Джек смутился, как подросток.
— Я делаю все, что могу. Иногда этого бывает мало.
Она с сочувствием рассмеялась.
— И не говори! Ты делаешь все, что можешь, а ониутверждают, что ты их не понимаешь, что ты их не любишь и вообще стобой нет смысла разговаривать.
— Похоже на Себа.
— Трудно с ним?
— С ним было тяжелее всего, особенно в первое время. Ондерзил. Мог сказать: «Ты мне не отец и не приказывай». Ну что былоделать? Я отвечал, что отец доверил мне детей и я исполняю еговолю.
— Помогало?
— Не всегда. — Джек жалобно усмехнулся. — Бывало,он возражал: мол, я плохо знаю Ника, уж он бы разрешил ту ерунду,из-за которой сыр-бор. Но все же мы это преодолели.
Они вошли в ресторан и сразу оказались в атмосфере покоя иромантики. Тихая музыка лилась со стен, декоративные растениясоздавали интимную обстановку вокруг каждого столика — и ни одногоребенка! Вот благодать-то, с улыбкой подумала Молли.
Все места были заняты, но она увидела дверь, ведущую на террасус живой занавесью из виноградной лозы и клематиса.
Он словно прочел ее мысли.
— Мы пришли на полчаса раньше. Давай выйдем с напитками натеррасу, пока еще тепло?
Она кивнула.
— С удовольствием. Чудесно.
Джек заказал напитки и провел Молли на террасу, нависающую надводой. Виноградные ветки окружали их здесь, как в беседке.
С краю был свободный столик.
— Подойдет?
— О, да!
— Если станет холодно или будешь умирать с голоду, скажи, имы пойдем в помещение.
Она улыбнулась, тронутая его заботой. Джек такой добрый — а какже иначе, с четырьмя-то детьми.
Официант принес меню, Молли взглянула на цены и пришла в ужас; сее стороны безумием было соглашаться идти в ресторан!
— В чем дело?
— Такой большой выбор, — вывернулась она.
Джек откинулся в кресле.
— Ну, что тебя вдохновляет? Хочешь омаров? Я так давно ихне ел.
Она тоже, но при виде цен кружилась голова. Молли бросила менюна стол и храбро улыбнулась.
— Что ж, неплохо.
К черту цены! Эти каникулы и без того прикончили ее бюджет.Оставалось надеяться, что она как-нибудь справится.
— Ну, расскажи о себе.
Молли взглянула на него, испуганная прямотой вопроса, хотя он ибыл задан ласковым тоном.
— О себе? Я смертельно скучный человек.
Джек фыркнул.
— Не думаю.
— Говорю тебе! Утром встаю, делаю сандвичи, отправляю детейв школу, развожу сандвичи, закупаю продукты на следующий день,кормлю детей, делаю домашние дела, а потом валюсь в постель.
— А о чем ты мечтаешь, Молли? — тихо спросилон. — Когда ты падаешь в свою одинокую постель, какие фантазиитебя мучают?
Она вспыхнула и отвернулась.
— У меня не бывает фантазий. Я слишком устаю.
— Никогда?
— Никогда, — солгала она.
Джек тихонько засмеялся.
— Мне это знакомо. — Он ненадолго замолчал и вдругвскинул на нее пронзительный взгляд. — Почему от тебя ушелмуж? — мягко спросил он.
— Дэвид? — Она посмотрела на озеро, где утки тревожилизолотистую гладь воды. — Ответственность — утомительная штука.Сидеть с нами дома, заниматься пустяками, ходить в магазин, вечеромсмотреть телевизор вместо того, чтобы выйти на люди, — емубыло скучно.
— И что же случилось?
— Он стал развлекаться на стороне. — Господи, неужелиэто ее голос, такой спокойный и рассудительный? В то время у нее небыло ни спокойствия, ни рассудительности, но когда Дэвид объявил,что бросает ее и уезжает в Австралию, чтобы быть подальше от них,она даже почувствовала облегчение. По крайней мере, не будет лжи,уничижительных замечаний, вечного недовольства…
— Негодяй, — заключил Джек.
Молли пожала плечами.
— Он был молод, считал, что загнал себя в ловушку. Намвообще не следовало жениться. Тогда нам было по девятнадцатьлет.
— Жанне и Нику было по двадцать, — жестко сказалон.
— Не все в этом возрасте готовы к семейной жизни.
— Есть и такие, что никогда не готовы, — добавил онбез выражения, глядя на воду отсутствующим взглядом. И она поняла,что он говорит о своей бывшей жене.
Допив стакан, Джек встал.
— Еще? — Он протянул руку к ее стакану, но онаотрицательно покачала головой.
— Нет, пока хватит.
Он скрылся в баре и вскоре вернулся с бутылкой минеральной воды.Она напряглась. Не собрался ли он весь вечер предаватьсяпечали?
— Что будем делать? — спросила Молли. — Предлагаюна этот вечер забыть о прошлом. Будем сами собой — поговорим о том,что мы любим, о местах, куда хотели бы поехать, о том, что хотелибы предпринять…
Она осторожно улыбнулась, и он поднял стакан воды в молчаливомтосте.
— Правильная мысль, — еле слышно откликнулсяон. — Начинай. Какой твой любимый цвет?
— Зеленый, — с готовностью ответила она. — Кактемный лес. А твой?
— Голубой — нежный, дымчато-голубой, как линялые джинсы.Какая твоя любимая еда?
— Омары! Больше ничего не припомню.
Джек засмеялся.
— А моя — шоколадный мусс, густой, темный, самодельный,чтобы вниз стекало бренди, а сверху громоздился крем. А как насчетфильмов?
— «Краткое столкновение», — сказала она. —«Красотка».
— Про любовь… Я их видел.
— А у тебя?
Он замялся.
— Ну… может быть, «На что отважатся орлы», а если честно,то «Касабланка».
Молли засмеялась.
— Тоже про любовь! А книги?
— Ну, с этим сложнее. Слишком много великих и вечных. Ялюблю современные детективы, но также Джона ле Карре и АгатуКристи, а еще классику — «Джейн Эйр» и «Гордость ипредубеждение».
— Это уж тем более про любовь, — поддела она.
— Там богато представлены все стороны жизни, — веселосказал он. — Любовь, и секс, и месть, и убийство, и лицемерие,и обман, и прощение — там все есть!
— Ты забыл про доверие, и доброту, и долг, иответственность, и заботу.
Улыбка сбежала с его лица.
— Я не забыл. Просто не сказал. Потому что они — основавсего.
— Но не для всех, — тихо сказала она.
— Эй! Мы договаривались не ворошить прошлое, забыла?
Она посмотрела в лицо, полное доброты и сочувствия, и ейзахотелось очутиться в его объятиях.
— Правильная мысль. — Молли отвела взгляд, подумав приэтом: к сожалению, к этому быстро привыкаешь — к доброте исочувствию, к силе и нежности…
— Ваш столик готов, сэр, — вполголоса сказал официант,неслышно выросший возле них.
— Молли.
Она взяла сумочку, встала и пошла вслед за официантом в зал. Ихусадили за уютный столик на двоих, окруженный буйной зеленью иосвещенный свечами посреди стола.
Все было слишком романтично, интимно, элегантно. И этоокружение, и этот мужчина так соблазняли и убаюкивали, что онапочти не замечала, что ест.
Омары были великолепны и все же не могли усилить впечатление отвеселой, теплой речи Джека. Порочный декадентский шоколадный муссне мог соперничать с его глазами; к тому времени, когда они осушилибутылку густого сладкого вина, закончив ужин ирландским кофе, Моллиуже казалось, что она парит в небесах.
Джек расплатился по счету, игнорируя ее слабый протест.
Он вывел ее в холодную, темную ночь. Молли задрожала. Джек обнялее за плечи и привлек к себе. Дорога до коттеджа была недолгой, нокаждый шаг для нее был пыткой — мучили касание его бедра приходьбе, жаркое тепло его руки…
Возле тропинки, ведущей к домику, он остановился. Сквозьзакрытые шторы пробивался слабый свет, только освещенная кухняпридавала ему жилой вид.
— Всего только десять часов, — прошептал он. —Стыдно отказываться от такого вечера.
В свете уличных фонарей Молли встретила его взгляд. Она будетдурой, если пригласит его зайти. Ведь понятно, что тогда можетслучиться.
— Хочешь кофе? — робко предложила она.
— Может быть.
Молли закрыла глаза и дала провести себя по садовой дорожке.Чему быть, того не миновать.
Ключ не желал попадать в скважину, и Джеку пришлось помочь ей.Он тоже не сразу справился, но наконец они вошли, и дверь с тихимщелчком закрылась.