– Вы ищете что-либо конкретное, сэр?
– Нет.
Спустя некоторое время Уайклифф выпрямился и взглянул на Бурна.
– Вы чувствуете атмосферу этого места? Ведь вы одногодки с Мэттью. Представьте себя на его месте. Ведь он работал на дядю с тех пор, как окончил школу; он жил в его доме. А что он мог бы назвать здесь своим, кроме этого жалкого скарба? Да и то, уверен, мамаша, при возможности, не побрезгует покопаться в вещах сына.
– О чем вы говорите, сэр? – не понял его Бурн.
– Ни о чем я не говорю. Я просто пытаюсь понять.
– Но ведь он и не пытался протестовать, так ведь?
– Люди таковы, каковы они есть, – покачал головой Уайклифф. – Но ведь в любом случае всего этого не отразишь в докладе. Или у вас это получилось бы?
– Нет, сэр, не получилось бы, – согласился тот и после недолгого молчания добавил: – Вы думаете, это сделал он?
– Откуда мне знать? – Уайклифф посмотрел на Бурна с неясным выражением. – В пятницу вечером его бабка слышала, как он вернулся, потому что он громко ковырял ключом в дверном замке. Позже – она не может сказать насколько – она слышала, как он мылся в ванной. А не мог он убить дядю в этом промежутке?
– Здесь? В доме?
– А что в этом невозможного? Пистолет двадцать второго калибра при выстреле издает лишь легкий хлопок. Если Риддл вернулся, когда женщины уже были в постелях, и ждал племянника, сидя без пиджака в кресле в гостиной… Возможно, он спокойно спросил: «Это ты, Мэттью?», а дальше могло произойти что угодно. Конечно, если бы бабка слышала звук выстрела, она бы рассказала нам. Но мать наверняка постаралась бы скрыть происшедшее.
– Но тогда следует предположить, что он носил оружие с собой или знал, где оно спрятано в доме.
– Звучит неубедительно, не так ли? – согласился Уайклифф. – Но нельзя утверждать, что это совершенно невозможно. Кроме того, надо еще решить проблему с трупом. Его опасно оставить на месте, ибо его обнаружит старая леди, когда утром спустится к завтраку. Значит, его нужно погрузить в фургон. А для матери и сына это стало бы проблемой. Очень непростой проблемой. Далее, в это время уже начался отлив, и стало поздно сбрасывать тело в резервуар старой системы городского стока. Значит, сутки держать тело в машине?
– Не получается, – возразил Бурн. – Это противоречило бы предположению доктора Фрэнкса.
– И все же окончательно не исключено. Мэттью выезжал в субботу ночью проверить фонари на ограждении ремонтируемого участка и, по его словам, вернулся домой около часа. А старый булочник утверждает, что видел его фургон после двух на Проспект-Террас. Старушка, сказала, что слышала, как он открывал ключом входную дверь в двадцать пять Минут третьего.
– Логично, сэр. В определенном смысле.
– Но это только одна версия, – засмеялся Уайклифф. – Есть другая, касающаяся домика на сваях, еще одна – касающаяся коттеджа Джордана и не менее достоверная – дома по Сальвейшн-стрит.
– Лора Пассмор? Но она больше всех потеряла от смерти Риддла.
– На первый взгляд это так. Но надо учитывать, что его, скорей всего, убили в домашней обстановке, когда он чувствовал себя в безопасности, снял пальто, пиджак…
Они спустились вниз, где их поджидала старая леди.
– Ну, что-нибудь нашли?
– Нет. – Уайклифф едва удержался, чтобы не добавить: «Мы ничего и не искали». Вместо этого он спросил: – В доме есть оружие? Или, может быть, когда-то было?
– Оружие? – Женщина посмотрела на него в изумлении. – Если это то, что вы искали, то могли бы и не тратить времени. Оружия в этом доме нет.
Когда они вышли на воздух, небо было закрыто тучами и начал моросить мелкий дождик. В ноябре ясная погода долго не стоит. Они спустились с холма и отправились в свою штаб-квартиру.
– Конечно, мы могли бы послать криминалистов осмотреть гостиную в доме Риддла и фургон Мэттью. Мы могли бы повторно исследовать обстановку в кухне у Джордана, у Мэри Пенроуз и Лоры Пассмор…
– Тогда почему бы не сделать этого, сэр?
– Потому что мы просто зря потеряем время…
Когда они вошли, двое полицейских играли в карты и быстро спрятали их в ящик стола. Они были похожи на школьников. В своем «кабинете» Уайклифф проглядел лежащую на столе газету. Делу Могильщика была посвящена колонка в правом нижнем углу первой полосы. Заметка была озаглавлена:
Он отшвырнул газету, и в это время вошел Бурн.
– Пока нас не было, мистер Беллингс оставил записку. В ней он просит вас позвонить ему до пяти тридцати. – Беллингс был помощником старшего констебля, вежливым господином, помешанным на статистике. – Соединить вас, сэр?
– Нет. Попросите, чтобы мне принесли кофе.
Бурн взглянул на старшего инспектора, и Уайклиффу показалось, что в глазах сержанта мелькнула улыбка. Лед тронулся!
Кто-то застрелил Риддла, когда тот был в одной сорочке, без пиджака. Потом его труп, дождавшись прилива, сбросили в резервуар сточной системы. Так ли было на самом деле?
Констебль принес кофе, и Уайклифф выпил его, даже не ощутив вкуса. Так было всегда, когда Уайклифф приближался к завершению сложного дела. Он снова и снова прокручивал в голове известные факты, пока их монотонное повторение не начинало действовать на него, как тупая ноющая боль. Уайклифф убеждал себя, что зашел в тупик, и это раздражало и угнетало его. Чаще всего путь из тупика находился сам собой. Но он боялся в это поверить. Ответ не приходил как внезапное озарение, а выглядел просто еще одной возможностью, которую он прежде не рассматривал, еще одной версией, которую стоило бы проверить.
Он сидел за столом и читал отчеты, даже не вникая в смысл прочитанного. Один и тот же рефрен крутился в его мозгу, как непрерывный, доводящий до исступления звон колокольчика, от которого никуда не спрятаться: гостиная в Буллер-Хилл-Хаусе, кухня на ферме Джордана, комната в домике на сваях и столовая в доме Лоры Пассмор. Он наугад брал со стола бумаги, проглядывал их, перелистывал и клал обратно. Некоторые абзацы, которые раньше чем-то привлекли его внимание, он уже знал наизусть.
Скорее всего, тело бросили в воду сразу после выстрела, – читал он записку доктора Фрэнкса. – Но нельзя отбрасывать вероятность, что между этими событиями был известный перерыв…
Фрэнкс был осторожным человеком и всегда любил подстраховаться, но его предположения редко бывали ошибочны.
Из показаний смотрителя бухты, которые подтверждали слова старика Пенроуза:
По моему мнению, если учитывать погодные условия последних дней, появление тела к западу от косы Керника почти однозначно свидетельствует, что тело попало в воду несколько западнее, в районе старого городского стока.
И заметки самого Уайклиффа, сделанные им после разговора с Пенроузом:
После двух часов в резервуаре практически не было воды. Там даже щепка не могла бы плавать…
Все это склоняло Уайклиффа к мнению, что тело было брошено в воду недалеко от домика на сваях, во время прилива, в ночь с пятницы на субботу. Значит, это произошло примерно через час после того, как, по заявлению Мэри Пенроуз, Риддл ушел от нее.
Дальше шел протокол опознания одежды, найденной в сарае на верещатнике. По словам Сары, именно эти вещи были на ее брате, когда он уходил в пятницу вечером из дома:
однобортный синий плащ, спортивный твидовый пиджак, серые шерстяные брюки, серый галстук…
Уайклифф в этот момент не испытал ни возбуждения, ни радостного чувства открытия, но колокольчик в мозгу перестал его тревожить. Он нашел вариант, при котором противоречия в деле смогут быть разрешены. Уайклифф вышел из «кабинета» и, на ходу кивнув Бурну, предупредил:
– Я ухожу.
Он вышел в темноту. Слева от него остался школьный двор, который был выше уровня площади на десять или двенадцать футов. Двор окружала каменная стена, по верху которой были устроены гранитные зубцы с натянутой цепью. Это сложное сооружение должно было помешать детям забираться на изгородь и защитить их от падения вниз. Он пошел к выходу с площади, даже не взглянув в сторону стены, когда один за другим с маленькими интервалами прозвучали три выстрела. Они прозвучали негромко и больше походили на хлопки игрушечного пистолета с пистонами и доносились со стороны школьного двора. Уайклиффа это так ошеломило, что несколько секунд он не в состоянии был двинуться с места. Когда он наконец обернулся, то на фоне вечернего неба увидел только зубцы стены, оплетенные цепью, и услышал звук удаляющихся шагов. Снова стало тихо.