Стрельнинская деревянная Спасо-Преображенская церковь была построена в 1717–1718 годах и располагалась по соседству с дворцом Петра I, также деревянным, в западной части Константиновского парка. В ней сохранялись в ту пору воинские штандарты и знамена Конной гвардии и Драгунского полка эпохи 1812 года, помешенные туда при великом князе Константине Павловиче, тогдашнем шефе Конной гвардии. В церкви сохранялись еще петровские реликвии: серебряные литавры, отнятые у шведов под Полтавой, колокол, отлитый в Стокгольме в 1686 году и взятый Петром при завоевании Копорья, готический стул царя с вышитой золотом полосой на спинке. По преданию, на этом стуле сидел Петр перед венчанием со второй женой Екатериной, ожидая ее приезда. На этом месте существовала более ранняя деревянная церковь, о чем свидетельствовала надпись, бывшая некогда в храме на антиминсе [154]: «Во еже на нем священнодействовати Божественную литургию во храме Преображения, что при доме царского величества, в Стрелиной мызе», с подписью митрополита Киевского и Галицкого Варлаама. Тут же еще одна надпись: «И положися в лето 1708, февраля в 20-й день протопопом Алексием Васильевым собора Исаакиевского». По преданию, эта церковь была перенесена по воле Петра из Екатерингофа, то есть являлась той самой, в которой венчался сам Петр с Екатериной в 1707 году. Новый храм, освященный в 1718 году, вобрал в себя старый в качестве южного придела, справа от входа. В этом старинном храме соединились роды Гончаровых и Ланских.

Еще раз Гончаровы породнились с Ланскими в 1860 году: Иван Николаевич Гончаров после смерти первой жены Марии Ивановны женился на Екатерине Николаевне Васильчиковой, племяннице Петра Петровича Ланского, дочери его родной сестры Марии. 6 мая этого года Наталья Николаевна написала ей: «Дорогая Катрин… мне надо взывать о прощении, потому что я предоставила мужу заверить вас в том, как мы были счастливы, получив известие о вашей предстоящей свадьбе».

Когда у Ивана Николаевича родился сын Николай, то восприемниками при его крещении были Александр Александрович Пушкин и бабушка Мария Петровна Васильчикова, урожденная Ланская. Впоследствии крестник служил под началом крестного отца. Екатерина, Наталья и Надежда, дочери И. Н. Гончарова от второго брака, подолгу жили в Яропольце.

Когда Наталья Николаевна Пушкина вышла замуж за Петра Петровича Ланского, ему было столько же лет, сколько было бы Пушкину, будь он жив. Такой же, в 13 лет, была и разница в возрасте между мужем и женой; но с Пушкиным венчалась юная восемнадцатилетняя барышня, с Ланским же пошла под венец 32-летняя вдова и мать четверых детей.

Служа 26 лет в Кавалергардском полку, Ланской, безусловно, был в курсе всех перипетий дуэльной истории Пушкина. Но роль в ней Натальи Николаевны, скорее всего, виделась ему, как и его однополчанам, такой, какой хотел ее представить Дантес. Влюбленный в Идалию Полетику, очарованный ею, Ланской должен был придерживаться ее версии произошедшего. Только разлад Ланского с предметом его страсти и случайная встреча с вдовой поэта переменили его отношение к ней. Со свойственной ей откровенностью, которой Петр Петрович не мог не поверить, она поведала ему истинную историю. Он, в свою очередь, раскрыл вдове Пушкина душу, рассказав о своей безответной любви к Полетике, которая отвергла его, но ответила на притязания Дантеса, вовсе ее не любившего.

Эта женщина оказалась роковой фигурой равно для Натальи Николаевны и Ланского, что в какой-то мере способствовало их союзу. Общие воспоминания объединили, взаимное сочувствие сблизило. Ланской полюбил ее — насколько мог, выжженный прежним чувством, на которое он не нашел отклика. Наталья Николаевна ответила на чувства Ланского — насколько могла, наполненная воспоминаниями о страстной любви Пушкина и поклонении Дантеса.

Начало новой семейной жизни Натальи Николаевны началось на казенной даче командира Конногвардейского полка в Стрельне. Здесь прошел их медовый месяц, по истечении которого она с мужем перебралась в его обширную петербургскую служебную квартиру в Конногвардейском переулке.

В конце того же года семья Ланских неожиданно пополнилась сразу тремя детьми. 20 ноября в своем крымском имении безвременно скончался 44-летний младший брат Петра Петровича Александр. Его жена Наталья Федоровна, урожденная Петрово-Соловово, умерла еще раньше, оставив на руках у мужа дочь Софью и сыновей Павла и Петра. Теперь они стали круглыми сиротами, и Петр Петрович принял на себя заботу о них. Так Наталье Николаевне пришлось заботиться уже о семерых детях.

В этих заботах Наталья Николаевна нашла себе успокоение. Даже когда Ланскому по долгу службы приходилось надолго уезжать, его жена не хотела оставлять детей. 8 июля 1849 года она писала мужу: «Я знаю, что была бы тебе большой помощью, но ты приносишь жертву моей семье. Одна часть моего долга удерживает меня здесь, другая призывает к тебе; нужно как-то отозваться на эти оба зова сердца. Бог даст мне возможность это сделать, я надеюсь». 24 июля она снова объясняет, что не на кого оставить детей: Александре Николаевне одной трудно управиться и с ними, и с домом, так что надо дождаться возвращения уехавшей гувернантки, и тогда Наталья Николаевна сможет приехать к мужу в конце сентября. При этом ей необходимо вернуться в Петербург к ноябрю, когда надо вывезти в свет старшую дочь. К тому же у детей были летние каникулы, а в сентябре Григорий должен был поступить Пажеский корпус.

В этот отъезд Ланской был в Лифляндии и в письме жене от 28 июня 1849 года упомянул фамилию Липхарт. Она решила кое-что уточнить о своей прибалтийской родне: «В своем письме ты говоришь о некоем Любхарде, и не подозревая, что это мой дядя. Его отец должен быть братом моей бабки — баронессы Поссе, урожденной Любхард. Если встретишь где-либо по дороге фамилию Левис, напиши мне об этом, потому что это отпрыски сестры моей матери. В общем, ты и шагу не можешь сделать в Лифляндии, не встретив моих благородных родичей, которые не хотят нас признавать из-за бесчестья, которое им принесла моя бедная бабушка. Я все же хотела бы знать, жива ли тетушка Жаннет Левис, я знаю, что у нее была большая семья. Может быть, случай представит тебе возможность с ними познакомиться».

В июне 1849 года Наталья Николаевна собралась отправить мужу, в ту пору квартировавшему с полком в Риге, ко дню его именин свою фотографию, но предупредила, что если она выйдет «уродом», то выбросит карточку, «чтобы не оставить по себе дурного впечатления». Фотография не удалась, и в подарок вместо нее был послан портрет масляными красками. Наталья Николаевна пишет в начале июля: «Необходимость заставляет меня сказать, в чем состоит мой подарок, — это мой портрет работы Макарова, который сам предложил написать его, хотя я его об этом не просила, и ни за что не захотел взять за него деньги». При этом она подробно инструктирует мужа, как надо обмыть портрет губкой, если к нему прилипнет оберточная бумага. Видимо, он часто прибегал к этому способу, так как позднее она написала: «-..обмывая меня слишком часто, ты сможешь меня смыть».

Наконец, 5 июля Наталья Николаевна пишет Петру Петровичу: «Сегодня или завтра ты получишь мой портрет; отчасти я сдержала слово, так как я не имею возможности приехать в Ригу сама, то меня заменит мое изображение; и, право же, я послала тебе очень хорошенькую женщину — все, кто ее видел, находят большое сходство — это мне очень лестно и позволяет думать, что мое стремление иметь успех у тебя (клянусь тебе — я не желаю других успехов) не так уж нелепо». Она подробно излагает мужу историю появления портрета: «Макаров, автор этого сюрприза, ждет с нетерпением, какое он произведет на тебя впечатление. Я должна тебе рассказать, как любезно предложил он мне свои услуги, чтобы вывести меня из затруднения, в котором я оказалась с дагерротипом и фотографией на руках, из которых ни один не удался. Он пришел однажды утром работать над портретом детей, и мне пришло в голову посоветоваться с ним, нельзя ли подправить мою фотографию. Я спросила его, не может ли в этом помочь Гау. Он ответил, что может быть, а затем, глядя на меня так пристально, что это меня удивило, он сказал: „Послушайте, сударыня, мне так симпатичен ваш муж, я так его люблю, что буду счастлив помочь вам доставить ему удовольствие. Позвольте мне заняться вашим портретом — я схватил характер вашего лица, и вашу голову мне легко будет изобразить на полотне“. Ты можешь себе представить, что я не заставила себя упрашивать, так как я была огорчена оказаться ни с чем после стольких стараний. Он назначил сеанс на другой день, был трогательно точен, три дня подряд я позировала, он меня не утомлял, делая перерывы, и мой портрет был окончен удивительно быстро. Я спросила его о цене. Он не захотел назначить, прося принять его как дар, который он счастлив тебе поднести. Не забудь выразить ему твою благодарность, которую я не премину ему передать. Мы расстались самым дружеским образом, и он обещал время от времени навещать нас».