Изменить стиль страницы

Аркаша разделся и решил принять душ.

Он открыл двери в ванную – под душем стояла голая женщина.

– Пардон, – пробормотал Аркаша.

– Не смотрите, что я голая, – сказала женщина, – я геофизик... Из Ростова... Я думала, вы будете позднее и решила принять душ – у нашей хозяйки нет воды... железа, марганца, бокситов...

– У-у..у хозяйки? – Аркашу потряхивало.

– ...В Швейцарии. В такой прекрасной стране нет полезных ископаемых... А я найду – поверьте... Если я нашла в России, где нет ничего, даже мыла, то в Швейцарии точно найду... Нефть! Скажите им, что я найду нефть!..

В дверях появился хозяин с шампанским и фруктами на подносе.

– Пардон, – пробормотал он. – Я не думал, что швейцарцы... Пардон... Вы напоминаете итальянцев... Когда я принес шампанское Мастроянни... Пардон...

И он скрылся.

Аркаша и геофизик еще долго стояли голые и искали в Швейцарии полезные ископаемые.

– Только я одна не смогу искать, – сказала геофизик, – у меня семья. Дочь, сын, муж...

– ...теща, – подсказал Аркаша.

– Свекровь...

В ванну постучали.

– Попрошу не заходить! – закричал Аркаша. – Занято!

Еще не хватало, чтобы эмиссара с такой миссией застали в подобном виде!

– Мойтесь, мойтесь, – сказал низкий мужской голос, – я подожду. Мне не к спеху...

– Будьте любезны, – попросил эмиссар, – передайте мне брюки. Вскоре он вышел босой, обнаженный до пояса, оставив нагую геофизичку в ванне.

– Марк Бройдес, – представился человек с низким голосом, – кавалер трех орденов.

– Присаживайтесь, – Аркаша стал натягивать рубаху.

– Спасибо, я постою, – кавалер переминался с ноги на ногу, – у меня она, понимаете ли, отморожена, – он провел рукой по заднице, – финский фронт... Я был во втором лыжном батальоне. Меня взяли прямо с лекции по сопромату. Я учился в Техноложке. Это была ужасная война – одна винтовка на троих и та не стреляла – морозы. Лыжи не скользили. Крепления отваливались, а финны-кукушки сидели на елях и стреляли в нас, как в тетеревов. Потом война с немцами, прошел от Ельца до Берлина, горел в танке, – опять то же место. Затем нас бросили в Манчжурию, на войну с косыми. Если бы американцы не сбросили бомбы...

Аркаша покосился на его задницу.

– ... я бы окосел тоже, – закончил Бройдес. – Я хочу посмотреть страну, где не воюют, где нет генералов. Скажите, господин Бокс, сколько надо пройти войн, чтоб заслужить немного мира? Шестьдесят лет войн – и лет десять на альпийских лугах, а, господин Бокс?..

Как можно отказать ветерану? Отец тоже прошел все эти войны – пешком, на лошади. Как можно отказать почти отцу? И Аркаша поставил Бройдеса первым.

– Служу Швейцарской Конфедерации! – отчеканил ветеран.

– Рано, рано, – остановил Аркаша, – никаких гарантий...

Он подошел к ванной:

– Мадам геофизик, уходите, прошу вас, я эмиссар, могут придти люди.

Она вышла:

– Отвернитесь, я нагая.

– Полезные ископаемые вы могли искать голой! – буркнул Аркаша.

– Если нужно, я найду в Швейцарии марганец, – сказала она и скрылась...

Аркаша подошел к туалету, нажал на ручку двери, но вдруг отпустил.

– Алло, – сказал он, – там кто-то есть? Алло?..

В туалете что-то забулькало.

– Выходите! Я все равно никого больше не могу взять!

Туалет молчал.

Аркадий не решился войти.

“– А вдруг там сидит немой? – подумал он. – Как я смогу отказать немому”.

Он пошел в общий туалет, в коридор, тот был свободен.

Когда он шел обратно, кто-то, тяжело дыша, поднимался по лестнице.

– Жми на печень, – говорил прерывающийся женский голос, – с такой печенью они обязаны взять.

Аркадий рванул, скрылся в номере и запер двери.

Он распахнул окно – море несло волны, солнце село, и прибой подступал к отелю.

Где-то гремели тарелки, запахло свежей дыней.

Потом запели:

– “Скажите, девушки, подружке вашей”, – выводил противный голос.

Он почувствовал, что хочет есть, он бы навернул сейчас что-нибудь вроде “спагетти-карбонаре”, “лазань аль форно” и “салат с модзареллой и базиликом”, но спуститься он не решился.

Из-за популярности. “Возможно, – подумал он, – когда-то будут говорить: “На этой кровати спали Мастроянни и Бокс”...

Он выпил шампанское, закусил сушеным мясом из Гризона и лег спать.

Ему приснился Невский, весна, полдень и зайчик на Адмиралтейской игле.

– Возьмите в Швейцарию, – молил зайчик, – Возьмите в Швейцарию...

От удивления Аркаша открыл глаза. В свете звезд, над ним кто-то стоял.

– Откуда вы? – спросил Аркаша.

– Из туалета, – ответили в темноте.

– Почему вы не отвечали, когда я спрашивал?!

– Боялся, что вы не возьмете.

– Куда?..

– Я физик, ядерщик, разгоняю частицы. А у вас "СЕРН".

– Позвольте, насколько я знаю, "СЕРН" во Франции.

– Половина в Швейцарии, – уточнили в темноте, – та, где разгоняют. Я же ускоритель. Гумбольт, не слыхали?

– У меня пять семей, – простонал Аркаша, – нельзя ли развернуть синхрофразотрон так, чтобы разгоняли во Франции? Туда легче берут...

– Вы взяли геолога, которая ничего не найдет, и отказываете физику, который, как никто, разгоняет. Швейцария вам не простит. Это давнее убежище физиков. Эйнштейн в Берне открыл теорию относительности! У вас есть гарантия, что я ничего не открою в Берне?!

– Вы хотите именно в Берн?

– Я не настаиваю. Я могу открыть в Цуге...

– Я вас вставляю в список, – пообещал Аркаша. Он умирал спать.

– Моя фамилия Гумбольт, – донеслось из темноты, – религиозный физик Гумбольт...

Когда Аркаша проснулся – физика не было. Дверь была закрыта, окно тоже.

“– Он таки, наверно, неплохо разгоняет частицы”, – подумал Аркаша.

Он приподнял шторы и ногой раскрыл балконные двери. Он любил делать зарядку на фоне моря.

Прямо в трусах Аркадий вышел на балкон и взмахнул руками.

– И-и ра-аз! – сказали хором, откуда-то снизу.

Он перегнулся через перила – под балконом стояла огромная толпа евреев. От неожиданности он присел.

– И- и два! – проскандировала толпа. – Кончайте гимнастику, пора ехать в Швейцарию.

– К-кому? – выдавил Аркаша.

– Всем! Нам здесь нечего делать. Нам отказали и никто нас больше не берет. Нас выпустили из вонючего амбара, но нам не дают глотнуть свободы. А мы полны энергии, сил... Возьмите нас!..

Перед ним стояли сотни две, не меньше, и все ждали, и все с надеждой смотрели.

Никто на него так никогда не смотрел. Ничего никогда от него не зависело.

От волнения Аркаша выбросил вперед руку и подошел к краю балкона. Он чем-то напоминал Ленина на первом съезде советов. Ленина в трусах.

– Евреи, – начал он, – я не Америка... и не Швейцария... Я никого не беру... Есть фонд “ЛЕВИАФАН”... Он поручил мне отобрать три семьи, чтоб поселить на благодатной земле. Она мала, эта земля. Можно поехать трамваем во Францию, пойти пешком в Италию... Вплавь – в Германию. Всего три семьи, евреи...

– Чем одна семья лучше другой, – донеслось снизу, – по какому принципу вы отбираете?

– Я... – начал Аркаша.

– По зубам? – перебили его, – росту? потенции? Вы работорговец, мистер Бокс, вам не кажется, что вы – работорговец?!

– Не думаю, – Аркаша сдержался, – если б я умел торговать, я б давно продал свои пьесы...

– Вы забыли, что были таким же, как мы, – продолжали снизу, – эмигрантом, профуго Руссо. Еще недавно. Вам просто повезло. Вас взяли.

Как вас взяли в Швейцарию?!

– По гуманным соображениям, – ответил Аркаша.

– А на нас они не распространяются? Взять мою тещу, которой девяносто и которая уже не знает, куда она идет – это антигуманно?

Наших детей – антигуманно?! Дать нам подышать вольным воздухом – антигуманно? Мистер Бокс, скажите там: пусть нам дадут заброшенное место в горах, на леднике, на пике, где угодно – евреи могут жить всюду – и вы увидите, что мы из него сделаем. Это будет цветущая земля, это будет новый Израиль.