Утро началось с лая собак и одиночного выстрела. Подпрыгнул вверх из положения лежа, и умудрился попасть при падении в голенища берцев. Проснулся на две третьи только выскочив на улицу со взведенным револьвером. Окинул взглядом сонную деревню в утренних сумерках и пластах тумана, не увидел кровавой бойни и опустился на корточки завязывать шнурки.

Капрал доложил, что деревню посетило нечто, похожее на медведя. Мне понравилась эта формулировка. Нечто, похожее на обязанного спать мишку, отогнал некто, напоминающий спящего караульного морпеха. А какой он еще может быть, если Нечто прямо по деревне шлялось? Озвучил капралу оргвыводы.

После побудки лагерь начинал новый день. Постоял перед входом в шатер, борясь с желанием залезть обратно в спальник. Ладно, на том свете отосплюсь. Двинулся, злорадно улыбаясь, будить толмачей.

День тянулся вяло, индейцы, несмотря на их доброжелательность, делились информацией по капле. Собрал некоторую базу по их обычаям и местам проживания. После обеда с Алексеем обсуждали рывок в реку племени винту. У меня и кандидатура проводника наметилась — согласившегося за лезвие ножа показать нам место, где золото можно грести палкой-копалкой, в больших количествах. Кроме того, рядом с местом имелась река и огромные поляны. Точнее, мест было несколько, просто мы отобрали одно, наиболее подходящее требованиям. Но показать индеец обещал все «прииски».

Палка-копалка впечатлила. Раньше, глядя в учебники истории, она представлялась мне этаким сучком для ковыряния в земле. В действительности, это было двухметровое полено, с заостренным лопаткой концом. Копали ей как ломом, втыкая в землю с размаху и отваливая пласт в сторону. Причем, процесс шел ничуть не медленнее, чем лопатой. Сразу видно, индейцы понимают толк в поиске съедобных корешков. Вот только почему они тогда не занимаются земледелием? Загадка.

С Алексеем договорились о моем возвращении в лагерь на острове, и подготовке отправки первых переселенцев. Как достроят баржи — выходим курсом на реку, и по дороге подбираем из деревни наших, вместе с проводником.

На обратном пути к острову сортировал впечатления. Аборигены действительно выглядели беднее жителей Асады. И физически, и духовно. Традиции у местных менее вычурные, а правила более строгие. Странно, думал, к югу сложность и вычурность ритуалов будет нарастать. А тут — тотемы скорее «фамилия» чем резной знак, жен просто выкупают у семьи. Причем, заплатив выкуп и получив «некондицию», не принесшую детей, супруг может требовать замены. В случае смерти жены, семья, получившая выкуп, опять-таки должна представить замену за свой счет. С рождением детей тут махровый неандертализм. Из двойни одного младенца умерщвляют, а двойни рождаются часто. Порой и одного новорожденного убивают, если у женщины есть еще подрастающие дети.

О младенцах и думал. Женщины тут плодовитые, есть смысл организовать в наших поселках ясли и договориться с окружающими племенами, сдавать нам «лишних» детей. Работенка будет адовая, но появиться шанс за короткий срок воспитать значительное, лояльное поколение колонистов. Им потом и с остальными племенами легче общаться будет.

И детей моряков от индианок в ясли пристроим, а то, что «сторонние» дети быстро появятся — не сомневаюсь. Несмотря на весь мой цинизм — перед глазами до сих пор сидит в аппетитной позе ученица шаманки. Гормонам не прикажешь.

Адмиралтейство острова курилось дымами и шипело на весь залив рубанками, заглушаемыми стуком молотков. Понаблюдал, как мастера прикладывают на шпангоуты новую рейку и начинают отмечать скосы. Замерил сверху, над шпангоутом, щель между уже приколоченной и новой рейкой — перенес замер на нижнюю пласть рейки. Это кажется, что замеры долго делать. На самом деле, просто развести внутри щели ножки циркуля, потом нагнуться и отчеркнуть этим циркулем снизу черточку от угла новой рейки. Потом полученный набор точек соединяют линией и состругивают до нее уголок рейки. На втором прикладывании рейка обычно ложиться как родная. Остается окунуть отструганную пласть в кипящую смолу, мазнуть смолой по шпангоутам, положить новую рейку, притягивая ее к старой, и забить в боковые пласти, под углом, гвоздики, соединяя рейку и шпангоут. Потом еще несколькими гвоздиками-нагелями соединить новую рейку с пришитой раньше. Получается цельный «щит» обшивки, даже более прочный, чем из досок.

Просто и быстро. Два человека на одну рейку — шить можно сразу с обоих бортов, да еще и два стапеля. Баржи покрывались шкурой прямо на глазах. Другое дело, что кроме шкуры еще будет масса работы — перевернуть корпуса на спусковые слипы, настелить палубы на бимсы, собрать и наладить машинное отделение, рубка, руль, кабестаны, дельные вещи… А на освободившихся, выверенных по горизонту и размеченных под частые шпангоуты балках, начать сборку второй пары барж.

Оставил корабелов без своего навязчивого присутствия, занялся текущими делами, то есть, драить научников, принимать недовольство батюшек и загружать новыми идеями, не успевший спрятаться от меня народ.

Хозяйственников озадачил яслями, чуть не вызвав бунта в экспедиции. Я им дам, невместно. Скажу сиськи отрастить — трансформируются как миленькие! Разбаловал народ Алексей своим пофигизмом.

К счастью, вопрос кормления младенцев местные индейцы решали весьма оригинально. По их традициям, шесть дней после рождения младенцу грудь не давали и поили из раковин, наподобие сосок, жижой из воды и желудевой муки. Потом, если младенца считали достойным, он получал грудь матери. Пока младенцу не дали грудь, он как бы «не родился» и его могли умертвить запросто. А вот после первого материнского кормления — уже все, полноценный житель племени.

И с младенцами местные не сюсюкали. Будили их вечером, не давая спать, пока наступает темнота — иначе в младенца может войти нечто плохое. Поощряли детей не хныкать и шуметь поменьше. От груди младенца отрывали месяцев в шесть. Словом — спартанцы.

Женщине при родах кричать не разрешали традиции. Почувствовав схватки, женщина со своей матерью уходила в лес и оттуда не должны были раздаваться никакие крики, иначе вся деревня на такую «покьюту», то есть женщину, будет смотреть косо.

В результате, мы с хозяйственниками разрисовывали план яслей в два поверха. На всякий случай с родильной комнатой — мало ли, удастся убедить аборигенов, что комната лучше леса и звукоизоляция в ней надежнее.

Все одно в эти ясли, хоть ненадолго, придется заманивать кормящих женщин. Дело в том, что для «полноценного» индейца хоть одно кормление грудью обязательно. Иначе его будут считать так и не родившимся, будь ему хоть сорок лет. А если пойдут слухи, что у нас в деревнях все дети «не рожденные» могут быть неприятности.

Если обещать кормящим женщинам усиленное питание и вознаграждение — глядишь, они у нас и подрабатывать начнут. Тогда с младенцами станет полегче, и с детским питанием вопрос станет не таким острым. В «Заказах» пометил необходимость в медиках, специализирующихся на детях.

Хозяйственники посматривали на меня с затаенным желанием пристукнуть, но их вялое сопротивление планам не мешало. Прикидывали, сколько по максимуму мы сможем содержать младенцев. После того, как мужики меня убедили, что больше чем столько-то они обиходить не сумеют — согласился с ними, и цифру удвоил. Будем работать «на младенцев» вахтами, всем составом экспедиции. Нам главное два-три года до следующего конвоя продержаться, дальше будет легче. Не решить без пота «кадровый» вопрос.

Кроме того, вахты сделают наших людей терпимее к этим детям — будут «общественные отцы», уже не глядящие на подрастающее поколение безразлично. Главное, эти вахты не сделать совсем уж затяжными и неподъемными. Не так нас и мало, чтоб не выделить одного дня в две недели на уход за будущим. «Сын полка» в моей истории был, теперь будут «Дети колонистов».

Плотники стропилили крыши на домиках научников. Что любопытно, по настоянию будущих мастеров «монетного двора» — первыми возводились лаборатории. Жить мужики согласились в шатрах сколько угодно, лишь бы делом скорее заняться. Не стал вмешиваться, зима тут, похоже, действительно мягкая, а летом достроим жилье.