Махнул рукой, чтоб вынесли оба ларца. Ничего особо ценного в них не имелось. Так, бусы, пара золотых финтифлюшек, подарочные ножи с ручками из рога, латунный бинокль. Пока толмач заканчивал перевод, ларцы оставили между нами и настороженными местными, а к концу перевода мы уже разворачивались назад, вызвав явную оторопь правителя. От чего больше он занервничал, от известий о монаршей особе или от нашей бесцеремонности, сказать сложно, но в спину нам не кричали и не стреляли.

На корабле долго репетировали с Алексеем «грозного Императора в ярости». Царевич включился в игру с интересом. Пояснял ему, что местные Императора если и не обожествляют, то относятся к нему с пиететом — надо соответствовать.

Наум с морпехами готовил торжественный караул из гавайцев. Морпехи будут у нас изображать гвардию, а копьеносцы загромождать палубу для массовости.

До самого вечера сидел как на иголках, гадая, рискнет князь игнорировать завуалированную угрозу, или не станет проверять нашу артиллерию. Когда солнце склонилось к горизонту, протянув по земле и кораблю длинные тени, приказал башнерам левой башни накрыть голую вершину холма двумя боевыми выстрелами.

И что вы думаете?! Эти артиллеристы умудрились промахнуться одним снарядом мимо горы с неподвижного судна. Это как называется?! Собственно, выяснением сего момента и занялся, вместе с капитаном.

Единственный взорвавшийся снаряд вызвал небольшой оползень, быстро заглохший в зелени склона, но сдвинувший нечто в планах правителя. Пока занимался большой стиркой башнеров, на берегу наметилось шевеление. На этот раз толпа выглядела приодетой и с флагами, точнее, с вымпелами.

Джонку с гостями встречали уже при параде. Даже Алексей влез в нелюбимые им регалии, и уселся в задрапированный на палубе импровизированный трон под балдахином. За его спиной развернули знамена обеих империй и подняли насаженного на палку двуглавого орла. Только плясок с бубном недоставало.

Поднявшийся на борт князь даже бровью не повел от криков гавайцев и приветственного залпа морпехов. С залпом мы, может, и погорячились, по берегу народ забегал, но мне хотелось продолжить давить на правителя.

Представление длилось недолго. Алексей величественно внимал, князь не то, чтоб извинился, просто пожелал всех благ и намекнул, что у него свой сегун, и свои законы. Алексей, безразличным жестом, бросил оговоренную фразу, что дальнейшие переговоры поведет его доверенное лицо, махнув в мою сторону рукой, а ему самому некогда, его, мол, дела великие призывают. С чем и распрощался.

Представляю, как это чудо в перьях сейчас скинет с себя регалии и побежит подслушивать наши переговоры.

Князь рассматривал «доверенное лицо» с некоторой неприязнью. В чем-то его понимал, неприятно это, делать нечто из-под палки. Но он человек военный, должен быть терпимее к таким мелочам.

В офицерской кают-компании для переговоров все уже накрыли, часть продуктов выглядели подозрительно свежими и местного происхождения, на что мы все благородно не обратили внимания. Японцев в каюте набралось даже больше, чем нас — специально создавал комфортные для князя условия.

За едой говорили в основном о еде. Так и не понял, тут так принято, или мне просто зубы заговаривали. Наверное, принято, хвалили нашу стряпню явно сквозь зубы. Затем состоялся первый из нашей череды долгих разговоров.

— … да, князь, долго плыли. Император возжелал по всему океану пройти, и мы немедля исполнили его желание. Но путь был труден, и Император пожелал отдохнуть…

Своей паузой в беседе намекнул, что и это желание Императора будет исполнено.

— … еще Император соизволил сказать, что ему путешествие понравилось, и он желает его повторять время от времени…

Постепенно подводил князя к мысли, что хотим базу в его землях. По мере разговора прояснялась и позиция правителя. Для меня не стало новостью, что Япония уже сотню лет ведет политику изоляционизма. Сегуны клана Токугавы наплодили массу законов, запрещающих общение со всеми. Некоторые послабления давались выделенным для торговли портам, но мы в эту категорию не входили. Патовая ситуация — князь блюдет законы Токугавы, и приютить нас не может. Вот за это «не может» и зацепился. «Не может» и «не хочет», две разные вещи.

— … вы князь опытный политик, через вас идет торговля с чонсонами, вас принимали в Ханьяне, понимаете, что хорошо для ваших земель и вашего сюзерена. Вот откажете вы моему Императору в его мелком желании, и мы пойдем дальше на запад, и придем в Пусан. Думаете, нас там не примут? Вы опытный военный, понимаете, что через несколько лет мой Император может подружиться с династией Чосон, и тогда неизвестно, как он вспомнит обиды от подданных Токугавы…

Эту мысль мы мусолили около часа. Князь действительно дураком не являлся, наоборот, рушил многие мои представления об упертости самураев. Но вот верность его законам и фатализм к последствиям негативного развития ситуации — огорчал.

Разговор переключился на его земли, и готовность снабдить нас припасами. С этим выходило аналогично плохо — «ни крошки лепешки иноземцу». Зато у меня родился кривой и сырой экспромт. Даже заходил по каюте, под удивленные взгляды присутствующих.

— Князь, есть способ разом решить все наши проблемы, при этом увеличить ваше богатство и влияние. Продайте нам часть острова. Остров ведь ваш, по всем законам, и сегун не издавал закона, где иноземцы не могут жить на отдельном клочке земли. Если же против этого решения Токугава пошлет войска, то рядом с вами встанем и мы, как хорошие соседи, помогающие друг другу. Поверьте, с нашей помощью вы убедите сегуна в своих правах, поступать с вашей собственностью как считаете нужным. А если часть острова, что отойдет к нам, будет отдельной, то букву законов мы не нарушим, на ваших землях иноземцев не будет.

Князь не отвечал довольно долго, цедя отвар из маленькой миски, специально для японцев подготовленной коком из салатниц. Чувствовалось, что он видит перспективу дружественной военной базы под боком, как и видит минусы этого положения. Вот только если он поверил альтернативе, что аналогичная база будет у корейцев, да еще с обидами на японцев, то поразмыслить ему было о чем. Надавил слегка.

— Как вы сказали, «внешние лорды» даров от сегуна не ведают, а ближние лорды строят богатые дворцы. Коли соседями станем, то вы князь, будете лордом ближайшим, хоть и не к сегуну, но к Императору.

Сделал паузу, пытаясь нащупать реакцию на бесстрастном лице японца. Продолжил излагать.

— Словам моим можно не верить. Доверие только делам должно быть. Но любое дело имеет начало. Скажу так, Император наверняка оценит земли, что сочтете достойными предложить ему для отдыха и прогулок по лесам, никак не меньше веса столь щедрого правителя в золоте…

Некая реакция посетила неподвижное лицо князя после перевода. Только так и не понял, какая именно. Мысленно прикидывал — японец весит килограмм 50, около 14 тысяч червонцев. Солидно, но подъемно.

Японец, наконец, высказался на мой поток красноречия.

— У моих земель нет отдельного, достойного Императора острова…

Толмач не смог передать интонации, но мне послышалась тень сожаления в голосе князя. Толмач еще уточнял, что личные понятия в японском языке несколько смазаны и точно переводить, говорит ли японец о себе как о правителе или о себе как о вассале, весьма сложно.

— Князь, это не препятствие. Ведь уже говорил, что слова свои — можем делами подтвердить. Коли мы сделку заключим, то найдем способ остров разделить. Это и станет подтверждением слов наших.

На самом деле, все зависит от жадности японца. У него, насколько помню, остров на две части делит узкий поясок, который в мое время взорвали, образовав глубокий канал метров в 300 длинной, а в это время там должна быть затапливаемая в прилив протока. Это вычитал в свое время, когда интересовался соответствующим сражением. Так вот, русский корвет «Посадник» стоял в заливе рядом с этим перешейком. Более того, тогда правитель острова согласился продать часть территорий под русскую базу — но вмешались англичане…