Леонов впоследствии рассказывал, что он проводил «следственный эксперимент» (15) — демонстрируя крестьянам 10 (десять!) разных моделей самолетов — и все они, независимо друг от друга, по отдельности, указывали, что это именно Су.

С тупым носом? Нет, нет, не с тупым: он был «остроносый».

Остроносый, истребитель, Су — которого не должно было быть, но он был, был, был. Более того, они видели, как из хвоста этого остроносого — перед тем, как он ушел вверх в облака — пошел дым, а потом и огонь; форсаж, то есть, включил.

Почему этот второй самолет вообще никак не фигурировал на радарах?

Леонов: «Работал азимутальный локатор, а локатор высоты был неисправен, работал неустойчиво» (13). Белоцерковский: «Наземный радиовысотомер из-за неисправности не работал. Поэтому изменения фактической высоты самолетов группа руководства полетами независимо устанавливать не могла. Контроль за высотой полета группа осуществляла лишь по докладам экипажей» (4).

Впрочем, какие-то следы на радарах Чужой Истребитель все же оставлял — и вот еще одна, полумистическая, с растворившимся в воздухе человеком, история — опять от Леонова. Теоретически, земля, увидев, что летчик Су устремился под облака, должна была гаркнуть на него — ты куда снизился?! Но вхождение его в зону земля проспала, а затем, поскольку на Чкаловском аэродроме работал только азимутальный локатор, на четырех тысячах метрах летчик Су занял — в сознании диспетчера — место гагаринского МиГа. Тот вел его до аэродрома Жуковского. «И когда пришла комиссия — полковник доложил: зафиксирована проводка цели из зоны пилотирования на восток в течение двух минут. Маршал Кутахов <замглавкома ВВС> ему: „Пошел вон отсюда! Самолет уже две минуты в земле — а ты делаешь проводку!“ С тех пор я не видел этого полковника — где он, чего он. Он исчез» (10).

У тех, кто знает про Чужого Летчика, очень хорошая доказательная база, однако справедливости ради надо сказать, что есть и альтернативные — и очень авторитетные — мнения. Степан Микоян, член аварийной комиссии, летчик-испытатель с огромным практическим опытом и, кроме того, автор специальных исследований на эту тему, проведенных в его летно-испытательном институте, уверен, что — даже если там правда был этот второй самолет — для МиГ-15 «попадание в струю не приводит к сваливанию в штопор, тем более если в струю попасть не вдоль нее, а под большим углом — тогда вообще ощущается лишь небольшая встряска» (14). Такому летчику, как Микоян, в этом смысле можно доверять; если не доверять Микояну — то кому можно? То же и с Белоцерковским: профессор, фундаментальный ученый, специалист именно по аэродинамике. С. Белоцерковский твердит, что спутная струя, то есть вихревой след от второго самолета, могла свалить гагаринско-серегинский самолет в штопор. Микоян упирается: столкновение было — но не с самолетом, а с метеорологическим шаром-зондом, там их много летало. «При скорости самолета 600 км/ч сила удара о такой груз составит более пяти тонн. Если контейнер шара ударил в самолет в районе кабины, то это могло привести к ее повреждению и нарушению герметизации, а также воздействовать на летчиков, даже причинить им ранения (надо сказать, что на месте падения самолета было найдено только около двух третей остекления фонаря кабины). Самолет мог войти в штопор либо от этого удара, либо из-за резкого отклонения рулей при попытке избежать столкновения, либо от того и другого. Возможно, вследствие удара летчики некоторое время не имели возможности управлять самолетом» (14).

Тут ведь как: одни эксперты против других экспертов; теоретики против практиков.

Странным образом, горло, через которое проходит очень много информации, — Леонов: он слышал, он показывал, он видел, он обнаружил и т. д.

И если так — раз он автор Базовой Версии и раз он жив — к нему же и возникает большая порция вопросов.

Почему, если уже в 1968 году стало ясно, что был второй самолет — и, соответственно, летчик, обычный летчик, на которого можно было все свалить, — летчика этого все же не выдернули за волосы и не показали публике? Да, одновременно пострадал бы кто-то из начальства за плохую организацию полетов — но неужели это того не стоило: был бы виноватый, люди понимали бы, кто угробил Гагарина, и монумент первому космонавту не облепляли бы «сплетни базарные» (17) о том, что все это происки завидующего Брежнева.

И, кстати, если уж на то пошло.

Николай Каманин:

«30 апреля 1968.

Заезжала Терешкова за сувенирами для поездки. Валя рассказала мне, что Леонов зачем-то забрал у Валентины Ивановны дневник Гагарина. Я попросил Терешкову передать Валентине Ивановне мою настоятельную просьбу — немедленно вернуть дневник от Леонова и никому ничего не давать из записок и вещей Гагарина без совета со мной. Юра, оказывается, вел дневник. Об этом, по-видимому, от Леонова узнали Л. В. Смирнов и работники аппарата ЦК КПСС. Многим хотелось бы почитать дневник Гагарина, но прежде чем удовлетворить это любопытство, надо будет ознакомиться с ним самому.<…>

Вечером в тот же день он <Леонов> был в больнице у Гагариной и бухнул ей: „Ты знаешь, Юру и Серегина обвиняют в том, что они выпивали перед полетом“. На Валентину Ивановну такое заявление произвело удручающее впечатление, и она сказала: „Еще одно такое ‘товарищеское’ сообщение, и я, наверное, перестану вас больше утруждать“».

Для этого «товарищеского» сообщения у Леонова не было никаких оснований. Абсолютно точно установлено, что 26 и 27 марта ни Гагарин, ни Серегин не употребляли спиртного (9).

«— Дневникам Каманина можно доверять?

— Да. Хотя я считаю, что они подловатые и получилось так, что он как бы подглядывал в щелочку. Некоторые вещи просто не надо было писать. Их по-всякому можно истолковывать» (10).

Алексей Архипович Леонов — член высшего политсовета «Единой России» и вице-президент Альфа-банка. В его рабочем кабинете висит большая парадная фотография Гагарина — и стенд, на котором схематически изображена некая офисного вида загородная недвижимость: «Гостинично-деловой центр „Гагарин“». На костюмном пиджаке в полоску — две золотые звезды героя; на левом запястье — золотые часы-хронометр. У него очень интонационно богатый голос — и несколько актерская, театрально аффектированная манера речи. Он любит риторические вопросы и умеет держать хорошие, близкие к мхатовским паузы; любит рассказывать истории в лицах, имитируя чужие голоса; умеет артистически, слово в слово, пересказывать собственные интервью; пожалуй, в театральном спектакле он смог бы идеально сыграть самого себя. Если бы гагаринская история была детективом и Леонов был одним из подозреваемых, очевидно, что следователю пришлось бы иметь дело с умным и опасным противником.

— Каманин «пишет, что после гибели к вам попадает дневник Гагарина. Можете рассказать про эту ситуацию? Что он из себя представлял?

— Дневник Гагарина? Нет, я его не видел, его у меня не было.

— Там написано: после гибели вы берете у жены дневник — это неправильно?

— Нет, неправильно. Что вы, я даже не знал, что он ведет дневник, я бы этого не смог бы брать, это просто было бы неправильно.

— А зачем Каманин тогда это написал?

— Ну, просто откуда-то слух мог пойти. Нет, я не брал никакого дневника.

— А что вы рассказали Валентине Ивановне про слух, будто он летел пьяным, это соответствует действительности?

— Кто?

— У Каманина написано, что вы.

— Нет, это глупость. Во-первых, это же уже не Каманин, а Лева, сын его, издает. Он когда приходил просил денег на это — я ему говорю: я не только не дам, но пинка дам. Это неприлично — то, что ты сделал. Отец бы этого не публиковал — некоторые вещи [69]. Нет. Никакого дневника я не брал» (10).

Памятуя об опыте «ферматистов», мы все-таки не станем рассуждать, кому было выгоднее «убийство Гагарина» — Леонову, Титову, Брежневу или Линдону Джонсону, и предлагать свои версии того, почему все-таки в то утро на аэродроме «Чкаловский» не работал альтиметр и при каких параметрах полета УТИ МиГ-15 выводится из штопора, а при каких сразу надо катапультироваться. Слишком много потенциально ключевых улик априори не поддаются проверке. Правда ли, что в 10.31 под Киржачом можно было услышать не один, а два взрыва? Правда ли, что опрошенные Леоновым крестьяне видели под облаками нечто, напоминающее силуэт советского истребителя Су, а не, например, «Звезды Смерти»?