Японцы рассматривали основные районы Северо-Востока (Маньчжурию) как свои сферы влияния. И неспособность Чжан Цзолиня осуществлять угодную для Японии политику, попытки последнего заигрывать с США привели японских милитаристов к решению устранить маньчжурского диктатора. Чан Кайши выступал в глазах японцев пока еще как фигура резервная, которая может быть использована в будущих маневрах. Гость не сумел, согласно его же воспоминаниям, изменить японскую политику агрессии по отношению к Китаю.

Возвратившись на пост главнокомандующего, Чан Кайши заявляет о решимости закончить Северный поход. С Фэн Юйсяном он обсуждает планы этого похода. Сошлись на том, что Чан поведет 1-ю группу армии численностью 100 тыс. человек, 2-ю — Фэн, а 3-ю — Янь Си-шань, губернатор Шаньси.

7 апреля 1-я группа двинулась к главному городу провинции Шаньдун — Цзинань. Но как поведут себя японцы? В Шаньдуне чувствовалось заметное влияние Японии. В Цзинани проживало более 2200 японцев.

В реверансах в сторону Токио не было недостатка: Япония-де лучше, нежели иные государства, понимает характер китайской революции, и китайцы ожидают от этой страны содействия в успешном ее завершении. Цели нового Северного похода связывались с «благополучием Азии».

Призывы Чан Кайши не могли ослабить аппетит японских милитаристов. В ночь на 2 апреля первый контингент японских войск (около 460 человек) прибыл в Цзинань из Тяньцзиня. Офицеры получили приказ гарантировать «безопасность» японским интересам в Шаньдуне. Министерство иностранных дел Нанкинского правительства заявило протест в связи с нарушением суверенитета Китайской республики. В заявлении содержались и ссылки на международное право, ответственность за последствия агрессии возлагалась на японское правительство.

Утром 1 мая первые отряды армии Чан Кайши вступили в Цзинань. Прибывший туда Чан встретил успех с двойственным чувством. Радовали глаз появившиеся повсюду гоминьдановские флаги, символизировавшие торжество политики объединения страны. Но вести о вступлении в Цзинань 6-й японской дивизии настораживали. Вооруженные до зубов японские солдаты появились во всех районах города, хотя дивизия во главе с генералом Фукуда и была расквартирована в торговом центре, где пребывали японские резиденты. Цзинань стал одним из первых китайских городов, познавших трагедию японской оккупации. Чан Кайши обратился к генералу Нисита Китчи с просьбой о посредничестве, имея в виду вывод японских войск и открытие торгового района. Ответ исключал какие-либо возражения: «Мы здесь по приказу правительства».

Утром 3 мая японские представители появились во временном штабе Чан Кайши. Успокаивающие заверения, милые улыбки незваных пришельцев сопровождались пулеметной стрельбой. Узнав о начавшихся стычках между китайскими и японскими частями, Чан Кайши приказал китайским отрядам немедленно возвратиться в казармы. За просьбой прислать японских представителей для решения проблемы мирным путем последовал ответ: китайский представитель должен явиться в штаб генерала Фукуда. Деликатная миссия была возложена на генерала Сянь Шиюя, в свое время закончившего академию в Японии и знающего японский язык. Однако расчеты Чан Кайши не оправдались: японцы выдвинули унизительные требования:

— ни один китаец не должен появляться на улицах нового торгового района;

— никаким китайским войскам не разрешается пользоваться железными дорогами Циндао — Цзинань, Тяньцзинь — Пукоу;

— все китайские войска должны быть отведены на 20 ли от Цзинаня.

В Цзинань выехал министр иностранных дел Хуан Фу. Прибыв на место, он обнаружил, что окружен плотным кольцом японских солдат. Хуан, полагавшийся на свой японский язык, решил, что сумеет все же договориться с Фукуда. В ответ на вежливую просьбу о встрече с ним Хуан получил документ. Из него явствовало: основная причина конфликта в Цзинани — нападение китайцев на японских резидентов. Министр отказался поставить свою подпись, как он считал, под фальшивкой. Раздался грубый окрик: «Мы прикончим тебя!» Восемнадцать часов его продержали в японском штабе и только после того, как он написал на документе «читал», отпустили.

Двадцать японских солдат появились в департаменте специального уполномоченного по иностранным делам провинции Шаньдун. Они предъявили тяжкое обвинение: два солдата японской армии были якобы убиты из окна этого здания. Начался настоящий погром. Шестнадцать чиновников оказались пленниками распоясавшейся солдатни. Японский офицер приказал уполномоченному по иностранным делам Цай Гунши стать на колени и рассказать, кто все же стрелял. Чиновник отказался подчиниться грубому насилию. Офицер на его глазах застрелил одного из чиновников. Затем оккупанты начали глумиться над несчастными жертвами: отрезали им носы, уши. Вскоре все служащие пали под пулями убийц. Цай робко попытался протестовать, но удар приклада свалил его, а пуля в голову довершила трагедию.

Японцы явно провоцировали столкновение. Окружавшие Чан Кайши политики требовали принятия решительных мер против агрессора, но он упорствовал. В ночь на 4 мая Чан Кайши отдает приказ основным частям отойти на северный берег Янцзы. Войска потянулись на юг, а им вдогонку устремились японские самолеты, на отступавших в панике солдат обрушились бомбовые удары с воздуха. Чан основал свою резиденцию в 17 км от Цзинани. В городе еще оставались части во главе с полковником Ли. Вскоре Фукуда проинформировал Ли — оставшиеся здесь китайские подразделения могут беспрепятственно покинуть город через восточные ворота, у которых нет охраны. Полковник Ли, доверившись японскому командованию, повел свои части в 9 часов вечера к восточным воротам. У выхода из города его части встретил шквал огня атакующих японских подразделений. Во время инцидента погибло 3254 китайца, 1450 получили тяжелые ранения. Японские потери составили 15 убитых и 15 раненых.

Токио направило в Цзинань генерал-лейтенанта Мацуи Иванэ из разведки генштаба. Соглашение, подписанное между китайскими и японскими представителями, предусматривало полный вывод японских войск из провинции Шаньдун. Специальной комиссии поручалось определить ущерб, нанесенный местному населению. Но в документе даже не упоминалось об ответственности за конфликт, за убийство китайских чиновников. Одна из главных забот Чан Кайши заключалась в том, чтобы китайцы поверили: единственно разумное решение в этих условиях — только курс на компромисс, но никак не борьба.

По мере приближения войск Нанкинского правительства к Пекину правительство Танака все больше опасалось за интересы Японии в Маньчжурии. Японская сторона склоняла маньчжурского милитариста Чжан Цзо-линя к поиску, конечно на приемлемой для Японии основе, общего языка с Гоминьданом.

Япония была практически готова к прямому вмешательству в гражданскую войну. «Война в настоящее время распространилась на районы Пекин — Тяньцзинь, — сообщил Чан Кайши японский представитель в Пекине. — Если она распространится и на Маньчжурию, императорское правительство Японии вынуждено будет ради обеспечения мира и безопасности Маньчжурии предпринять соответствующие и эффективные меры». 18 мая командующий Квантунской армией отдал приказ разоружать любые китайские части, вступившие на территорию Маньчжурии.

В июне 1928 года войска Янь Сишаня овладели Пекином, что способствовало упрочению позиций Чан Кайши в политической жизни страны. Попытки маньчжурского милитариста Чжан Цзолиня проявить самостоятельность в отношениях с Японией обошлись ему слишком дорого. Диверсионная группа японской разведки взорвала вагон, в котором ехал Чжан Цзолинь. Когда войска Чан Кайши совершали триумфальный марш по улицам Пекина, сын погибшего Чжан Цзолиня Чжан Сюэлян направил своих эмиссаров в ставку Чан Кайши. Молодой маршал — а Чжан Сюэлян унаследовал это звание, — памятуя о виновниках смерти своего отца, стал искать поддержки у Чан Кайши.

20 июня лидеры Гоминьдана изменили название Пекина (Северная столица) на Бэйпин (Северный мир). Это было отнюдь не новое название: до XIV в. Пекин был известен как Бэйпин. Решение должно было символизировать успех в борьбе за спокойствие в «Поднебесной».