И снова наступила долгая тишина. Бледный, напряженный, он смотрел на пылающее гневом лицо женщины. Темные брови сошлись на переносице.

— Что ты хочешь сказать?

— Я ничего не собираюсь говорить. Ты, кажется, из тех, кто всегда все знает наперед.

Филипп наклонился вперед, запустив руки в густые волосы Айрис, и медленно, сосредоточенно пропустил через пальцы золотистые пряди.

— Когда‑то я думал, что знаю тебя, — тихо проговорил он.

Тело молодой женщины снова напряглось. В голове громко зазвенели колокольчики, предупреждая об опасности. Она отметила странно густой и хриплый голос Филиппа. О Господи! — подумала Айрис с отчаянием. Надо бежать от этого человека, и чем быстрее, тем лучше.

— Мы все совершаем ошибки, — едва слышно сказала она, пытаясь отодвинуться от него.

Однако попытка не удалась. Айрис почувствовала, как его пальцы, все еще остававшиеся в волосах, напряглись и притянули ее голову к сильному мужскому телу.

Изо всех сил бедняга старалась не дать погаснуть в себе возмущению и злости — в них виделось ей опасение. Но вопреки желанию все теребящие душу чувства глохли от вынужденной близости этого несносного мужчины, его силы, волевых движений. Даже резкий запах его одеколона, и тот действовал на нее отупляюще, кружил голову. Она тщетно пыталась избавиться от унизительного чувства своей покорности. Тело пронзила мелкая дрожь возбуждения. Оно возникло в ответ на теплоту, которую излучали сильные, узкие бедра мужчины, прижавшиеся к женскому животу.

Казалось бы, теперь‑то уже известно, что Фил — это хладнокровный, бессердечный Казанова с повадками мартовского кота. И, тем не менее, она не в силах была контролировать предательскую слабость, охватившую каждый трепещущий мускул ее тела. Время для Айрис остановилось, когда она почувствовала, как на ее спину легла сильная мужская ладонь. Рука медленно двинулась вдоль позвоночника и остановилась на тонкой талии, крепко сжав стройный стан молодой женщины. Филипп еще плотнее прижал ее к своему мощному, словно вытесанному из камня торсу. Айрис почувствовала, как желудок сжался в комок от наплыва горячих божественных волн. Сердца мужчины и женщины, тесно прижатых друг к другу, бились в унисон.

— Нет! — с трудом выдохнула она, тщетно пытаясь высвободиться из сильных и жарких объятий. Голова Филиппа медленно клонилась вниз, приближаясь к разгоряченному женскому лицу, и вот его требовательные губы встретились с ее полуоткрытым ртом. Поцелуй был так горяч, что вызвал внутри нее мощнейший взрыв вожделения.

Все попытки Айрис сохранить в сознании остатки окружающего реального мира тут же сметались огромными волнами страсти, которые одна за другой накрывали все ее тело. Теперь она чувствовала только лихорадочный, давно не испытываемый голод — жгучую потребность отвечать на ласки бывшего возлюбленного. У Айрис закружилась голова, когда горячий язык Филиппа, преодолев барьер ее губ, с силой вошел внутрь, скользнув по острым, белоснежным зубам. Его руки блуждали по женским бедрам, посылая будоражащие импульсы и без того разгоряченному от желания телу. Фил резким движением прижал нежную, стройную фигурку еще крепче, старясь как бы вдавить ее в свой атлетический торс. Экстаз Айрис, казалось, приблизился к наивысшей точке, из груди вырвался стон наслаждения. Она подняла руки и крепко обхватила ими сильную мужскую шею. Пальцы окунулись в заросли темных курчавых волос.

— Айрис! — услышала она глубокий, прерывистый шепот.

Филипп оторвался от горячих женских губ и слегка коснулся ямки в нижней части шеи. Когда он поднимал руку, чтобы пройти по мягкому изгибу груди, его пальцы случайно задели твердый сосок, проступавший через тонкую ткань блузки. Это движение пронзило током все существо Айрис. Окружающий реальный мир перестал существовать. Вдруг сквозь головокружительный туман обжигающего восторга она уловила громкий, пронзительный свисток чайника, стоящего на плите. Этот звук, прорвавшись через океанскую толщу страсти и желания, вернул ее к действительности.

— Не обращай внимания! — повелительно произнес Филипп, почувствовав резкое движение женского тела в своих руках. Но магические волшебные чары, которыми он околдовал ее, уже рассеялись, и, все еще всхлипывая от нервного напряжения, Айрис наконец высвободилась из его объятий.

Она дрожала как в лихорадке, ноги были ватными и не слушались. Спотыкаясь, двинулась к плите. Убедившись, что теперь, когда между ними оказался большой кухонный стол, можно считать себя в относительной безопасности, Айрис попыталась восстановить дыхание. Молодая женщина смотрела на Филиппа испуганно, лицо перекосила гримаса ужаса.

Что с ней происходит? За последние два часа она во второй раз оказывается в объятиях этого человека. Невероятно! Филипп коварно предал ее восемь лет назад, но она упорно продолжает поддаваться его темным чарам. Не стоило бы так быстро забывать, что однажды они уже стали причиной ее невыразимых страданий и мук.

— Мне кажется, что недавно, наверху в гостевой комнате, ты сказал, что больше никогда в жизни не совершишь подобной ошибки, — холодно заметила она.

— Да, припоминаю, что я говорил что‑то в этом роде, — согласился Филипп, насмешливо улыбаясь.

— Ну и?..

Мужчина беспечно пожал плечами.

— Похоже, что я изменил свое мнение на этот счет.

— Можешь снова переиграть, — гневно ответила Айрис. — Как только у тебя хватает наглости произносить все эти ужасные слова! Мне безразлично, что ты думаешь обо мне, но я не позволю говорить гадости о бедном Чарлзе.

— Ты спросила мое мнение о твоем покойном муже, — спокойно возразил безжалостный голос. — Но у меня и в мыслях не было отзываться о нем плохо. Если я каким‑то образом обидел тебя, то прошу прощения за это. В конце концов, я мало знал беднягу, поэтому…

— Ты вообще его не знал! — возмущенно прервала его Айрис. — Я была на грани самоубийства от той жуткой ситуации, в которой тогда оказалась. Мне было так плохо, что хуже некуда. Ты сбежал, я переживаю за больную мать и в довершение узнаю, что беременна. Так вот, именно Чарлз Олдфилд пришел мне на помощь. И впредь не смей пачкать грязью имя добрейшего человека, который из сострадания предоставил кров мне и моей семье. Ну а теперь, — продолжала она мрачным тоном, не без удовольствия отметив, что Филипп не пытается возражать, а молча с каменным лицом, смотрит на нее из противоположного конца кухни, — настало время показать тебе дом. Уверена, ты с интересом убедишься в правильности своих замечаний о моем «богатом наследстве» и «легкой, приятной» жизни, — со злой иронией в голосе добавила она и быстро вышла из кухни, не заботясь о том, следует ли за ней Фил.

— Ну, так что — получил, наконец, представление о моем «роскошном» образе жизни? — спросила Айрис некоторое время спустя, широко распахивая дверь в очередную комнату. Здесь, как и в других помещениях, которые они уже осмотрели, было пусто: ни ковров, ни мебели, ни занавесок.

По мере того как молодые люди переходили из комнаты в комнату, лицо Филиппа становилось все более суровым и хмурым. Казалось бы, для Айрис это должно было служить своеобразной местью за все те злые, несправедливые слова, которые он произносил по поводу ее «блистательной» жизни. Но она вдруг почувствовала страшную усталость от всей этой бестолковой беготни.

— Там есть еще много комнат, подобных тем, что ты уже видел, — сказала она, тяжело вздыхая. — Правда заключается в том, что мы практически разорены. Чарлз спустил почти все свое наследство к тому времени, когда мы поженились. Но пока он был жив, это не имело значения. Я была счастлива, что имела дом, где могла присматривать за мамой и ребенком. Но после того как Чарлз погиб… — Она замолчала на минуту. — Последние несколько лет я пускаю постояльцев, чтобы иметь возможность оплачивать хоть часть расходов по содержанию Холла. Но теперь придется продать его, потому что я не могу больше брать в долг, чтобы кормить и одевать семью. Так что обвинение в том, что я вышла замуж за Чарлза из‑за его богатства, звучит злой шуткой.