Едва Кудрявый и Сырок с двумя завсегдатаями Вилла-Боргезе достигли намеченной цели, тишина, царившая меж спуском и подъемом, как будто сгустилась.

— Дятел! — шепотом объявил Калабриец.

— Где? — завертелся Башка.

— Ты что, оглох?

— А ну тебя, дурак! — Башка уселся на ограду, решив ждать до победного.

На песчаной дорожке и впрямь слышался скандальный голос, долетавший из густой кроны каштанов, а может, из темных, затянутых металлической сеткой углов манежа. По мере приближения он становился все громче.

— Суки! Суки! — Голос умолк на мгновение, потом опять: — Суки!

Кричавший все больше распалялся. Насколько можно было судить, не видя его, он то и дело останавливался, круто поворачивался к манежу и в такой позе вопил. Или же шел медленно, спотыкаясь и свернув голову назад. А возможно, приложил ко рту ладони и орал так громко, что можно было услышать хрипы в легких.

— Суки! Су-уки!

Вот он снова затих — не иначе, чтобы перевести дух или сплюнуть. Сторонний слушатель по тому, как он растягивал “у” в слове, наверняка подумал бы: парень просто дурачится. Но голос постепенно садился — стало быть, кричавший не просто глотку дерет, а не на шутку взбешен и брызжет слюной. Крики, должно быть, достигали и манежа, и даже аллеи, доходящей до “Казина-делле-Розе”. Помолчав, этот неведомый голос опять выводил одно и то же слово: видно, другие от ярости на ум не шли.

— Суки!

Вскоре у ограды замаячила раскачивающаяся, как под сильным ураганом, тень. Руки ни на секунду не оставались в покое: то вытаскивали рубаху из штанов, то снова заправляли, то хватались за ограду, то выковыривали жвачку из зубов, то поправляли падавшие на лоб волосы.

— Су-уки! — завопил он еще громче, обращаясь к кому-то, кто предосторожности ради либо от страха прятался в тени.

Внезапно крикун рухнул на землю, но тут же поднялся и зашагал своей дорогой. Сделав несколько шагов, остановился, пошарил за пазухой и выдал еще одну витиеватую очередь “сук”, жуя слова вместе с резинкой и выплевывая сгустки слюны.

— Эй, Дятел! — окликнул его Башка с высоты ограды. — У тебя никак белая горячка началась — сам с собой базаришь!

Дятел вскинул голову кверху, потом опять оглянулся в сторону пустыря, где притаились его безмолвные, как сфинкс, противники, и в очередной раз выкрикнул:

— Суки!

Потом пошел вдоль ограды к дорожке и наконец достиг аллеи, где его поджидала наша четверка. Растолкав ребят, Дятел уселся на планки частокола. Он жевал, некрасиво разевая рот, скрипя челюстями и пуская слюни.

— Ты чего это, а, Дятел? — спросил Калабриец; глаза его смеялись при виде этого жвачного животного.

— Да чтоб они сдохли! — взвился Дятел. (От крика и напряженной работы челюстей его мордочка вся пошла морщинами.) — Трахаться не хотят!

— Да ладно лапшу-то вешать! — усомнился Башка, а Калабриец чуть не лопнул со смеху.

Дятел поднялся, встряхнулся, и, оборотясь к пустырю, приложил ко рту ладони.

— Су-уки!

— Перо! — приступил к делу Калабриец.

Дятел глянул на него невидящим глазом.

— У меня что, серьга в носу? — опять воззвал он к невидимым проституткам. — Или я вам пять сотен не могу отмуслить? Су-уки! — Он выбросил обвиняющую длань по направлению к пустырю. — Ну, завтра вечером я вам покажу, вы меня еще узнаете!

— А чего ты им покажешь? — поинтересовался Башка.

— Чего покажу-у? — переспросил Дятел, не переставая жевать и шмыгать носом. — Хрен им покажу, вот чего! На, держи. — Внезапно смягчившись, он сунул что-то в ладонь Калабрийцу.

Калабриец взял перо и стал рассматривать его на свет.

— У кого стибрил? — спросил Кудрявый.

— Да там у одного, на окружной, — пожевал губами Дятел.

— То есть как? — удивился Башка. — Ты же говорил, у американца.

Дятел и ухом не повел.

— А на кой оно тебе? — не унимался Кудрявый.

— Ты что? — вскинулся Дятел. — Да его за полтыщи загнать можно!

— Ну прям! — не поверил Кудрявый.

— А ты бы сколько дал? — с вызовом приступил к нему Калабриец.

— Да нисколько. Смех один!

— Айда по стакану! — вдруг предложил Дятел и, словно проснувшись, вихрем слетел с ограды.

— У него денег полно, — заметил Калабриец.

— Скажешь тоже — полно! — потянул носом Дятел. — У меня всего три сотни.

Кудрявый и Сырок сидели на заборе и ждали развития событий.

— Пошли! — Дятел, пошатываясь, направился к Порта-Пинчана.

— А что, пошли, — повторил Башка и потащился следом.

Кудрявый и Сырок не тронулись с места.

— Идете, чумазые? — вполоборота спросил Башка.

Уже под арками Порта-Пинчана они встретили Негра в компании коротышки с одутловатой бандитской рожей и стеклянными глазами. Этот тип из Аква-Булликанте по прозвищу Плут был известен всей римской шпане.

— Так, — подытожил Башка, — двое из Тибуртино, один из Булликанте, двое из Примавалле, один без роду без племени и Дятел из Валле Д’Инферно… Объявляется бандитский сбор всех римских окраин!

Они отправились в пиццерию против вокзала Термини и на деньги Дятла взяли бутыль вина. Потом, окосев, по виа Венето вернулись на Вилла-Боргезе, по дороге не упуская случая прицепиться к расфранченным богачам. Парк почти опустел. Из “Казина-делле-Розе” еще доносились звуки скрипок.

Возле манежа Дятел, словно очнувшись, вдруг начал вопить во всю мощь натруженных легких:

— Су-уки!

Потом перелез через ограду, шмякнулся мордой в пыль и мгновенно заснул.

— Черт возьми, — изрек Кудрявый, — какие бабочки на виа Венето!

— Пошли, может, каких свистушек тут подцепим, — встрепенулся Сырок.

— Быстрый какой! — возразил Калабриец, — На них башли нужны.

— А у нас что, башлей нету?

При таком заявлении все сразу навострили уши.

— Тогда пошли, — подытожил Негр, отбрасывая со лба кудри и плотоядно ухмыляясь. — Чего ж мы ждем?

Под луной они пересекли поляну, дошли до манежа и огляделись, но проституток уже и след простыл.

— Небось замели всех, — с видом знатока предположил Калабриец.

— Ну и ладно. — Сырок выбросил вверх два пальца. — Без них обойдемся.

Плут из Аква-Булликанте шутливо шлепнул его по ягодицам.

— Как не обойтись, вон какая у тебя жопка!

— Кому жопка, а кому хренопка! — уточнил Сырок.

— Иль твоя хренопка до задницы достает?

— А то! — гордо приосанился Сырок. — Еще и до твоей достанет.

— Один — ноль, — изрек Негр тоном, каким произносят “аминь”.

Они поднялись по склону с другой стороны поляны и вышли на аллею, где встретились прежде. Но там было еще слишком людно, чтобы устраиваться на ночлег. Блуждая меж деревьев парка, добрели до Казина-Валадье, каждый облюбовал себе скамейку и разлегся на ней.

Ночь минула быстро: еще дозорные не начали ходить под Муро-Торто и весь Рим нежился в предутреннем сне, а солнце уже поливало деревья и лужайки, ограды, клумбы и статуи Вилла-Боргезе лучами слепящей белизны.

Кудрявый проснулся от странного холода в ногах. Малость поворочался на скамейке, готовый снова провалиться в дрему, но вдруг поднял голову поглядеть, что же там у него с копытами. Солнечный луч, косо падавший сквозь густую листву, освещал его дырявые носки.

— Я что, башмаки давеча снял? — вскочил Кудрявый. И тут же сам себе ответил: — Да нет, вроде не снимал. — Он тупо уставился на траву меж расставленных ступней. — Сырок, эй, Сырок, у меня обувь свистнули! — отчаянно вопил Кудрявый, тряся за плечо приятеля.

— Кто? — не открывая глаз, осведомился Сырок.

— Ботинки, говорю, сперли! И деньги тоже!

— Кудрявый лихорадочно шарил по карманам.

Полусонный Сырок тоже обследовал карманы — ни шиша!

— Да чтоб они сдохли все! — буйствовал Кудрявый.

Остальные проснулись и смотрели на них издали.

— У меня ни лиры не было, — сказал Плут, усаживаясь на скамье.

А Калабриец повернул к пострадавшим одутловатое со сна лицо и качал головой, словно хотел сказать: знаем, но молчок!