События, казалось, благоприятствовали Чан Кайши. Действия одного из самых оголтелых милитаристов — Чжан Цзолиня вызывали мощные антиимпериалистические выступления. Влиятельные круги на Западе забили тревогу и сделали все для примирения Чжан Цзолиня и У Пэйфу. Перед этой коалицией, опиравшейся на поддержку Японии, Англии, США, Франции и Италии, национальная армия Фэн Юйсяна не смогла устоять. Разгул милитаризма, реакции привел к расстрелу 18 марта 1926 г. мирных демонстрантов в Пекине, шедших под антиимпериалистическими лозунгами.

Через два дня после пекинской трагедии начался мятеж в Гуанчжоу. Его острие направлялось против коммунистов и советников. Заговор готовился давно: 9 марта 1926 г. Чан Кайши созвал совещание доверенных лиц, где и было принято решение о мятеже. Успех левых после II съезда Гоминьдана (январь 1926 г.) встревожил Чана. Треть делегатов съезда — коммунисты! Еще одна треть — под их влиянием! В ЦИК Гоминьдана укрепляла свои ряды оппозиция. Среди 36 членов ЦИК к оппозиции примыкало 16, а семеро были коммунистами. Видное место в оппозиции занимали вдова Сунь Ятсена Сун Цинлин, ее брат Сун Цзывэнь, вдова убитого Ляо Чжункая Хэ Сяннин.

Назревало все большее размежевание сил в рядах Гоминьдана. Только недавно, в ноябре 1925 г., у усыпальницы Сунь Ятсена в храме Биюньсы в Сишаньских горах под Пекином состоялась Сишаньская конференция. Участники провозгласили эту конференцию 4-м пленумом ЦИК Гоминьдана. Казалось, что в преддверии II съезда Гоминьдана в партии преобладали коммунисты и левые. Но здесь, в Сишаньских горах, слышались призывы к исключению Ван Цзинвэя из партии, изгнанию из страны Бородина как представителя Коминтерна, выводу из партии коммунистов и т. д. Влиятельные в Гоминьдане силы провозгласили лозунг «Долой союз с КПК, с СССР!». Сишаньскую встречу приветствовали Дай Цзитао и другие известные гоминьдановцы. Достаточно громко раздавался в оппозиции голос Сунь Фо. Сын Сунь Ятсена не унаследовал от своего отца приверженность идее единого фронта. Политическое лицо Сунь Фо определяли его связи с компрадорскими кругами, с Гонконгом, его обласкали «жирные коты», ворочавшие гигантскими состояниями. Крупные дельцы содействовали возвышению Сунь Фо, который, будучи членом гуандунского правительства, возглавил, по существу, блок правых в ЦИК Гоминьдана. Сунь Ятсен не раз требовал суда над своим сыном за казнокрадство, но дело прекращали из-за уважения к отцу.

Правое крыло не отличалось однородностью, здесь помимо сторонников Сунь Фо отстаивали свои позиции хозяева дельты реки Чжуцзян (Жемчужной) — их интересы защищал главарь полубандитских формирований Ли Фулинь. За спиной милитаристской клики Ли Фулиня стояли чиновники-бюрократы, землевладельцы-феодалы, все, кто потянулся за «Суньятсеновским обществом».

Одна из причин обострения обстановки — укрепление новой власти в Гуандуне, за чем последовало введение упорядоченного сбора налогов. Нередко НРА стремилась уравнять себя в правах на землю с представителями дореволюционной феодально-помещичьей и чиновнической бюрократии. К этому времени в Китае насчитывалось, согласно официальным данным, до 200 помещичьих владений по 10 тыс. му (му — 1/16 га) и более, до 30 тыс. владений свыше 1 тыс. му каждое. Милитаристы, вступавшие со своими войсками в какую-либо провинцию, считали, что приобретают право на лакомые куски. Крестьянин, ремесленник, мелкий торговец испытывали на себе двойной гнет: помещиков и милитаристов, ведь и те и другие порой умудрялись собрать налоги с населения за 10 лет вперед. Не отставали от них и генералы НРА. Когда правительство поставило под сомнение существующую систему сбора налогов, стало обдумывать меры по ее перестройке, разразилась политическая буря. Милитаристы, помещики, полиция (минтуань), различные акционерные компании не могли примириться с такого рода нововведениями. Любое покушение на их «право» безраздельного грабежа крестьянина они рассматривали как удар по священным для помещичьей бюрократии привилегиям. Обстановка в Гуанчжоу обострялась.

В тот день, когда принималось решение о мятеже, коммунист Ли Чжилун, исполнявший обязанности командующего гоминьдановским флотом, получил от имени Чан Кайши приказ: крейсерам «Чжуншань» и «Баоби» встать для инспекции в док Вампу. Чан Кайши видел в Ли Чжилуне одного из достойных противников: это он, Ли, еще год назад осудил «Суньятсеновское общество» за антидемократическую деятельность, направленную на подрыв единого фронта. По телефону Ли получает новое указание: крейсеру «Чжуншань» быть готовым для инспекции. Ли Чжилун, не теряя времени, погрузил на крейсер отборную часть и позвонил Чан Кайши: крейсер готов. Впоследствии Чан Кайши, оправдываясь, ссылался на этот телефонный разговор: когда Ли сказал «крейсер готов», он-де воспринял это как подтверждение опасений относительно попыток похитить его. Свои прежние приказы по поводу «Чжуншань» Чан, конечно, отрицал.

Ли Чжилун был ранен в стычке и арестован. Под арестом оказались десятки коммунистов в самом городе. Войска мятежников окружили плотным кольцом место пребывания советских людей, охрана была обезоружена. Среди арестованных — 25 человек из кадрового состава военной школы. Вместе с ними был коммунист Чжоу Эньлай. Слухи о событиях в Вампу еще не распространились по городу, а штаб профсоюзов подвергся нападению, лидеры арестованы, рабочий стачечный комитет и его пикеты разоружены, все вооружение изъято, деятельность комитетчиков парализована. Мартовские события застали коммунистов врасплох, в их рядах готовы были возобладать панические настроения, многие из них были в замешательстве: ведь против них выступил генерал, которого они считали «левым».

Чан Кайши поддерживал напряженность: ввел комендантский час; вооруженные отряды, подразделения полиции, уличные патрули прочесывали город, то тут, то там происходили внезапные обыски. Оружие оказалось в руках сторонников Чана. В сельских районах, где хозяйничали шэньши, полиция зверски расправлялась с крестьянскими вожаками. Правые в Гоминьдане активно распространяли слухи, будто выступление Чан Кайши было ответом на заговор коммунистов с использованием крейсера «Чжуншань». Ван Цзинвэй понял: Чан хотел бы избавиться от него. Постепенно он убедился — сила на стороне Чан Кайши и последний в должное время полностью откроет свои карты.

0 тех событиях много интересного рассказал военный советник А. И. Черепанов. Некоторые приведенные им детали представляют особый интерес. Было 3 часа ночи 20 марта, когда Чан Кайши приказал тотчас же найти комкора Чжу Пэйдэ. Чжу явился в 4 часа. Чан Кайши поставил его в известность о решении совещания доверенных ему командующих подразделениями и предложил Чжу присоединиться к выступлению. Чжу не дал согласия и отправился к военному министру Тань Янькаю.

В 5 часов утра Чан Кайши, несмотря на ночные переговоры, держал речь перед войсками гарнизона. Он старался говорить убедительно. Слушатели должны были поверить — во всем виноваты коммунисты! Но аргументы звучали неубедительно: они-де захватили канонерки и решили восстать против Гоминьдана. Необходимо наказать их. Списки коммунистов, подлежащих аресту, были составлены заранее. Утром коммунисты 2-й дивизии и флота оказались в кандалах [31].

Вскоре Чжу Пэйдэ вместе с Тань Янькаем направился к Чан Кайши. Оба делали все, чтобы как-то образумить зарвавшегося генерала, просили его одуматься. Чан, видимо, понял, что переоценил силы мятежников, возможность поддержки армейского руководства. Уже вечером 20 марта он бил себя в грудь, пытаясь теперь доказать — уже советским представителям — свою невиновность: все, мол, было совершено помимо его воли, он готов извиниться. Арестованных освободили. Да, возможно, он в своих действиях выходил из допустимых рамок. Но это объяснимо, ведь переработал, нервы ни к черту. Его жизнь оказалась в опасности, а ее необходимо сохранить для революции. И Чан Кайши, сославшись на плохое самочувствие, отошел, хотя и на короткое время, от дел.