А теперь близняшки Гуднайт споют для вас старую любимую песню «Я свет не гашу в окне, дорогая, поскольку тебя до сих пор люблю»!

Элмвуд-Спрингс, штат Миссури

1978

День проходил за днем, а Дена все сидела с кошкой, которую звали, как выяснилось, Пробка Третья, раздумывая, что же делать со своей жизнью. Она никогда не размышляла о жизни — только работала и пробивалась к успеху. Она даже забыла, для чего хотела добиться успеха и почему ее так пугала мысль, что его может не быть. Какая вообще разница-то, есть он или нет? Какая разница, жить или умереть? Что осталось? Кто остался? Ничто не вечно, так в чем же смысл?

Дена жила в доме уже неделю, когда Норма принесла ей «Поваренную книгу Соседки Дороти». Теперь она могла часами сидеть, уставившись на фотографию улыбающейся женщины на обложке. Глаза ее смотрели прямо на Дену. Она казалась такой живой — но в живых ее не было. Куда она делась? Вот она есть — а вот ее нет, и ничего не осталось, кроме дома, где прошла ее жизнь. Дена начала задумываться о прошлом. Оно уходит навсегда? Или возвращается по ночам, в темноте и тишине? Может, когда дом стоит пустой, прошлое вновь наполняет комнаты? Может, Соседка Дороти еще здесь и голос ее витает в воздухе? Дена не знала. Но чье-то присутствие ощущала. Ощущала, что не одна здесь. То ли и в самом деле что-то было, то ли она постепенно сходит с ума. Так или иначе, это «что-то» не пугало, наоборот, успокаивало.

Итак, Дена ждала и прислушивалась. И временами, казалось, что-то слышала. Это случилось в первую неделю, ранним утром. Около половины пятого она села в кровати и могла бы поклясться, что кто-то чем-то громыхает в кухне. Огляделась — нет, Пробка вот она, рядом, так что это не кошка. Дена спустилась в холл, принюхалась: пахло кофе. Но когда вошла в кухню и включила свет, никого там не обнаружила. Иногда ей чудилось чье-то пение, или что хлопнула дверь с москитной сеткой, или такой звук, будто во дворе стукают мячиком о стену, она шла посмотреть — и никого не оказывалось. Проходили недели, мир Нью-Йорка, Айры Уоллеса и Сидни Капелло отодвигался все дальше и дальше. Сразу после приезда в Элмвуд-Спрингс нервы у нее были в таком ужасном состоянии, что она подскакивала от любого громкого звука. А теперь она чувствовала себя в безопасности, в миллионе миль от реального мира с его слепящими огнями и резкими звуками. Когда уши привыкли к тишине, она начала слышать птиц, сверчков, иногда ребячий смех. Она услышана звон церковных колоколов и в последнее время даже начала различать, какая из церквей звонит — Единая, Методистская или Лютеранская. У каждой был свой характерный звон.

Она могла часами сидеть ночью, ничего не делая, — только радио светилось оранжевым огоньком и приятные незнакомые голоса рассуждали о Боге, о погоде или урожае. Было нечто настолько задушевное в том, чтобы сидеть в темноте и слушать разговоры о Боге, что она почти поддалась искушению поверить, что они говорят правду. Дни тянулись бесконечно. Она просыпалась с солнцем, наблюдала, как оно садится, как выходит на небо луна, как зажигаются звезды, — и каждый раз удивлялась.

Иногда она выходила на лужайку и стояла, глядя на дом с включенным светом, и на нее накатывала волна ностальгии, такое мощное чувство, что из глаз лились слезы. Она стояла и плакала, не зная, о чем плачет, о чем тоскует. Постепенно она начала себя чувствовать потерявшейся девочкой. Как будто побывала у зубного врача и заморозка начала отходить — больно, но это сладкая боль.

Осень была на носу, и телекомпания теребила Сэнди, чтобы он узнал, когда она вернется. Дена послала ему телеграмму:

Элмвуд-Спрингс, штат Миссури

1978

Доктор Диггерс посоветовала Дене подождать принимать какие-либо решения, но минуло много недель, она окрепла, и постепенно начало прорисовываться понимание, что нужно сделать в первую очередь. Она должна выяснить правду о матери. Должна понять, что случилось. Пусть будет больно, однако правду необходимо узнать, прежде чем думать о будущем.

Но ей нужен помощник. Человек, которому она бы доверилась. Кто-то, кто не связан с телевидением и не станет продавать информацию, разговаривать с прессой и вообще открывать рот. Господи, как жаль, что Говарда нет.

21 сентября она сидела в саду на качалке для влюбленных, и тут у нее в голове всплыло имя: Джерри О'Мэлли. Чем дольше она о нем думала, тем больше привлекала ее эта мысль. Она его не слишком хорошо знает, но доверять ему можно. Он точно не связан с телевизионным бизнесом. Она была его пациенткой, и все, что она ему расскажет, должно оставаться тайной, так ведь? Вечером, когда позвонила доктор Диггерс, Дена спросила:

— Вы ведь хорошо знаете Джерри О'Мэлли, да?

— Да, а что?

— Вы ему доверяете?

— Жизнь доверила бы. А что?

Дена объяснила, что решила выяснить, что случилось с матерью. Доктор Диггерс обрадовалась: как раз на это она и надеялась.

— Отлично. Я могу чем-то помочь?

— Спасибо, но проблема в том, что я не могу искать сама, по очевидным причинам. Мне нужно найти посредника, который сказал бы, что ищет своюродственницу, чтобы не впутывать мое имя. Думаете, Джерри поможет, если его попросить?

Диггерс подумала, что Джерри, возможно, спрыгнул бы с небоскреба, попроси его Дена.

— Звоните ему, — сказала она. — Сейчас же.

Он ответил сразу:

— Алло, здравствуйте.

— Джерри, это Дена.

— Дена, здравствуйте, — поздоровался он второй раз. — Вы вернулись?

— Я еще в Миссури.

— Скоро вернетесь?

— Джерри, в том-то и дело. Не знаю. У меня проблемы. Большие проблемы, если честно, и мне нужна помощь.

— Вот как. — Он потянулся к своей красной бейсболке, приносящей удачу, и надел ее. — А что стряслось?

Она рассказала ему про исчезновение мамы и прочитала письмо от Капелло.

— Кто этот идиот? — спросил Джерри.

— Мой старый знакомый. Очень опасный человек.

— Но это же чепуха, он просто пытается вас шантажировать. Вы же знаете, что это ложь. Почему нельзя объявить, что он блефует?

— Потому что я не знаю, правда это или ложь.

— В каком смысле?

— Ну… мама же говорила по-немецки.

— И что?

— И никогда не фотографировалась.

— Дена, — сказал Джерри, — многие люди не любят фотографироваться. Не давайте этому придурку запугать вас. Ваша мама была не больше шпионом, чем я.

— Джерри, вы ее не знали. Даже я не знала ее по-настоящему. Я всегда ощущала, что с ней что-то… не так. Почему еще человек будет так исчезать?

— Да найдется тысяча причин. Может, она встретила мужчину. Может, ей надоело быть матерью, это частенько случается. Но, Дена, вы не должны позволять этому негодяю отнимать у вас работу. Если не хотите возвращаться — это одно, но тут же шантаж! Вы не должны спускать ему это с рук.

— Придется, — сказала Дена. — Нет выбора.

— Неправда, есть. Выход должен быть. Поговорите с адвокатом. Подайте на него в суд за дискредитацию.

— Вы не знаете Сидни. Он только и ждет, чтобы я подала в суд, чтобы вся эта гадость выползла на поверхность.

— Но ведь это неправда.

— А ей и не обязательно быть правдой. К тому же я не желаю, чтобы мамино имя трепали в газетах. А мое имя сделает из этого сенсацию. Я ничего не могу предпринять, поверьте. Как вы не понимаете? Я не могу с ним бороться. Это меня убьет. У меня больше не осталось сил.

Джерри понял, что она права.

— Да, конечно. О чем я вообще думал. Простите, но мне так захотелось придушить этого парня! Не волнуйтесь, мы придумаем, как вас не впутывать. Забудьте об этом психе, он не стоит вашего здоровья. Давайте сосредоточим усилия на том, чтобы избавить вас от лишних волнений. Прежде всего нужно выяснить, что случилось с вашей мамой. А потом уже подумаем, что делать с этим типом. Дена, вы мне доверяете?