Чан Кайши сполна продемонстрировал свои способности фигляра. И в этом отношении он поднялся, пожалуй, до уровня Ван Цзинвэя. Он показывался перед аудиторией в гневе, затем, сбрасывая маску мстителя, проявлял чудеса перевоплощения. За словами последовали дела. Под арест попали 17 военачальников, в которых Чан Кайши усматривал своих потенциальных соперников. Среди арестованных были и соратники Ху Ханьминя, претендовавшие на военную власть в Гуанчжоу.
События, связанные с убийством Ляо, позволили Чан Кайши использовать идею «контрреволюционного заговора» в качестве предлога не только для разгрома своих непосредственных конкурентов, но и для подавления всех, на кого они опирались, для упрочения своих позиций в Гоминьдане.
На пути Чан Кайши к заветным высотам власти оказался Сюй Чунчжи — военный министр Национального правительства и главком гуанчжоуской армии. Официальный пост главкома гуанчжоуской армии не обеспечивал ему прочного положения в этом раздираемом острыми междоусобицами, разношерстном военном формировании. Основные проблемы решались на Военном совете, а не в кресле министра. Сюй не скрывал своей антипатии к Чан Кайши, смотрел на него как на карьериста, выскочку — да и что можно было ожидать, по его мнению, от уроженца провинции Чжэцзян?! Настало наконец время, когда для Чан Кайши Сюй стал «кэци», то есть тем, «кого следует убрать».
20 сентября верные Чан Кайши курсанты из Вампу неожиданно окружили и разоружили преданные Сюй Чунчжи силы. Сюя сняли со всех постов, выдворили из Гуанчжоу и направили в Шанхай.
Оставался Ван Цзинвэй. Еще во время мятежа «бумажных тигров» Чан Кайши получил против него серьезный козырь. Так, 10 октября 1924 г. Сунь Ятсен написал Чану: «Революционный комитет должен быть создан немедленно, для того чтобы справиться с чрезвычайными делами… Ван Цзинвэя, пожалуй, можно не включать. По характеру он ближе к соглашательству и далек от твердости в решениях… Если же положение не удержится и развалится, мы должны острым ножом разрубить запутанную пеньку и не считаться с тем, одержим мы победу или потерпим поражение. Нынешний Революционный комитет является подготовкой к такой мере, а для этого Ван Цзинвэй не подходит».
Ван Цзинвэй держал в своих руках все политические посты, Чан Кайши — военные. Ван оказался на пути Чан Кайши к абсолютной власти.
Претендент на кресло диктатора не бросался в политические схватки сломя голову, а предпочитал действовать как заправский интриган: он продвигался по ступенькам карьеры бесшумно, кошачьей походкой, тщательно высматривая добычу. Чан не разделял взглядов коммунистов, ему были больше по душе великодержавные амбиции идеолога Гоминьдана Дай Цзитао. Ведь именно Дай с усердием проповедовал исключительность китайской нации, взывал к возрождению былого ее величия.
Чан Кайши понимал, что такого рода идеи полностью соответствуют его властолюбивым замыслам, но на этом этапе не могли служить делу единения Китая. Реальным средством как объединения страны, так и упрочения его власти могла быть лишь армия, в организации которой принимали живое участие советские специалисты и китайские коммунисты.
Чан Кайши вынужденно мирился с «полевением» Гоминьдана, что позволяло поддерживать представление о нем как об искреннем стороннике единого антиимпериалистического национально-революционного фронта. В этом фронте, как предполагалось, должны были объединиться крестьяне, рабочие, передовая интеллигенция, представители не связанных с иностранным капиталом торгово-промышленных кругов. Чан Кайши, однако, пребывал в ожидании подходящего момента. Он, несомненно, сознавал, что коммунисты обращают первостепенное внимание на политическую работу в народных массах, и втайне надеялся, что в борьбе за власть он подавит силой безоружных людей.
20 марта 1926 г.
Еще совсем недавно в Гуандуне располагалось двухтысячное войско, больше похожее на одно из обычных милитаристских формирований, где царили разброд и анархия. Возглавлявшие его генералы готовы были в борьбе за власть разорвать друг друга на куски. К 1926 г. благодаря деятельности гуанчжоуского правительства, помощи советских советников, институту политработников, среди которых активную роль играли коммунисты, положение начинает меняться.
Растет массовое антиимпериалистическое движение, укрепляется революционная база в Гуандуне. Советские люди вместе с коммунистами делают все для упрочения на Юге военной, административной, финансовой власти Национального правительства. Идет реорганизация вооруженных сил Гуандуна, на их базе создается Национально-революционная армия (НРА). И все же советские советники порой переоценивали достигнутые успехи, недооценивали опасности справа.
Дисциплина в армии оставляла желать лучшего. Младшие чины и высшие командиры были наемниками, по своему духу они весьма далеко отстояли от идей национальной революции. Жажда обогащения, обеспечения своего личного благополучия приводила их в гуандунскую (как и в другие) армию. Пышным цветом процветали здесь карьеризм, вымогательство, взяточничество. Высшие офицерские чины не упускали случая, чтобы не поживиться за счет солдат.
В 20-х годах пособие для солдат НРА составляло 10–12 юаней в месяц. На эту скромную сумму нужно было прокормиться, одеть себя да еще, по возможности, немного денег отложить про запас. Но командиры, получая солдатское жалованье, обычно утаивали для себя часть денег. Личные связи генералов определяли размеры финансовых субсидий для их частей. Главнокомандующий присваивал для своих нужд 700–800 тыс. юаней в месяц, а для других корпусов отпускал по 100–200 тыс. Аппетит генерала Чана рос не по дням, а по часам. Немало средств правительство ассигновало на медицинское обслуживание, но деньги зачастую не доходили до госпиталей, переполненных ранеными солдатами. Чан Кайши и здесь нашел источник для обогащения. Чтобы снабдить армию одеялами на целый год, достаточно было 300 тыс. юаней. Чан Кайши получал ежемесячно на эти цели полмиллиона юаней.
ЦИК отобрал кандидатов для учебы в Советском Союзе. Чтобы отправить их в Москву, удалось наскрести всего лишь 3 тыс. юаней. Чан Кайши же для обмундирования своей личной охраны выбил у правительства 7 тыс. Пример Чана вдохновлял приближенных. Его соратники по Вампу Чэнь Чэн и Ху Цзунань стали символами разложения в рядах армии. Зачастую жалованье погибших шло непосредственно в карманы командующих.
Один из неприятных для Чан Кайши вопросов во взаимоотношениях с военными советниками — финансирование НРА. Советники не могли равнодушно смотреть, как разбазариваются средства, и мириться с отсутствием справедливости в их распределении. Имевшие за плечами героическую школу революции, гражданской войны, весьма щепетильные во всем, что касалось чести и достоинства революционера, они с возмущением воспринимали махинации главного инспектора НРА. Вопрос справедливого распределения средств так или иначе возникал на заседаниях Военного совета. Н. В. Куйбышев, который сменил В. К. Блюхера — начальника Южнокитайской группы советников, твердо требовал положительного решения этого вопроса. Советник Главного штаба Национально-революционной армии В. П. Рогачев, заместитель Куйбышева по политчасти И. Я. Разгон (Ольгин) открыто выступали в поддержку этой позиции. Для Чан Кайши деньги обеспечивали контроль в армии, ему, безусловно, было небезразлично, идут ли средства верным ему людям либо направляются в части, где сильны позиции его противников по Гоминьдану — коммунистов.
Ван Цзинвэй, выступая в этих щепетильных делах в поддержку линии советников, пытался создать о себе представление как о левом политическом деятеле. Советники же, озабоченные созданием дисциплинированной, боеспособной армии, искренне пытались изменить то, что веками создавалось в китайском обществе. Главный политический советник М. М. Бородин понимал, что глубокие революционные изменения не могут иметь место при существовавших базисных структурах. «Самым главным оплотом империализма в Китае вообще и в особенности в Гуандуне, — писал М. М. Бородин, — являются не милитаристы, а земельные отношения, отсталые средневековые отношения».