— С тобой все в порядке?

— Да… нет… сейчас… Только отдышусь. Ты испугал меня. Ты всегда так подкрадываешься к людям? — нападала она на него.

— Я дважды окликнул тебя, но ты не слышала.

Щеки Джинджер заливал румянец. Она настолько погрузилась в свои переживания, что вообще ничего не слышала.

— Извини, — пробормотала она.

— Ты не слишком хорошо выглядишь, — заметил мужчина. — Почему бы тебе не сделать перерыв? Я могу закончить за тебя этаж.

— Нет, со мной все прекрасно. В этом нет необходимости. — Джинджер посмотрела вверх. Ее пристальный взгляд замер на табличке, которая блестела на массивной дубовой двери. На ней было выгравировано: «Винс Данелли. Президент».

Что нашла бы она, если бы вошла в офис? Увидела бы на столе портрет его последней победы? Джинджер не сомневалась, что женщина должна быть красивой, с улыбкой на губах и в глазах ее должна светиться любовь. Или обнаружила бы зарубки на стуле, по которым можно пересчитать всех изголодавшихся по любви бедняжек, которых он победил? Она мысленно выругалась и вздохнула.

Робин назначила Джинджер ответственной за уборку. Но сейчас она совершенно не в себе, не в состоянии даже думать. Пять минут. Ей надо пять минут, чтобы прийти в себя, собраться. Пять паршивых минут.

— Хорошо. Займись кабинетом.

— Давай ключи.

Джинджер полезла в карман и почувствовала тяжесть всей связки. Сталь ключей показалась особенно холодной на фоне потной ладони. Откуда ей знать, можно ли доверять парню?

— Как тебя зовут?

— Джонсон. Джон Джонсон.

— Ты давно здесь работаешь?

— Не слишком, но достаточно долго. Расслабься. Робин не наняла бы меня, если б я не знал свое дело. — Он улыбнулся, и казалось, абсолютно искренне.

Помимо собственной воли Джинджер снова посмотрела на табличку. Она не могла войти в офис Винса. Звеня ключами, она вынула их из кармана и положила в протянутую руку Джона.

— Хорошо. Но сначала убери вон тот офис. — Дрожащей рукой Джинджер указала на дверь Винса. — Сделай работу безупречно. Мне говорили, что этот человек… трудный.

— Почему ты ничего мне не сказала? — спросила Джинджер, и по ее голосу было ясно, что она едва сдерживает гнев.

— О мой Бог! Ты на самом деле думаешь, что я послала бы тебя туда, если бы знала, что президент компании — твой Винс? — Робин в сильном волнении мерила шагами виниловый пол на кухне Джинджер.

— Он — не «мой Винс». И я больше не знаю, чему мне верить. — Джинджер уперлась лбом в холодное оконное стекло. Снег неслышно падал на землю, закрывая этот уголок огромного мира белым сверкающим покрывалом.

— Я никогда не знала, как фамилия твоего… прости, фамилия Винса. Какое-то сверхъестественное совпадение.

Сердце Джинджер сжалось в груди. Ты веришь в судьбу? В памяти всплыли слова Винса, а по спине пробежала дрожь.

— Это не совпадение, — прошептала она.

Робин остановилась и встала у окна рядом с ней.

— О чем ты говоришь?

— Судьба. — Джинджер засмеялась. — Злой рок. Назови это как угодно. Все случается по какой-то причине.

— Ты меня зацепила.

Повернувшись, Джинджер посмотрела подруге в глаза.

— Подумай сама. Моя мать встречает красивого мужчину, очень сильно влюбляется в него, и все кончается беременностью и одиночеством. Я встречаю красивого мужчину, очень сильно влюбляюсь…

— Ты беременна? — закричала Робин.

Закрыв глаза, Джинджер представила себя с младенцем Винса на руках. Темноволосый, с блестящими зелеными глазами, очаровательный ребенок…

— Нет. Мы приняли меры предосторожности. — Не сожаление ли услышала она в собственном голосе?

Робин стукнула ее по плечу.

— Это — не судьба. Это твоя мать, с пеленок промывающая тебе мозги насчет зла в обличье мужчины… любого мужчины. — Она взмахнула руками. — Вообще удивительно, что ты обручилась со Стивеном. — Робин прошлась по кухне. Ее глаза гневно блестели, лицо стало суровым, но говорила она спокойно и тихо. — Я знаю, ты задета, обижена. Я переживаю за тебя, поверь. Но добро пожаловать в реальный мир, Джинджер. Ты только что испытала то, через что большинство женщин в своей жизни проходит намного раньше. Если бы ты позволяла себе испытывать хоть какие-то чувства, ты узнала бы это давным-давно.

Позволила себе испытывать какие-то чувства? Разве не в том же самом она обвинила свою мать две недели назад? Выходит, она больше похожа на Эву Томпсон, чем себе представляла. Стиснув в кулаке ткань занавески, Джинджер с трудом вздохнула. Слова Робин ужалили ее, но она отказывалась их принимать. Джинджер обручилась со Стивеном потому, что, должно быть, любила его. Любовь — это ведь чувство. Значит, Робин не права.

— Я очень надеюсь, что никогда больше не увижу Винса, — пробормотала она.

— Я знаю, детка, знаю.

Рождество пришло и ушло, оно всегда было любимым праздником Джинджер. А в этом году в нем не было для нее никакой радости. Она не думала ни о чем, кроме слов Винса, что он хотел бы провести Рождество с ней.

Большую часть праздника она просидела одна. Поездка к матери стала настоящей пыткой. Джинджер отчаянно хотелось уюта, который способна дать только мать, она могла согреть и успокоить ее ноющее сердце. Но, опасаясь, что мать скажет: «Я так тебе и говорила», если она признается, что Винс ее бросил, Джинджер не могла произнести ни слова. В конце концов она заявила, что у нее грипп, и рано уехала домой. Она, словно раненое животное, заползла в уютную постель, обняла подушку, прижала ее к груди и поплакала перед тем, как заснуть.

Прожив еще неделю как в тумане, Джинджер поняла наконец, что должна принять правду такой, какая она есть, и продолжать жить дальше.

Винса не вернуть.

Сначала она отказалась, когда Робин на Новый год захотела устроить ей свидание, но потом передумала. Решение насчет Нового года она приняла не для того, чтобы доказать правоту матери, но доказать себе самой, что существует другой мужчина, способный заставить ее испытать те чувства, которые пробудил в ней Винс.

— Дорогой, ты не возьмешь мне еще бокал?

Винс опустил глаза и посмотрел на великолепную рыжую голову, лежавшую у него на руке, на улыбающиеся губы.

— Конечно, Синтия. — Он взял бокал шампанского с подноса проходившего мимо официанта и протянул его даме.

Вот женщина, которая знает, как нравиться мужчине, подумал Винс. Синтия не спорила с ним. Синтия не сердила его. Синтия соглашалась со всем, что он скажет.

Синтия была чертовски скучна.

Но она являлась полной противоположностью Джинджер, она отличалась от нее так, как только может отличаться одна женщина от другой. А это как раз то, что нужно ему больше всего на свете, чтобы ее забыть. Он должен стереть в памяти все, что связано с самой невероятной женщиной, которую ему когда-либо доводилось встречать. Прошло уже три недели, но он все еще не мог понять, что случилось, что произошло. Когда он собрался позвонить Джинджер, то на том клочке бумаги, который она дала ему с номером телефона, ничего не оказалось. Он был совершенно пуст.

В справочном никогда не слышали о Джинджер Купер, ее имени не было в телефонной книге, нигде вообще. Он позвонил во все модельные агентства в городе, но и это не помогло. Казалось, она никогда не существовала, словно эта женщина — плод его воображения, сон. Он проснулся, он вернулся к реальности, и ее больше нет.

— Ты обещал мне танец, дорогой, — промурлыкала Синтия, слегка надув ярко накрашенные губки и прижимаясь к нему всем телом.

Винс надеялся, что новогодний праздник поднимет ему настроение. Но когда он вывел благоухающую духами женщину на переполненную площадку, все, о чем он мог думать, — Джинджер. Чтобы заставить себя отделаться от тоски по ней, он привлек Синтию ближе. Платье из золотой парчи обтягивало ее, щедро открывая взгляду анатомическое строение тела.

Ему нужно почувствовать другую женщину, чтобы заставить себя забыть Джинджер. Она не первая задела его так сильно, и он поклялся, что и не последняя.