Не успела за ней закрыться дверь, как она сорвала с себя накидку и, справедливо опасаясь, что неприятный запах мокрой шерсти станет вообще невыносимым, решила сложить ее в углу, а не сушить над огнем.

— Я бы все-таки не отказалась принять ванну, — проворчала она, но потом, прежде чем Мак-Алистер успел ответить, устало махнула рукой. — Я понимаю, понимаю, нам совершенно ни к чему, чтобы прислуга сновала туда-сюда.

Эви с тоской представила себе исходящую горячим паром ванну и душистое мыло. Вздохнув, она подошла поближе к огню, чтобы согреться.

— Почему вы не попросили две комнаты?

Мак-Алистер снял промокший сюртук.

— Это было бы подозрительно.

Эви бросила взгляд на пол, раздумывая, достаточно ли он чистый, но потом поняла, что подтащить стул к очагу у нее все равно не хватит сил, и уселась прямо на голые доски.

— Вы могли бы сказать хозяину, что мы — родные брат и сестра.

— Это еще более подозрительно.

— Не понимаю почему.

Он даже вздохнул легонько, что она сочла добрым знаком — добиться любой реакции от Мак-Алистера дорогого стоило, — но при этом решила, что он действует ей на нервы. Неужели так трудно объяснить ей мотивы своих поступков?

— Он знает, что мы лжем, полагая, что у нас с вами здесь назначено свидание. Ему любопытно, но тревоги мы ему не внушаем. А вот если бы мы попросили предоставить нам отдельные комнаты…

— Он бы заподозрил, что мы лжем по каким-то иным причинам, — подхватила Эви, не дав ему закончить. — Полагаю, вы правы.

Он внимательно посмотрел на нее, прежде чем снять жилет и швырнуть его на пол перед очагом. Сегодня утром он не стал утруждать себя возней с галстуком, и расстегнутый воротник накрахмаленной рубашки обнажал его загорелую грудь. Это зрелище загипнотизировало Эви. Кожа у него была гладкой и коричневой от солнца до самого пояса, вспомнила она. Чувствуя, что краснеет, она поспешно отвела глаза и постаралась отогнать от себя воспоминания о мускулистой груди Мак-Алистера.

— Как ваша нога? — поинтересовался он.

— Я… спасибо, хорошо.

Его темные глаза внимательно вглядывались в ее лицо.

— Она по-прежнему причиняет вам боль?

— Да, ноет немножко, — призналась Эви, в душе смирившись с тем, что очередного разговора о ее увечной ноге не избежать. — Но это вполне можно терпеть.

На лбу у него появилась морщинка — он нахмурился.

— Вы уверены, что…

— Со мной все в порядке, уверяю вас. Конечно, горячая ванна была бы очень кстати, но, полагаю, крепкий и спокойный сон тоже способен творить чудеса.

Мак-Алистер кивнул и потянулся к кожаному шнурку, которым на затылке были перехвачены его волосы.

— Вы, разумеется, предпочтете первым делом поужинать.

Если бы он не упомянул о еде, Эви, без сомнения, восторженно ахнула бы при виде роскошных густых волос, водопадом обрушившихся ему на плечи. Когда он вновь собрал их в строгий хвост, она лишь горестно вздохнула. Но даже трепет, вызванный созерцанием кудрей Мак-Алистера, не мог соперничать с предвкушением настоящего ужина.

— О да, пожалуйста, —выдохнула она. — Я понимаю, еще рано, но…

— Я обо всем позабочусь.

Эви готова была рухнуть на пол и заснуть в одежде, но она все-таки нашла в себе силы наклониться, чтобы развязать шнурки на ботиночках.

— Спасибо.

— Когда я постучу, встаньте за ширму.

Она резко выпрямилась.

— За ширму? Для чего?

— Прислуге придется войти в комнату, чтобы поставить поднос.

— Но это полный абсурд…

— Ширма или накидка. Выбирайте.

Эви слишком устала и проголодалась, чтобы спорить.

— Я выбираю ширму.

Чувствуя себя ужасно глупо, Эви, тем не менее, встала за ширму, когда двадцать минут спустя в дверь постучали. Она на мгновение, задумалась, стоит ли отвечать, потом пожала плечами и крикнула:

— Войдите.

За этим последовала обычная суета — послышался скрип отодвигаемой мебели и звон тарелок. До слуха Эви донесся негромкий лязг — что бы это могло быть, подумала она — и сдавленная ругань кого-то из слуг. Ей вдруг показалось, что по комнате топчутся никак не меньше полудюжины пар ног, и она едва удержалась, чтобы не выглянуть из-за ширмы. Что там, черт возьми, происходит, если для того, чтобы занести в комнату обыкновенный поднос, понадобилось шесть человек прислуги?

— Сэр, куда прикажете ее поставить, за ширму? — спросил кто-то из вошедших.

— Нет, поставьте прямо перед огнем.

— А ширма, сэр? — поинтересовался кто-то еще. — Быть может, я передвину ее?

Поскольку со своего места Эви не видела ровным счетом ничего, то могла лишь догадываться о том, что Мак-Алистер отрицательно покачал головой в ответ на вопрос. Никто ничего не должен заподозрить. Действительно, кому придет в голову, что в отдельной комнате за ширмой может прятаться кто-то еще? Звякнули монеты, послышались удаляющиеся шаги, а затем, закрываясь, скрипнула дверь.

— Можете выходить.

— Позвольте вам заметить, что мне не было никакой необходимости прятаться. Кстати, чем это вы тут занимались…

Эви растерянно умолкла, когда, выйдя из-за ширмы, увидела небольшую бадью, стоящую перед очагом. В нее до половины была налита горячая, судя по пару, поднимавшемуся над лоханью, вода. Рядом лежал кусок мыла и полотенца.

— Горячая ванна, — выдохнула она и обернулась.

Мак-Алистер сидел за маленьким столиком, заставленным тарелками с самыми разными кушаньями.

— И горячий ужин.

Он встал, сложил ширму и вновь установил ее перед лоханью с водой.

— Лучше бы, конечно, не все сразу, а по очереди, но что поделать? Иначе прислуга шныряла бы здесь весь вечер. Что вы предпочитаете сначала?

— Сначала? — Эви растерянно переводила взгляд с бадьи на стол и обратно. От предвкушения долгожданного удовольствия у нее даже закружилась голова. — Право, не знаю.

— В таком случае, первым делом примите ванну, — решил Мак-Алистер. — Пока она не остыла.

— Да… конечно… э-э… — Эви не могла оторвать глаз от тарелок с едой. Пожалуй, еще никогда ей не предстоял столь нелегкий выбор. — Быть может…

И тут в голову ей пришла потрясающая мысль. Подняв крышку с одного из блюд, она обнаружила толстые ломти баранины. Наколов один на вилку, она поднесла его ко рту и откусила восхитительный кусочек жареного мяса.

— Я решила совместить и то, и другое.

— И то, и другое? Вы хотите есть прямо в лохани?

— Это отвратительно, вы не находите? — прихватив с собой пилку, Эви удалилась за ширму.

Ей пришлось изрядно повозиться, чтобы раздеться — одной рукой это не так-то легко! — но она все-таки справилась и с блаженством окунулась в горячую воду. Лохань оказалась ей мала, а баранина, как выяснилось, была приготовлена не очень умело, но после двух дней безумной скачки Эви решила, что не стоит жаловаться. Она даже застонала от удовольствия.

А ведь она должна испытывать неловкость, улыбнулась про себя девушка, сидя в корыте совершенно голой всего в двух шагах от Мак-Алистера, отделенная от него тонкой символической преградой в виде ширмы. Но сил на смущение у нее уже не осталось.

— Это вы замечательно придумали, Мак-Алистер, — заговорили Эви с набитым ртом. — Вы очень внимательны и заботливы. Большое вам спасибо.

После долгого молчания он ответил:

— Не за что.

Мак-Алистер сидел и смотрел на ширму. Он не мог отвести от неё взгляда. Воображение рисовало ему яркие картины того, что происходит за тонкой перегородкой… Эви. Обнаженная. И мокрая.

Колоссальным усилием воли он заставил себя не думать о том, как она раздевается, и принялся умываться над тазиком с водой, который слуги принесли ему самому. Он даже сумел не обратить внимания на легкий всплеск, донесшийся из-за ширмы, когда она опустилась в лохань, сосредоточенно пережевывая подгоревшее мясо.

Но потом она застонала— низко и протяжно, от удовольствия — и все его самообладание как рукой сняло.

Теперь он мог думать только о ней. Об Эви. Обнаженной и мокрой.