У модели был свой собственный повар, который второпях сварил для нее суп из шпината. А лакей, присутствовавший исключительно для этой цели, кормил ее этим супом. Светленький мальчик стоял перед ней, дул на суп, охлаждая его, а потом кормил ее с маленькой серебряной детской ложечки, которая только и могла пролезть ей в рот. Рот модели был приоткрыт, может быть, на четверть дюйма, чтобы не потрескался грим. И тут случилось невообразимое: мальчик уронил немного шпината на грудь модели. Когда он попытался снять его кончиком пальца, по комнате пронесся общий вздох ужаса. Гример схватил его за руку еще до того, как тот коснулся модели, щелчком указательного пальца сбросил шпинат, попросил всех в комнате отступить назад и замереть, пока он не наденет маску и снова не загрунтует пораженную область. А потом пришло время ланча.

Я сидела поодаль, кашляя от распыленного в воздухе спрея, читала брошюру Эксли о тропических растениях и поглощала ломти севиче из сырого морского окуня, маринованного в соке цитрусовых, запивая все это большим количеством шардоне.

Потребовалось целых шесть часов, чтобы превратить ребенка во всемирно известную супермодель, но в конце концов подготовка завершилась и началась съемка ролика. Модель танцевала на специально возведенной сцене, одетая в короткое платье из лайкры, такое тесное, что под ним не осталось места даже для самого тонкого нижнего белья. Она начинала танцевать как босоногая девочка из джунглей, но, как только надевала серебряные кроссовки «Puma», превращалась в черную пантеру. Оглушительная музыка вибрировала, девушка ползла по искусственной почве джунглей, словно животное, соблазнительно двигаясь: то прилипала к полу, оттопырив круглый задик, то рычала и царапала пластиковый ствол дерева длинными ногтями, все время скаля зубы. Кожа ее блестела под пульсирующими голубыми вспышками света, и она медленными плавными движениями отбрасывала назад свои пришитые волосы, которые словно вбирали в себя мрачные искусственные лунные блики.

Режиссер, хорошо известный множеством снятых МТВ-видео, истошно завывал под музыку:

— Ты великолепна. Грандиозно. Классно. То, что надо. Покажи как. Да, что-то в этом роде.

Мне даже страшно было представить, что творится в голове у модели после того, как полжизни день за днем она слушает такие речи.

Все шло так хорошо, что я даже решила, что самое время пойти в личный просмотровый кабинет начальника, чтобы обратить его внимание на то, как хорошо сделана работа.

— Я сразу назад, — сказала я Коди. — Пойду к шефу поговорить.

Он глаз не мог оторвать от модели.

— Цыпочка, она прямо как пантера. Пятнистый оборотень.

— Ты сам сейчас превратишься черт знает в кого, если еще хоть раз назовешь меня цыпочкой.

Я дважды постучалась к Джофу Каунсилу, не получила ответа и, решив, что он, как и Коди, полностью поглощен созерцанием модели, вошла в кабинет.

Обычно креативный директор сидит в гордом одиночестве перед экраном видео, полностью сосредоточившись на съемке, чтобы убедиться, что миллионы клиента честно отрабатываются. Но с того места, где я стояла, изображение на мониторе выглядело как спутанный клубок черного и красного: ничего похожего на фильм, который снимали.

Я подошла поближе, приглядываясь. Потребовалось всего мгновение, чтобы понять, что он смотрит вовсе не наш ролик. Он уставился на монитор, где демонстрировался фильм, но снятый с другого ракурса: снизу, прямо под платьем модели, под которым она была абсолютно голая. Могу только догадываться, что известный музыкальный продюсер установил камеру, вероятно, погрузив ее в пол в нижней части сцены, специально для креативного директора — руководителя известного рекламного агентства, чтобы делать порноснимки известных моделей.

— Кто это там? — из кресла спросил он, не поворачивая головы и не отводя глаз от экрана.

— Это я, Лила.

— А что, дверь не закрыта?

— Нет.

— Хм.

Он не повернулся ко мне, и я не сдвинулась с места. Я понятия не имела, что делать в подобной ситуации.

Наконец он повернулся.

Я стояла с широко разинутым ртом.

— О, ну не смотри так на меня. Ведь поэтому-то мы в этом бизнесе на первом месте. Это тонкости нашей работы. Фактически, это наш главный козырь.

Я наклонилась и руками обхватила колени.

— Никто никогда не узнает. Я вовсе не собираюсь продать кому-нибудь ролик или что-нибудь в этом роде. Фильм останется мне. Это моя частная собственность.

Я попятилась к двери

— Ну, Лила. Ты написала сценарий. Я дал тебе полную свободу, и это написала ты. Сама выбрала такое платье из лайкры. И то, как она крутится на сцене. Эту проклятую штуку написала ты. Разве это не та реакция, на которую ты рассчитывала?

У меня было тошнотворное чувство, что именно я ответственна за это мерзкое порно-шоу с участием ребенка.

— Я выйду на минутку. Коди приглядит.

— Мы почти закончили. Ты точно не хочешь поехать обратно на моей служебной машине?

— Все в порядке.

Он отвернулся к экрану:

— Думаешь, она придет на вечеринку в честь окончания съемок на следующей неделе?

Я пробкой вылетела из студии. Даже не потрудилась сказать Коди, что ухожу. Пробежала через походную кухоньку. Я знала, что никогда не смогу выкинуть из памяти эту картинку. Отныне каждый раз, увидев на Таймс-сквер лицо этой модели на гигантских рекламных плакатах, я одновременно буду видеть и Джофа Каунсила, пыхтящего и пускающего слюни перед экраном.

На Л-поезде я вернулась обратно в Манхэттен, целый час мучаясь чувством вины. Почему в жизни всегда полно таких гадостей, ведь предполагается, что все будет иначе, а результат всегда один и тот же. Интересно, у всех так или только у меня?

Я вышла из метро и направилась прямо к моему любимому бару на Первой авеню. Я была к нему уже на пол-пути, где-то между Двенадцатой и Тринадцатой улицами, и вдруг застыла на месте. Прямо между испанским винным погребком и японским баром я увидела его. Одно из самых необычных растений стояло в окне старой прачечной. Кроваво-красные листья и ярко-желтые цветки сверкали в свете уличных фонарей. Они сразу же приковывали взгляд. Я подошла к окну вплотную, почти прильнула лицом к поцарапанному жирному стеклу и узнала растение из брошюры Эксли. Я была уверена, что это тропическое растение и что оно очень, очень редкое.

Огненный папоротник

(Кислица копеечнолистная, или

Oxalis hedysaroides rubra)

Исключительно редкий обитатель Колумбии, Эквадора и Венесуэлы. Без видимой причины за один день сбрасывает все листья, которые часто не отрастают до тех пор, пока растение не почувствует себя комфортно и не подготовится к росту. Растение не для новичков, или бедняков, или тех, кто ищет чужого одобрения. Не является настоящим папоротником, но хорошо маскируется под него. Мы все встречали его хотя бы несколько раз.

Я открыла дверь и сразу наступила на что-то мягкое и хлюпающее. Это был мох, бархатисто-гладкий, застлавший пол прачечной неровными холмиками изумрудно-зеленого цвета. Я поскользнулась в своих серебряных балетках, и мои ступни погрузились в пол.

У меня было сильное желание лечь на пол, но я его поборола, глубоко вздохнула, ощутив смешанный запах стиральных порошков и отбеливателя, от которых у меня прояснилось в голове.

Я прошлась по холлу сначала на цыпочках, чтобы не повредить мох, а потом наступая всей стопой, придавливая его и ощущая, как он пружинит под сводом подошвы, словно настоящая ортопедическая стелька. Косточки с наслаждением распрямлялись и разминались после целого дня в туфлях.

Густые стебли росли квадратными куртинами, аккуратно подстриженные вровень с верхними крышками мощных стиральных машин и сушек. Головки ярких цветков на длинных тонких стеблях виднелись среди них. Там были и красные маки, и пурпурные колокольчики, и ярко-желтые ромашки. Прачечная напоминала луг. Или поляну в лесу.