Ирса никогда не могла понять, почему ее названные братья и сестра никогда не обращают внимания на всю эту красоту. Она любила их, но понимала, что она — совсем другой человек.

— Хотел бы я знать, как обстоят дела в тех краях, — сказал себе Хельги, — да только, сдается мне, там не слишком обрадуются, если я явлюсь под своим собственным именем.

Никто не сумел уговорить его не высаживаться на Альсе в одиночку. Хельги сошел на берег в памятной ему бухточке, приказав кораблю вернуться за ним через неделю.

Он не ожидал для себя никаких неприятностей. Кому вздумается нападать на такого детину, как он, тем более одетого в лохмотья. Кроме того, его посох был на самом деле древком копья, наконечник от которого он спрятал вместе с кинжалом под одеждой. Хельги весело попрощался со своими воинами и зашагал к лесу.

Его немного смутило известие о том, что королевы Олоф нет в ее охотничьем домике. Сторожа сперва встретили Хельги недружелюбно, но потом, услыхав его песни и сказки, подобрели, а один из батраков королевы напоил бродягу пивом и уложил спать на сеновале. Хельги сказал, что он бедняк из Химмерланда и ищет работу.

— Здесь ты ее вряд ли найдешь, — ответил его хозяин. — Вот если ты отправишься к северному берегу, то, пожалуй, тамошние рыбаки не откажутся от пары крепких рук, которые сумеют держать весла во время путины.

Хельги пожал плечами и последовал совету, поскольку все равно собирался разведать то побережье. Теперь, когда он покорил Фюн, ему нужны были сведенья об этой части Малого Бельта.

Как-то, пробираясь вдоль берега, он взобрался на высокую дюну и издали увидел девочку, бредущую вдоль воды. Ночью штормило, и теперь она искала плавник, янтарь и все, что могло выбросить море.

Хельги знал, что стоит ей увидеть его, как она бросится бежать к своей хижине, которую, хоть она и была укрыта за кривыми соснами, выдавал подымающийся к небу дымок. Хорошо бы, если она не слишком большая уродина, потолковать с ней наедине, но при этом не трогать, тогда ее родичи поймут, что он не желает им зла, а не то еще решат, пожалуй, что он разбойник или охотник за рабами.

Хельги, пригнувшись, спрятался за дюну, шаря глазами в поисках укрытий. Если двигаться перебежками от дерева к кустам, от кустов к валуну, затем, точно на охоте, проползти по вересковой пустоши, то он сможет незаметно подкрасться наперерез девчонке. Так Хельги и сделал. Но стоило ему взглянуть на нее сквозь дубовую поросль, как у него замерло сердце.

День был ветреный. Солнечные лучи то вспыхивали в волнах, прорываясь сквозь бегущие облака, то снова все накрывала густая тень. Волны, серые, зеленые, отливающие синей сталью, с грохотом накатывали на берег и, покрываясь белой пеной у скал, снова откатывались обратно. Вдали, теряясь в дымке, виднелся материк. Ветер срывал пену с волн, свистел в ветвях, шуршал в вереске. В небе с криком кружили чайки. Холодный, пропахший морской солью ветер ерошил волосы девочки, бредущей по песку среди бурых куч водорослей.

Она была стройной, но невысокой, не выше середины груди того, кто встал на ее пути. Домотканое платье прикрывало ее еще по-детски гибкую фигуру, тонкую талию, худенькие руки и ноги. Загар и копоть не могли скрыть белизну кожи. Широкое, высокоскулое лицо сужалось к небольшому, крепкому подбородку, большой рот мягких очертаний приоткрыт в белозубой улыбке, серо-голубые продолговатые глаза под изогнутыми бровями широко распахнуты. Волосы, украшенные венком из желтых одуванчиков, волной спадали до бедер, и солнечный луч вспыхивал на них золотом.

Хельги, не удержавшись от возгласа: «Ну и красотка!», шагнул навстречу девочке.

Та вскрикнула, отскочила от него и, выронив дрова, побежала. Он пустился за ней:

— Не бойся. Я ничего худого тебе не сделаю. Постой.

Но девочка бежала, не останавливаясь. Хельги, прибавив ходу, обогнал ее и бросился наперерез. Тогда девочка схватила палку и, шипя как дикая кошка, принялась колотить его. Ему понравилась такая отвага. Выставив руки, он сказал со смехом:

— Все, ты победила. Сдаюсь. Иди куда хочешь.

Девочка опустила палку, отдышалась. Незнакомый мужчина мог легко оглушить ее, но предпочел просто стоять и улыбаться. Что за силач, и какой красивый! Сразу видно, что не из здешних мозгляков. И лицо не хуже фигуры: нос орлиный, глаза голубые, грива льняных волос, а борода что твой пшеничный сноп. Среди золотистой шерсти, покрывавшей руки, белели многочисленные шрамы.

— Как зовут тебя, госпожа, — спросил незнакомец с чужеземным выговором, — и какого ты рода?

Девочка поглядела на дым, поднимавшийся над лесом.

— Я дочка здешнего хуторянина, — прошептала она так тихо, что ответ был едва слышен сквозь шум прибоя и свист ветра. — Да… я… то есть моя мать была рабыней, а звать меня Ирсой.

Он подошел к ней. Она стояла точно зачарованная, слыша только стук собственного сердца. Он взял ее руки в свои, тяжелые и горячие. Помолчал, потом задумчиво сказал:

— У тебя глаза не рабыни.

Они сели на песок, спиной к ветру, и стали разговаривать. Сначала ей и в голову не могло прийти, что незнакомца заинтересует ее повседневная жизнь.

— Кто ты? — спросила она, но мужчина, не отвечая, сказал:

— Расскажи мне лучше о себе, Ирса. В тебе есть что-то странное. Сколько тебе лет?

— Мне, я… я не считала, — удивилась девочка.

— Подумай.

Он начал загибать ей пальцы.

— Этот год, прошлый год…

Ему пришлось немало повозиться с ее пальцами, так что в конце концов она покраснела и почувствовала головокружение, но все-таки сообразила, что ей должно быть тринадцать или четырнадцать.

— Мне было столько же, когда… ладно, не важно, — сказал незнакомец, — видно, мы оба из тех, кто быстро взрослеет.

Они закусили сыром и сухарями из его котомки. Потом он обнял рукой ее стан, но она не отпрянула, а склонила голову ему на грудь.

Белая чайка, облитая солнцем, низко парила над их головами.

— Я влюбился в тебя по уши, — сказал Хельги.

— Ой нет, — выдохнула Ирса.

Он нехотя ухмыльнулся:

— Ты ведь дочка бедного хуторянина, отчего бы нищему бродяге не позабавиться с тобой?

Девочка в ужасе вскочила на ноги:

— Что? Нет, нет, нет!

Он навис над ней.

— Да, о да, — и, бережно обнимая, сказал: — Пойдем со мной, Ирса. Так надо. Видно, этого хотят норны.

Ирса зарыдала, прося пощады. Тогда, помедлив, Хельги сказал:

— Я мог бы взять тебя силой. Но твои слезы что-то разжалобили меня. Не многим женщинам довелось услышать от меня такие слова. А потому, прошу тебя, стань моей по своей доброй воле.

Ирса еще раз поглядела на него. Ей вспомнились неотесанные соседские увальни, и тут кровь ударила ей в голову. Смеясь и плача, она бросилась в объятия Хельги.

Они вместе нашли укрытие для него. Ей был ведом ключ, над которым деревья сомкнули свои кроны, а жаркое лето обратило траву в сено.

Хельги, привыкнув жить в лесу, не любил попадаться на глаза чужим людям. И Ирса каждый день приходила к нему сама и приносила с собой еду, которую, впрочем, ни один из них толком так и не распробовал. Дома заметили, что с Ирсой что-то происходит, но ей удавалось всякий раз ускользать от надзора. Да и надзора, правду сказать, особого не было: в тех краях никто бы не взял за себя девку, пока она не докажет, что ее чрево плодоносно.

В назначенный срок Хельги отправился в обратный путь, наказав Ирсе не бояться, когда появится корабль. Так что, когда его корабль действительно показался и местные жители бежали в страхе, она осталась на хуторе. Богато одетый воин сошел на берег и назвал себя перед Ирсой датским конунгом.

— Я бы не огорчилась, если бы ты оказался простым бродягой, — пролепетала, едва не теряя сознание, Ирса.

Потом она отыскала в лесу своих попрятавшихся приемных родителей и уговорила их вернуться обратно. Всех их Хельги щедро одарил, перед тем как уплыть прочь вместе с Ирсой.

Хельги должен был присоединиться к своим людям, которые ждали его на кораблях близ Фюна. Они бы не поняли его, если бы он отменил задуманный за год поход и из-за женщины остался на берегу. Так что Хельги пришлось уйти в море, но перед тем он отвез Ирсу к своему брату Хроару.