В более прохладных частях мира спавший жар вулкана не только не грозит смертью, но, наоборот, поддерживает жизнь. Линия вулканов, создавших Анды вдоль смычки Южноамериканской плиты с восточной Тихоокеанской, уходит дальше на юго-восток, где образует несколько небольших изогнувшихся дугой вулканических архипелагов. Остров Беллинсгаузена в группе Южных Сандвичевых островов заметно подмыт яростными антарктическими валами, и один его обрыв, словно иллюстрация к учебнику, четко показывает перемежающиеся слои пепла и лав с зигзагами заполненных лавой трубок. Его, точно рваная юбка, окольцовывает ледяной припай, а склоны скрыты под снежным покровом. По этому белому плацу маршируют отряды пингвинов Адели. Пробравшись сквозь их ряды на вершину вулкана, вы обнаружите глубокую зияющую впадину поперечником в полкилометра. Дно ее занесено снегом, со скалистых выступов в жерле свисают сосульки, а на скалах под краем кратера гнездятся снежные качурки — изящные птицы с чисто-белым оперением. Однако вулканический огонь угас не совсем. В одном-двух местах по краю жерла из трещин все еще вырываются газы и пар, в воздухе стоит тошнотворный запах сероводорода, а камни покрывают ярко-желтые кристаллы серы. Камни возле скважин теплы на ощупь, и, несмотря на тяжелый запах, там можно спрятаться от ледяного ветра. А окруженные снегом камни щеголяют подушками мхов и печеночников. Эти крохотные участки — единственные места на острове, где достает тепла, чтобы что-то росло. Острова удалены от всего мира: и до Антарктиды и до южной оконечности Америки от них две тысячи километров. Однако ветры так далеко разносят споры этих неприхотливых растений, что даже столь маленькие клочки земли были засеяны, едва стали пригодными для жизни.
Но не только в ледяных областях мира живые организмы используют вулканическое тепло. Даже в тропиках животные научились его использовать. Сорные куры — семейство птиц, распространенное от Индонезии до островов западной части Тихого океана, — выработали очень остроумный метод инкубации своих яиц. Типична для них всех австралийская глазчатая курица. Когда подходит время гнездования, самец вырывает большую яму, до четырех метров в поперечнике, заполняет ее опавшими листьями и присыпает их песком. В этой куче сухой листвы самка прокапывает туннель и откладывает в него яйца. Самец заполняет туннель песком и предоставляет инкубацию яиц теплу, выделяющемуся при гниении растительной массы. Но гнезда не покидает. Совсем напротив. По нескольку раз в день он возвращается к куче и погружает клюв в песок. Язык у него настолько чувствителен, что улавливает изменения температуры в одну десятую градуса. Если песок кажется ему слишком холодным, он подсыпает его еще, а если слишком горячим, он его отгребает. В конце концов после необычно долгого периода инкубации птенцы прокапывают себе выход из кучи, выбираются наружу уже в полном оперении и сразу начинают вести самостоятельную жизнь.
Однако один из родственников глазчатой курицы, который обитает на индонезийском острове Сулавеси и зовется малео, закапывает яйца в черный вулканический песок на пляжах. Черный песок поглощает солнечное тепло и нагревается вполне достаточно, чтобы служить надежным инкубатором. Другие малео покинули побережье и обосновались на склонах вулкана внутри острова. Там они обнаружили большие участки, постоянно нагреваемые вулканическим паром. Именно тут вся колония постоянно откладывает яйца. Умирающий вулкан превратился в работающий инкубатор.
Со временем, по мере того как плиты земной коры смещаются, а с ними и вертикальные потоки внизу, вулканы действительно угасают полностью. Поверхность их остывает, и на бесплодные скалы и выжженную землю вторгаются животные и растения из соседних местностей и начинают осваивать ее. Особую трудность представляют застывшие потоки базальтовой лавы. Их блестящая поверхность такая скользкая, что вода с нее скатывается, да и трещин, в которых мог бы укорениться сеянец, там очень мало. Некоторые такие потоки остаются голыми из века в век. Виды цветковых растений, которые первыми пролагают путь остальным, в разных частях мира бывают разными. На Галапагосских островах, где флора имеет преимущественно южноамериканское происхождение, первыми чаще всего укрепляются кактусы. Специально приспособившиеся сохранять каждую каплю влаги и обычно растущие в пустынях, они умудряются существовать на накаляющейся черной лаве. На Гавайских островах первопроходцем оказывается метросидерос, не столь уж явный хранитель влаги. Но его корни умудряются в поисках воды проникать в застывшую лаву очень глубоко. Нередко они добираются до каверны, до лавового туннеля, проходящего в толще почти всех этих потоков. Там эти корни свисают со сводов, точно толстые бурые веревки. Дождевая вода, сбегая с лавы, просачивается в трещинки, сползает по корням и капает на пол. Укрытая от иссушающего солнца, она скапливается в лужи, и воздух насыщается сыростью. Лавовый туннель производит жутковатое впечатление. Поскольку ни ливни, ни холода туда не добираются, его стены и пол не подвергаются эрозии. Он выглядит точно так же, как в те дни, когда лава кончала изливаться, и его пол был достаточно горяч, чтобы испепелить все, что на него попало бы. С потолка свисают застывшие капли лавы. Пол напоминает холодную овсяную кашу. Кое-где поток лавы перекатывался через препятствие, и там остался окаменевший каскад. Когда же по лавовой реке внезапно прокатилась волна, она, опадая, остывала быстрее и на стене вырисовывалась ровная линия.
В этих туннелях нашли постоянное пристанище некоторые живые существа. В крохотных волосках, покрывающих висящие корни, поселились, ими же и питаясь, кое-какие насекомые, в том числе сверчки, ногохвостки и разные жуки. Все они служат добычей обосновавшимся там же паукам. Но ни один из обитателей туннелей не сохранил полного сходства со своими близкими родственниками, которые остались жить на поверхности. Многие утратили глаза и крылья. По-видимому, когда какой-то орган лишается своих функций, организму нет смысла расходовать энергию на его нормальное развитие. Особи, не растрачивающие свои ресурсы напрасно, приобретают преимущества перед теми, кто продолжает это делать. Поэтому из поколения в поколение бесполезные органы уменьшаются в размерах, а затем и вовсе исчезают. С другой стороны, в полной темноте длинные усики и длинные ноги, несомненно, очень полезны, чтобы обнаруживать препятствия и корм. И у обитателей лавовых трубок усики и ноги заметно длиннее, чем у их родственников под открытым небом.
Пустыри, возникающие после континентальных извержений, видимо, осваиваются много легче, чем застывший гладкий базальт, поскольку растениям не составляет особого труда пустить корни в пепле или среди лавовых обломков. Пустыня, возникшая, когда гора Сент-Хеленс выбросила собственный бок, уже начала заростать. В складках глины и под камнями накапливаются разносимые ветром, прикрепленные к пушинкам семена. Многие принадлежат кипрею, травянистому растению в половину человеческого роста, выбрасывающему высокое соцветие красивых лиловатых цветков. Семена его так легки, что на своих парашютиках планируют с ветром на сотни километров. В Европе во время прошлой войны кипрей уже в первую неделю появлялся среди разбомбленных домов, маскируя зеленью разбитые стены. В США и Канаде его называют «гаревым бурьяном», потому что он одним из первых вырастает среди почерневших пней и стволов, оставшихся после лесного пожара. И он показывает себя столь же предприимчивым первопроходцем в местах, опустошенных извержением вулкана.
Тем не менее минует еще несколько лет, прежде чем кипрею удастся прикрыть нагие склоны горы Сент-Хеленс. И не потому, что вулканический пепел беден питательными веществами, а потому, что слои глины и гальки настолько рыхлы, что ливень или сильный ветер тут же вырывает едва укоренившиеся ростки. Но хотя новая растительность там скудна, туда проникают и животные. Те же ветры, которые увлекают парашютики кипрея, несут с собой ночных бабочек, разных мух и даже стрекоз. Оказавшись там по воле случая, они обречены на быструю смерть, так как есть им совершенно нечего — только друг друга. Однако они создают основу для более прочного заселения. Когда они умирают, их крохотные тела попадают вместе с семенами в трещинки и ямки. Там они разлагаются, и питательные вещества, содержавшиеся в их организме, впитываются в окружающий пепел; семена, прорастая, находят необходимое питание в бесплодной, не преобразившейся вулканической пыли.