Бусина же пока прикусила зубами край чашки и как-то бездумноглядела внутрь. Это отвлекло его от размышлений.

- Давай, дите, пей.

Обхватив одной рукой ее затылок, он второй ладонью сжал рукуАгнии, удерживающую чашку. И надавил, заставив девчонку опрокинутьсодержимое чашки внутрь. Она автоматически глотнула. Тут жераспахнула рот, резко вдохнув воздух. Бог знает, зачем.

И вот тут, наконец, он заметил на ее лице признакиоживления.

Глаза Бусины широко открылись, в них выступили слезы, а по лицупошли пятна. Боруцкий быстро забрал у нее чашку. А девчонка вдругзакашлялась и начала задыхаться. Он продолжал поддерживать ееголову.

Наконец-то, спустя секунд десять хватания воздуха ртом, в глазахБусины появилось осмысленное выражение.

- Вячеслав Генрихович?! – Растерянно выговорила она. – Вы…что?

Ну, или попыталась выговорить. Бусина продолжала задыхаться икашлять. А глаза все еще слезились. Но ведь очухалась, чего итребовалось.

- Оклемалась? – Хмыкнул он, глядя, как она растирает слезы пощекам. – Чё, первый раз водку пробуешь?

- Водку? – Девчонка растерянно посмотрела на чашку, которую онотставил. Глубоко вздохнула, вроде отдышавшись. – Первый.

Тут на кухню влетел Лысый.

- Вот, Вячеслав Генрихович, не было шоколадок, купил это!

Пацан бухнул на стол две коробки каких-то конфет. Агния дажевздрогнула и сжалась, то ли от внезапного появления парня, то ли отгрохота, которым это появление сопровождалось. Он ощутил ее дрожьладонью, так и оставшейся на затылке девчонки.

- Лысый, бл…блин! Тише нельзя?! – Рыкнул Боров, присматриваясь кдевке.

- Эээ, я, того… - Пацан смутился.

- Спасибо, Вова. – Неуверенно поблагодарила Бусина, скосив глазана Боруцкого.

«Вова»? Чет ему это не понравилось.

- Да, не за что. – Тут же воспрянул духом Лысый. – Ты, того.Хорошо, что очухалась. Я просто не знал, чего делать-то и с тобой,и с бабкой твоей. Если бы не Вячеслав Генрихович…

И тут губы Бусины задрожали, а глаза опять затянулись слезами,только теперь уже по серьезному.

- Бабушка… - Срывающимся голосом прошептала девчонка, и закусилагубу.

- Ну, ё-моё! Ну, кто тебя за язык тянул, а, Лысый? – Боруцкийдаже, с досады, замахнулся на не в меру болтливого парня.

- Да, я ж не хотел! Я…

- Так, вали отсюда! Чтоб глаза мои не видели!

Лысый кивнул и исчез с порога кухни. Хлопнула входная дверь.

Вячеслав отвернулся и глянул на девку. Та опустила лицо и,определенно, старалась сдержаться. Но слезы, все равно, ужекатились по щекам. Он присел на корточки у ее стула.

- Слышь, Бусина, ну ты чего? – Вот, вроде, только что думал, чтолучше пусть рыдает, чем статуей сидит. А теперь по столу кулакомгрохнуть захотелось. – Ну, все уже, слезами тут не поможешь. Да, ирешили уже все. Завтра организуют, как положено. Тебе думать ненадо…

Девчонка прижала ладони к глазам.

- Она даже не узнавала меня последние три года, думала, что я –это моя мама. А мне, все равно, так больно. Я, ведь, и когда прородителей узнала, не плакала. Держалась. А сейчас – не могу. Невыходит. Почему, Вячеслав Генрихович? – Девчонка подняла голову иглянула на него.

У Боруцкого, реально, сдавило горло. Не от сантиментов там,каких, или типа того. Просто у нее сейчас такие глазищи были… Невзрослые даже. А будто на него старуха глянула. Такая, что уже всюжизнь прожила и сама на краю могилы стоит.

- Мать твою, а! – Ругнулся Боров.

Вскочил на ноги и сунул в рот новую сигарету, стараясь стряхнутьс себя пробежавший по спине холодок.

- Так, все, Бусина, успокойся. Нормально это. Ты ж всехпотеряла. И плакать тут – нормально. – Резко отрубил он. – И,потом, это ж бабка твоя, а не с улицы кто-то, вот и грустнотебе.

Он как-то неуверенно переступил с ноги на ногу, достал коробокиз кармана, чиркнул спичкой, бросив ту потом в раковину. И, дажедля себя немного нежданно, протянул руку и неловко погладил ее поволосам, стянутым в косу.

Бусина прерывисто вздохнула, сморщила нос отчего-то, так, что онуже было отдернул руку, решив, что ей страшно или неприятно. И дажеразозлиться из-за этого успел. Но девчонка, вконец сбив Вячеслава столку, потянулась за его ладонью, что бездомный котенок,ей-Богу.

- Меня теперь точно в приют заберут. – Грустно и с безнадегой вголосе заметила она, зажмурившись, когда он неумело, осторожнопровел по ее волосам, опасаясь чего-то. Словно куклу поломатьбоялся. Его ручищи на фоне ее головки смотрелись совсем нелепо, ине к месту. Полная несуразица. – Точно-точно. Не вывернуться. Я жесовсем одна осталась. – Она начала вытирать щеки.

Те уже раскраснелись, кстати, видно водка, хоть и мало он в неевлил, а сказалась.

Приют.

Вячеслав не сообразил, когда чуть сжал пальцы, погрузив те встянутые волосы, и едва удержался, чтоб не притянуть голову Бусинык себе.

Что такое приют, Боров знал хорошо. И даже уважал. Это такоеместо, где ты сразу и четко понимаешь, что и к чему в этом мире.Быстро теряешь любые иллюзии и всю эту белиберду, которую с детствавкладывают в голову, про доброту, справедливость, и надежду. И тыили даешь кому-то помыкать собой. Или сам начинаешь помыкать,своими руками добывая и справедливость для себя, и все, чего тольконе захочешь. Он в свою бытность в приюте, выбрал второй вариант, изнал неписаные правила таких мест.

Может там и поменялось чего за последние двадцать лет, только, вкардинальность изменений – верилось не сильно. Из Бусины там в двасчета фарш сделают. Кто знал это лучше него?

- Так, а про крестного кто тут всем растрезвонил, а, Бусина? –Легонько потянув за волосы, он заставил ее поднять голову и сноваглянуть на него.

Девчонка смутилась и покраснела. Ее глаза, к счастью, утратившието выражение, выбившее из него воздух, выдавали все ее эмоции.

- Извините, Вячеслав Генрихович. Я не думала, не собиралась…Понимаете, они спрашивали, есть ли кто еще, кто может насподдержать с бабушкой. И я… Я понимаю, что вы рассердились, видимо.Я не имела права… - Она отвернулась.

- Не имела. – Согласился Боров, затянувшись. Стряхнул пепел враковину. – И за базар отвечать придется. – Добавил он, заметив,как она настороженно зыркнула на него из-под ресниц. – «Назвалсягруздем», как говорится… - Он криво усмехнулся, увидев беспокойствов глазах малявки. – Что, неужели, наконец-то испугалась? – Чуть лине с надеждой поинтересовался Боров, вдавив окурок в какую-тотарелку на соседней тумбочке.

Бусина вздохнула. Тяжко, так, виновато. Поперхнулась воздухом.Но все-таки покачала головой.

- Да, нет. Я сама виновата. Не стоило мне, Вячеслав Генрихович.И вас спросить следовало.

- Ненормальная ты, Бусина. Вот, как есть говорю,не-нор-маль-ная. – Покачал головой Боруцкий, глядя на девчонку. –Ладно, не переживай так. – Он еще раз осторожно провел ладонью поее волосам. – Разберемся. И с приютом, и вообще. На то крестные инужны же, чтоб проблемы помогать решать.

Он ухмыльнулся, видя, с каким недоумением она на негоуставилась. И в глазах опять огонек появился. Хоть и слабый, но всеже и не та пустота, что сразу была. Вот и ладненько.

- Вячеслав Генрихович! Спасибо! - Полностью сбив его с толку,девчонка вдруг вскочила со своего стула и прижалась к нему, крепкообхватив за пояс. - Спасибо огромное!

Твою ж налево.

Что-то с ним сегодня не так! Ну, вот, точно, словно перепил, илитраванулся самогонкой. Если недавно Борову было зябко в этойнебольшой кухне, то сейчас стало жарко. Просто до одурения как. И ввисках заломило от напряжения, разом окатившего все тело.

И, ведь, главное, и не думал ничего такого, и что ребенок, и чтогоре такое – все понимал и помнил. Только, все равно, бахнуло еготак, что капец.

Он прокашлялся, пытаясь прочистить горло.

- В общем, так, Бусина. – Не зная зачем, он обхватил ее рукой заплечи. Наверное, отодвинуть собрался от себя. Точно. Только, на койхер тогда опять по волосам гладить начал? – Пойду я, наверное.Завтра уже все разгребать будем. Сейчас уже без толку, ночь ведь.Ты, давай, спи.