— Посмотри, чаинки не солгали.
Она открыла дверь и вышла на крыльцо. Оуэн, согнувшись под тяжестью игрушки, направлялся к дому. Заказывая пинату в магазине Шарлотты, он попросил, чтобы ее наполнили до отказа конфетами и другими сюрпризами. Оуэн хотел, чтобы семейство Кондратовичей собственными глазами увидело настоящую пинату. За подобную щедрость он мог заработать грыжу — вес был поистине велик.
Надя подавила в себе желание броситься наверх, в спальню, чтобы сменить платье и причесаться. В это утро она, как обычно, выезжала Эни и не успела переодеть потертые джинсы и выцветшую блузку. К тому же волосы на ветру растрепались. Устроившись за занавеской, она наблюдала, с какими усилиями тащил он разукрашенную пинату. Она понятия не имела, как Оуэн провел этот день, но, похоже, он не сидел за рабочим столом и не водил карандашом по бумаге.
Оуэн осторожно поставил на крыльцо гигантского ослика и глубоко вздохнул. Казалось, игрушка сделана не из легкого материала, а вылита из металла. Детям ее наверняка не открыть без бейсбольной биты. Оуэн вежливо улыбнулся женщине, стоящей на крыльце, и кивнул головой в сторону ослика.
— Мадам…
Но его отвлекла заколыхавшаяся занавеска. За легкой тканью угадывался знакомый силуэт. Волнующий образ преследовал Оуэна вот уже две ночи. Эта маленькая цыганочка заставила его переживать и волноваться.
— Ты выйдешь, Надя, или я должен втащить пинату в кухню? — Неожиданно он широко, по-мальчишески, улыбнулся. — Хочу предупредить, когда ребятишки ее раскроют, наружу вывалится черт знает что.
Надя откинула занавеску, вышла на залитое солнцем крыльцо и сразу же склонилась над ярко раскрашенным осликом.
— А что если ты его раскроешь сам?
— Нет, это должны сделать они. Там внутри конфеты, какие-то подарки и разная мелочь. Дети будут в восторге.
— Тогда как же его открыть?
— Сначала ты выберешь самого маленького, дашь палку, завяжешь глаза платком, несколько раз покрутишь его, чтобы чуть-чуть закружилась голова, а потом скомандуешь треснуть по ослику.
Оуэн похлопал игрушку по оклеенной цветными бумажками шее.
— А если у него не получится?
— Тогда выберешь следующего кандидата — постарше и посильнее. И так до тех пор, пока ослик не развалится.
— А это обязательно произойдет? — спросила Надя, прикусив губу.
— В этом-то вся и штука. Ведь он сооружен из бумаги и клея. Когда все содержимое ослика вывалится на землю, его останется только поджарить, — улыбнулся Оуэн.
— На завтрак? — наивно спросила София.
— Нет, что вы. Поджарить — значит превратить в кучу пепла.
Надя удивленно взглянула на Оуэна.
— Зачем же превращать в пепел такую прекрасную игрушку?
Она погладила ослика по спине и тоже улыбнулась. К ее руке прилипли кусочки красной, голубой, желтой и фиолетовой бумаги. Оуэн пожал плечами.
— Это же веселая игра с сюрпризом.
Он посмотрел на двух Надиных дядей, которые из любопытства тоже подошли к крыльцу. Он не мог разгадать выражение их лиц. То ли они видели в нем врага, то ли собирались приветствовать. Оуэн весь напрягся, как только мужчины поднялись по ступенькам.
Рупа и Юрик сняли свои потрепанные шляпы и поклонились гостю.
— Добро пожаловать, друг, — первым сказал Рупа, протягивая Оуэну руку, похожую на клешню.
Оуэн автоматически пожал ее и вопросительно взглянул на Надю. Кто-то за минувшие два дня провел воспитательную работу и просветил своих родственников относительно правил приличия.
— Здравствуйте, я Рупа Кондратович, а это моя жена София. Добро пожаловать в наш табор, мистер Прескотт.
— Спасибо, спасибо, но, пожалуйста, называйте меня просто Оуэн.
Он повернулся к человеку, напоминавшему видом и ростом великана Годзиллу. Ладонь Оуэна утонула в огромной ручище.
— Меня зовут Юрик Кондратович. Я живу здесь с женой и целым выводком отличных сыновей и дочерей. Мы рады приветствовать вас на нашем ранчо.
Оуэн с уважением посмотрел на кулачищи обоих мужчин, которые сейчас вовсе не походили на разбойников, собиравшихся повесить его в прошлый четверг. Вполне вероятно, что жена Юрика и была той женщиной, которая обманула тетю Верну.
— Как дела, Юрик?
— Все о'кей, — пробасил Юрик, явно гордясь своим ответом по-английски.
— Очень хорошо, — сказал Оуэн, потирая побелевшие после пожатия пальцы. — Вот, привез подарки для детворы.
Мужчины взглянули на ослика, кивнули и добродушно заулыбались.
— Большое, большое вам спасибо, — сказал Рупа.
— Они с удовольствием поиграют в эту штуку, — добавил Юрик.
Надя заметила смущение Оуэна и пришла ему на помощь.
— Это пината, дядя. Надо найти подходящее место, чтобы подвесить ослика.
— Может, дерево около сарая подойдет? — спросил Рупа.
Оуэн обернулся к раскидистому дубу и сморщился. Именно на нем они и собирались вздернуть меня, а сейчас предлагают повесить пинату, подумал он, но вслух сказал:
— Прекрасная мысль.
Он взялся за тяжелую игрушку, стараясь оторвать ее от пола. Юрик, видя, как напрягся Оуэн, молча отстранил его, поднял пинату и легко, словно перышко, понес по двору. Оуэн восхищенно поцокал языком.
— Теперь я знаю человека, который, как и обещает реклама, обретает неимоверную мощь, питаясь за завтраком корнфлексом «Витти».
— Точно, — подтвердила София, сходя с крыльца и следуя за Юриком и своим мужем. — Только добавьте к корнфлексу апельсиновый сок, кофе и что-нибудь «поджаренное».
Надя засмеялась, прикрыв рот рукой, и взглянула на Оуэна.
— Вы идете?
При звуке ее голоса он повернулся к Наде: эта изящная фигурка, искрящиеся смешинками черные глаза… Боже, до чего она хороша! Его ночные фантазии не шли ни в какое сравнение с реальностью.
— Я рад следовать за тобой, — очень тихо сказал он.
Начали игру самые маленькие, одержимые желанием стать победителями, но силенок у них явно не хватало. Ребятишки постарше окружили качавшуюся пинату и подбадривали пятилетнего Золли. Мамаши своими возгласами тоже помогали ему, а отцы спорили о том, кто из их сыновей разобьет пинату. По призыву Софии, которая энергично колотила по металлической балке, заменявшей колокол, около пинаты собрались все Кондратовичи от мала до велика. Оуэн наклонился к Наде и вполголоса прошептал:
— Ты уверена, что здесь все?
Она оглядела улыбавшихся детей, мужчин и женщин.
— Конечно. Ты думаешь, мы могли бы начать в отсутствие хотя бы одного из Кондратовичей?
— Я и не сомневался, — сказал Оуэн. — Просто мне было любопытно, что ты ответишь.
Он придвинулся ближе к Наде. Любуясь ее кудрями, он все больше терял голову. Ему хотелось развязать стягивавшую их ленту, хотелось запустить пальцы в густые шелковистые локоны, уткнуться в них носом и вдыхать неповторимый, дразнящий аромат.
Надя расплылась в радостной улыбке, когда пришла очередь очаровательной, черноволосой девчушки.
— Да, здесь вся наша многочисленная семья, — сказала Надя. — Когда ты постоянно в ее окружении, всегда можно определить, кто отсутствует.
— И вы никогда не теряли своих маленьких? — спросил Оуэн и тут же болезненно сморщился, увидев, что девчушка промахнулась и заехала не по ослику, а по плечу стоявшего рядом Юрика. Великан засмеялся и подхватил на руки растерявшуюся кроху. Ее место занял темноглазый мальчуган с упрямо сжатыми губами.
— Это мой брат Микол. Он всегда прячется где-нибудь в укромном уголке. — Надя кивнула в сторону юноши, который был одет в белую футболку и джинсы.
— Откуда у него такая привычка?
— Никто не может понять. Однажды он играл с нами и вдруг пропал куда-то. Знаешь такую детскую игру — в прятки?
— Конечно. Здесь ее называют «води и ищи».
В этот момент другой мальчик взялся за палку. Последний удар по ослику был явно не за горами.
— Ну вот, еще один, — сказала Надя, наблюдая за братом с любовью и затаенной грустью. — У Микола настоящее цыганское сердце.
Оуэн в замешательстве оглядел присутствующих.