой противника с фронта. В данном случае «север» означал уход влево, «юг» — вправо.

Выполняя отданную команду, спецназовцы, стараясь не оставлять следов, резко сошли с тропы и, укрывшись за деревьями и кустарниками, принялись ждать.

Илюху трясло. Перейти из головняка в тыловой дозор — в другое время он почёл бы это за счастье, но не сегодня, не сейчас, когда они всей группой пытались оторваться от идущего по пятам противника.

«Что ж мне так не везёт, а? — спрашивал сам у себя Юдин и не находил ответа. Возможно, следовало в очередной раз отыграться на командире, мысленно обложив его пару раз матом, но весь мат исчез, потонул в потоке горестных рассуждений. Преследователей было много, и не просто много, а до хрена, просто до хрена! Довыденко, походя, шепнул, что он не успевал считать выползающих со второй базы чехов. Илья вздохнул. То, что предстояло сделать тыловой тройке, если противник вцепится намертво — так что наступит полный писец, он знал не хуже других. «Потенциальные герои» — шутка — истина, о которой на полном серьёзе никому и не думалось. И уж во всяком случае, ребята, ходившие в тылу, всегда рассчитывали на то, что если это где и произойдёт, то точно не с ними. И потому тыловая тройка среди бойцов — спецназовцев считалась прошарой. Местом, самым спокойным и безопасным.

«Идешь себе в тылу, идёшь… ни над чем голову не ломаешь, — лёжа на холодной земле, продолжал рассуждать Илюха, — весь стрём там, впереди, и чехи, и мины, хотя и в тылу подрывы тоже случаются. Но это уж когда совсем под ноги не смотреть. Да и потяжелей чуть-чуть. Всё время нагонять приходится. Так получается. Ты только сел, а группа уже вперёд пошла… Но вот, блин, какая невезуха. Ведь надо же так вляпаться! Почти всю командировку проходил в головняке, под самый занавес командировки поставили в тыл, и вот те раз, угодил в такую хрень! Задница, полная задница! И Гаврилюк хорош, прошарил как, а? И что, у группника поставить в тыл больше некого было? А вот меня выбрал. Да что выбрал, ткнул пальцем. Хотя, может, и нет. Что я, что Батура, что Давыда, трёху, пожалуй, лучше всех бегаем. Может, поэтому? Чтобы дыхалки хватило ноги сделать. А что?! Я и стреляю получше многих… Да ладно, хрень это всё, лучше — хуже. Вот оставят нас прикрывать отход группы… как пить дать оставят. Даже и не сомневаюсь, то-то меня всё БЗ трясёт…

Мысль оказалась незаконченной. Хрустнула ветка, и в глубине леса обозначилась ссутулившаяся фигура бандита. Он шёл быстро, настороженно зыркая по сторонам и не снимая пальца со спускового крючка. Следом за ним, почти не отставая, поспешали ещё двое, на небольшом удалении двигался чётвертый. А когда первый уже почти поравнялся с прижавшимся к пулемёту Довыденко, за стволами деревьев замельтешила фигура пятого. Илья, находясь в центре тыловой тройки, взял на мушку второго из идущих и попытался обуздать собственные нервы. Уровняв дыхание, он медленно-медленно и нежно коснулся спускового крючка. Прикосновение едва ощущалось. Илья слегка напряг мышцы, выбирая свободный ход, и снова застыл. Чехи шли, неровно озираясь по сторонам и время от времени перебрасываясь короткими фразами. Слова слышались отчётливо, и Илья пожалел, что не знает их языка.

А шедший первым бандит уже прошёл мимо Баранова, и теперь напротив Ильи находилось сразу двое. Продолжая держать второго на мушке, он вдруг отчётливо осознал, что вполне успевает грохнуть обоих, но только если это произойдёт сейчас, в сию секунду, но не произошло. Илья сопроводил уходящих бандитов взглядом и прицелился в следующего. Но и четвёртый, и пятый прошли мимо. И лишь тогда Юдин заметил ещё нескольких чехов, уверенно двигавшихся в глубине леса.

Противник хоть и чувствовал своё превосходство, но всё же предпочитал не рисковать — впереди относительно компактной группкой двигался вражеский разведдозор из пяти человек, и лишь на удалении более двухсот метров топала остальная толпа противника. Увы, чехи оказались тоже не дураки. Так что напустить их на себя как можно ближе не получалось. Что ж, пять значит пять…

— Огонь! — скомандовал я, как только первый из идущих поравнялся с головняком группы. Скомандовал и нажал на курок. А скорее, сделал и то и то одновременно.

— Огонь! — повторило эхо, и тут же раздавшиеся выстрелы заглушили его отзвуки. Я увидел, как повалился выцеленный мной чех, и тут же перевёл ствол оружия на следующего. Трескотню моего автомата заглушило грохотание Чавринского и Тушинского пулемётов. Один из двух уцелевших от вражеского разведдозора чехов метнулся вправо за небольшой земляной козырёк, но я, не задумываясь, отправил туда гранату. Второго замутузили общими усилиями, но со стороны главных сил боевиков уже послышались первые выстрелы.

Команда «огонь» раздалась именно в тот момент, когда Илья, задержав дыхание, выбрал свободный ход до упора. Так что выстрелил он едва ли не первым. Грохот, толчок в плечо, и удерживаемая на мушке цель тут же рухнула на землю. Илья даже не обратил внимания, попал он или не попал, чех исчез из виду, и надо было выбирать следующего. Мушка резко спустилась и пошла вправо. Вот он враг — зелёно-серый «Гортекс», рыжая борода, оружие — вылетевшие из ствола пули скосили ветку перед грудью метнувшегося за дерево бандита. Ещё одна короткая очередь в мелькающую среди зелени тень. И следом над головой Ильи очередь огрызнувшегося противника. Илюха вжался в почву, откатился вправо, вскинул автомат и вновь различил за деревьями фигуру боевика. Выстрел, ответные пули взрывают землю. Поднявшись на колено, Илья снова жмёт на крючок и смещается сторону. Всё закружилось, завертелось сплетающимися в единую верёвку нитями времени. Страхи, сомнения, терзавшие душу рядового Юдина все последние дни, в несколько секунд оказались вытеснены и выброшены за ненадобностью всего лишь одной осознанностью в необходимости действовать.