Элен Алекс

Страсти у вулкана

Часть первая

1

Наш город окружен горами, горы сплошь покрыты лесом, лес напоминает огромное зеленое покрывало — в детстве нам казалось, что на нем спят великаны, и мы старались пораньше проснуться, чтобы увидеть хотя бы одного из них.

Но едва начинало светать, великаны семимильными шагами покидали наши горы. Днем у них было много дел в других местах.

По утрам горы окутаны туманом, этот туман темными струйками поднимается в небо. Кажется, что деревья не спеша раскуривают свои трубки и думают о вселенских тайнах, истинах и загадках.

Величие природы наводит на глубокие мысли. Но этим мыслям трудно существовать в повседневном быте, проблемах и бесконечной суете.

Мир банален, древние истины просты как чашка утреннего кофе. События идут по замкнутому кругу, перемены не спешат озарять жизнь, а ответы на вопросы не думают стучаться в дверь.

А впрочем, что не банально?

Жизнь обрастает банальностями, банальностями обрастают отношения, все надоедает, вызывает чувство повседневности и тоски. Близкие люди перестают понимать, что ты имеешь в виду, когда говоришь элементарные вещи, и вспоминают о тебе лишь тогда, когда остыл их утренний чай или погорел к черту весь завтрак.

Наш дом находится чуть ли не у самого подножия гор, рядом с нами — лишь дом нашей своеобразной соседки, в городе ее зовут просто Гельхиадихой. Ни кто она, ни чем занималась раньше, ни откуда она родом, этого никто не знает.

Гельхиадиха такая старая. Это обстоятельство позволяет ей думать, что она все на свете знает.

— Все одинокие женщины мечтают только об одном — выйти замуж, — сказала она как-то мне и моей сестре Мине. — Все замужние женщины тоже мечтают только об одном — развестись. То, чего хотят от этой жизни мужчины, — большая и великая тайна на протяжении всех веков от Сотворения мира. — Гельхиадиха немного подумала, буравя нас пронзительным взглядом, и как ни в чем не бывало продолжила: — И вообще, не думайте, что на жизненном пути вас непременно будут ценить и понимать окружающие люди. Этого не будет, — успокоила она, — ведь по большому счету каждый человек — сам по себе, сам за себя и один во всем мире.

Не часто она с нами разговаривала, и это обстоятельство обычно повергало нас с сестрой в стойкое уныние. Наши дома разделяла широкая дорога, но Гельхиадиха перегнулась через ограду и выразительно шамкала губами в нашу сторону. И, не беспокойтесь, мы слышали каждое слово.

А потом она порылась в карманах передника и достала два свежих наливных красных яблока. Была ранняя весна, ядовитый сад Гельхиадихи только зацветал, где она брала свои свежие яблоки круглый год, не знал никто в городе.

Гельхиадиха добродушно протянула нам отравленные яблоки, но это было уже совсем ужасно. В тот же миг мы с Миной с криком кинулись к своему дому.

Эта Гельхиадиха на протяжении семи веков колдунья. Все Гельхиадихи — колдуньи. Как увидите какую Гельхиадиху, так знайте, что она колдунья от самого Сотворения мира.

Родители говорят нам, чтобы мы попусту ничего не сочиняли, вранье еще не украсило ни одного человека. Но мы с Миной и сами прекрасно знаем, что на того, кто врет, камни падут среди бела дня, а потому нас с сестрой не так-то просто заставить говорить неправду взрослым.

А что касается камней, так они действительно однажды упадут, но только не с неба, а с соседней горы. И будет это тогда, когда наш Ойдаг наконец проснется.

Ойдаг — местная достопримечательность, наш спящий крепким сном вулкан, все более чем просто. Так что однажды миру надоест спокойствие, и настанет время больших перемен.

Но какое тут спокойствие, если в городе — своя собственная колдунья. С самого раннего детства мы знали, что после заката или на рассвете, а еще хуже — в дождь даже смотреть в сторону дома Гельхиадихи нельзя, а уж тем более оказаться рядом с его оградой.

В тот же миг за тобой покатятся отравленные яблоки, цветы поникнут в твою сторону. А с деревьев слезут неведомые существа и будут гнать тебя до самого дома.

И это еще в лучшем случае. В худшем — они догонят тебя, схватят и утащат в свое логово, а что там с тобой будет, никто из нас даже представить не мог.

Родители ругали нас за такие рассказы. И после захода солнца нам не раз приходилось наблюдать, как кто-нибудь из них храбро шел мимо зеленой ограды Гельхиадихи.

Но мы прекрасно видели, что в сторону ее дома они все равно не отваживаются взглянуть. А вслед им потом еще долго кто-то хохочет с деревьев, это мы тоже прекрасно слышали.

Каждые сто лет Гельхиадиха начинает жить заново. Она вновь и вновь возрождается из магмы, а потом на протяжении целого столетия упивается жизнью.

Потому-то все в городе вот уже несколько лет так уверены в том, что спящая гора вот-вот проснется. Все говорят, что Гельхиадихе уже давно сто лет, и на этот раз она «что-то задержалась».

И, когда сойдут потоки лавы, только Гельхиадиха, упиваясь счастьем, будет купаться в ее ужасающих потоках. А потом она построит себе отличный дом и разобьет новый сад на застывающей магме.

Она будет выглядеть моложе и будет радостно приветствовать новых исследователей очередного разгула Ойдага, спящей горы.

Это сейчас город протянулся далеко вниз по реке, а раньше здесь была одна только сейсмическая станция, которая наблюдала за Ойдагом, спящей горой. Но когда сюда приехали первые сейсмологи, здесь уже жила Гельхиадиха, и она уже была старухой.

Вулкан и не думал просыпаться, а люди начали обустраиваться. Они привезли самых близких и любимых родственников, потом — не совсем близких и не совсем любимых. Затем к ним приехали просто знакомые, осели проезжие туристы. Люди перегородили реку, построили школу, больницу, кинотеатр, рестораны и закусочные, много магазинов.

Со скоростью света город стал спускаться вниз по реке, как будто горы и долины, сплошь покрытые вековыми лесами, только этого и ждали. Снежные вершины с ледяным спокойствием наблюдали за людьми, и вежливые улыбки таили их уста: они знали, что у них есть Ойдаг.

И когда устанут они, то вместе с ними устанет и он. А потом он вздохнет и слегка потянется.

И этого будет достаточно. На город сойдут камни, и в мире наступят небольшие перемены. А потом все опять вернется на свои места.

Наш дом стоит на краю города. Вернее, он второй от начала, дальше нас лишь дом Гельхиадихи, а за ним — пустошь, поросшая маленькой травкой, точного названия которой никто не знает, каждый зовет ее по-своему. А дальше — поворот реки и густой лес, наползающий на горы.

На повороте реки есть тихая мелкая заводь, но сама река быстрая и холодная, она сбегает прямо с гор. По весне тают снега, вода доходит до самых палисадников, но выше — за ограды, к домам, никогда не поднимается, это проверено годами.

А в заводи никто не купается, она заколдована и все тут.

Лес разделяется рекой на две половины. Наша половина леса все больше вырубается, город лезет на гору. А чтобы попасть в ту половину леса, что за рекой, надо изрядно проехать к центру города до самого моста.

Наши прадеды и прабабки были одними из первых молодых мечтателей, которым не сиделось под теплыми крышами родителей, и они примчались в эти затаенные места радостно бороться с трудностями, покорять природу, нападать на лес и воевать с рекой. Они основали местное кладбище, заложили первый церковный камень, построили мост через реку.

А потом они написали на искусственном пергаменте пожелания и наставления потомкам, положили пергамент в какую-то нержавеющую колбу и закопали ее на самом видном месте, которое и так было всем прекрасно видно, а потому это место никто не додумался нанести на карту города.

Но город рос, все изменилось, и никто не успел опомниться, как все напрочь позабыли, где это видное место сейчас находится. И теперь оно — то ли под зданием больницы, то ли под зданием муниципалитета.