"Мудрецу" противопоставляется "поэт" – одна из любимых антитез Фета:

Здесь вновь знакомая реминисценция – теперь уже из "Невыразимого" Жуковского. Сравним: "Хотим прекрасное в полете удержать, // Ненареченному хотим названье дать – // И обессиленно безмолвствует искусство…" И опять цитирование поэтического первоисточника оборачивается внутренней полемикой с ним. Вместо "обессиленно безмолвствует", наоборот, "хватает на лету и закрепляет вдруг". Если в художественном мире автора "Невыразимого" творчество Поэта является бледным и несовершенным слепком творчества "природного художника", т. е. самого Творца (напомним, что в природе Жуковский по установившейся романтической традиции видит "присутствие создателя"), то в художественном мире Фета акценты расставлены точно наоборот. Власть Поэта поистине безгранична. "Крылатый слова звук" способен удержать в полете" прекрасное, "закрепить" его на лету, т. е. отлить его в ясные, пластические формы. Недаром слово Поэта сравнивается с летящим за облака орлом Юпитера и наделяется, следовательно, поистине магической, божественной властью над духовными процессами, протекающими как в сфере человеческой психики ("темный бред души"), так и в сфере природной жизни ("трав неясный запах"). Так Фет реабилитирует поэтическое слово, ставит его выше и божественного языка "дивной природы" (Жуковский), и языка философии, "мысли" (Тютчев), прежде бывших для большинства европейских романтиков недосягаемыми образцами творчества. Ибо только Поэту в материале слова подвластно дотворить до пластических, законченных форм "невыразимое", что не в состоянии была сделать ни аналитическая мысль "мудреца", ни "божественная душа" природы. Фет ставит перед поэзией поистине грандиозные, можно сказать, всемирные задачи. Здесь нет даже и намека на самодавлеющее любование словом, на поверхностное украшательство жизни. А, значит, нет и того, что именуется эстетизмом в собственном смысле этого термина. "Крылатый слова звук" призван в поэтическом мире Фета улучшить мир, сделать его гармоничнее, помочь пробить дорогу Красоте и явить ее духовному взору человека во всем блеске и совершенстве образной формы. Так в эстетике Фета создаются предпосылки для зарождения концепции "теургического" ("пересоздающего" или "преображающего") творчества, в дальнейшем получившей детальное обоснование в статьях Вл. Соловьева и А. Белого. Это, в свою очередь, означает, что наши представления о Фете как поэте "неуловимых душевных ощущений", "тонких", "эфирных оттенков чувства"-представления, сложившиеся еще в лоне критики "чистого искусства" [39], нуждаются в серьезной корректировке.

Эстетика Фета не знает категории невыразимого. Невыразимое – это лишь тема поэзии Фета, но никак не свойство ее стиля [40]. Стиль же направлен, в первую очередь, как раз на то, чтобы как можно рациональнее и конкретнее, в ясных и отчетливых деталях обстановки, портрета, пейзажа и т. п. запечатлеть это "невыразимое". В программной статье "О стихотворениях Ф. Тютчева" (1859) Фет специально заостряет вопрос о поэтической зоркости художника слова, вольно или невольно полемизируя с принципами суггестивного стиля Жуковского. Поэту недостаточно бессознательно находиться под обаянием чувства красоты окружающего мира. "Пока глаз его не видит ее ясных, хотя и тонко звучащих форм, – он еще не поэт" [41]. "Чем эта зоркость отрешеннее, объективнее (сильнее), даже при самой своей субъективности, тем сильнее поэт и тем веко-вечнее его создания". Соответственно, "чем дальше поэт отодвинет ‹…› от себя" свои чувства, "тем чище выступит его идеал", и, наоборот, "чем сильнее самое чувство будет разъедать созерцательную силу, тем слабее, смутнее идеал и бренней его выражение" [42]. Вот эта способность объективировать свои переживания прекрасного, слить их без остатка с материально насыщенной средой и позволяет с известной долей условности определить творческий метод Фета как "эстетический реализм".

Определяя предмет поэзии в статье "О стихотворениях Ф. Тютчева", Фет настаивал на его избирательности. Искусство вообще и поэзия в частности не могут воплотить всех сторон предмета, например вкуса, запаха, всех особенностей формы и т. д. Да это и не нужно. Ибо поэзия есть не копирование предметов действительности, а их преображение. И такой основной преображающей силой жизни и выступает, согласно Фету, красота. "Целый мир от красоты" – формулы, подобные этой нередко встречаются в стихотворениях Фета. И творчество поэта, и творчество Бога он мыслит как порождение творчества Красоты. Поэт-романтик создает свой индивидуально-авторский миф о происхождении и развитии Вселенной. В нем Красота подменяет собой Бога и выступает в качестве демиурга Вселенной, преображающей мироздание силой, придающей временному, смертному, земному свойства вечного, бессмертного и божественного. А помощником красоты в этом непростом творческом акте выступает фигура подлинного мага и кудесника слова – Поэта. Следовательно, красота в художественном мире Фета представляет собой первооснову мироздания, является категорией онтологической, а не эстетической, что опять-таки не позволяет говорить о "воинствующем эстетизме" Фета.

Эти особенности художественного мира уже вполне определились в двух первых поэтических сборниках Фета – "Лирическом пантеоне" (1840) и "Стихотворениях" (1850). Еще более рельефно они стали заметны в итоговом собрании стихотворений 1856 г., подготовленном Фетом при непосредственном редакторском участии И. С. Тургенева. Пожалуй, первым поэтическим циклом, с наибольшей художественной выразительностью воплотившим культ красоты в творчестве Фета, стали его "Антологические стихотворения". В 1840–1850-е годы этот лирический жанр переживал в России поистине свое второе рождение в поэзии А. Н. Майкова и Н. Ф. Щербины, что объясняется исчерпанностью традиции "бунтарского" романтизма с его аффектированной страстностью и гипертрофией чувства. Фет чутко уловил веяния эпохи и вполне вписался в традицию антологической лирики, противопоставив "священному безумию" романтического поэта простоту и простодушие тона, возвышенный слог, статуарность и пластичность изображения, гармоническую уравновешенность и созерцательность чувства. Очень часто предметом антологического стихотворения становилось описание античных статуй и картин на мифологические темы и сюжеты. Такова знаменитая "Диана", признанная современниками Фета подлинным и непревзойденным шедевром в антологическом роде: