На поверхности его рассудка был мысленный образ тела, плавающего в луже крови. Под ним я прочел: "ВОЙНА". Слухи стали реальностью. Пламя разгоралось жарче, хотя детали растворялись. Черное, разлагающееся тело в луже застывшей крови…

Потрясенный, я сел у стола и посмотрел на Морсфагена. На лице генерала выступила испарина. В руках он держал пачку сводок и отчетов – и руки его, как мне показалось, едва заметно дрожали.

Черт их побери! Черт побери их всех!

– Можно узнать подробности? – спросил я.

– Союзные войска атаковали китайские дивизии, которые пересекли Амур, и вытеснили их обратно на китайскую территорию. Убито сорок семь китайцев, четыре японца. Семеро наших: два американца, один англичанин, остальные русские. Через час Завитинск словно перестал существовать. Никто не отвечает на радиограммы. Стартовая площадка ядерных ракет не реагирует на вызовы. Из Белогорска сообщают о толчках и странном свечении в небе.

Сейсмографы подтверждают, что взорвана компактная бомба. Наши войска на границе тоже больше не отвечают. Азиаты, охваченные жаждой мести, вероятно, двинулись на русские территории. Пока никаких реальных подтверждений. Можно делать ставки.

– Я помогу.

– В этом вы чертовски правы! – Выражение лица Морсфагена при этом было не из приятных.

– Он готов? – спросил я. Генерал посмотрел на Ребенка.

– В трансе. Мы ждали вас, чтобы ввести циннамид. Где вы были всю ночь? Что думаете о вчерашнем?

Я пожал плечами:

– Только то, что уже сказал. Он вышвырнул меня вон, потому что мне удалось найти мысленный поток, который он не хотел мне показывать. Ему это удалось, так как я ничего подобного не ожидал. Я недооценил его потенциал, но больше такой ошибки не допущу.

– Уверены?

– Насколько это возможно.

– Ну, тогда начнем.

– Сначала нужно сделать следующее, – потребовал я. – Выведите его из транса и скажите, будто меня еще нет – я куда-то исчез, и, пока меня найдут, вы начнете без меня. Предупредите, что станете его спрашивать под наркотиком, и посоветуйте не сопротивляться, иначе, мол, будет хуже. Задайте пару вопросов. Но только чтобы это выглядело убедительно. Когда он впадет в транс, я тайно приду. Возможно, он даже не узнает о моем присутствии.

Черное раздувшееся тело (Мелинда!) в луже крови…

К чертовой матери их всех! Морсфаген распорядился вывезти мутанта из ком-даты и предпринять предложенные мной действия.

– Ты уверен в своих силах, Сим? – спросил Карри.

Похоже, он хотел, чтобы я покончил с этим делом, но мы оба знали, что это нереально. Только Ребенок способен изобрести абсолютное оружие, которое сделает войну потенциально невозможной, и я не мог уйти, пока он не справится с поставленной нами задачей, – и, возможно, должен был заставить его делать то, чего он не хочет.

Через десять минут они вернули Ребенка в комнату. Он был в трансе и под наркотиком.

Весь мир лег мне на плечи. Смерть шагала подле меня…

…и как кот на мягких лапках, я шел тихо-тихо, крался… Словно привидение в старом доме – не принимая облика. Подобно весеннему бризу в траве. Я шел, и шаги мои были легки.

Они не будили эха. А в лабиринте оказалось куда теплее, чем обычно. Стены были неприятно горячими на ощупь – странное изменение, прежде здесь царил холод. Я осторожно выглянул из-за угла и увидел Минотавра. Не подозревая о моем присутствии, он читал Библию в кожаном переплете, полностью поглощенный этим занятием.

Медленно, чтобы не потревожить, я прошел мимо. Он не заметил.

Пасифая, вот твое страшное дитя.

Минос, твой лабиринт уродлив. Его нужно раскрасить и сделать удобнее.

Тезей, оставь свой меч в ножнах, ибо не нужно убивать печального и скромного Минотавра.

Провал светился оранжевым и пульсировал от поднимавшегося вверх мысленного жара. Опаляя края, он растекался по тоннелям лабиринта, изгоняя холод. В центре пропасти горела раскаленная добела точка.

Я потянулся и ухватил ближайшую мысль. Это было оружие, но вовсе не панацея, чтобы исцелить все скорби мира, никакого абсолютного дракона, которого я искал.

Формула вещества, вызывающего крысоподобную мутацию у нерожденных младенцев…

Излучение, способное мгновенно вытягивать влагу из живых тканей, за считанные секунды превращая тело в иссохшую мумию…

Там было множество ассоциаций с Б, некоторые из них вели к одной дальней точке, природу которой я не мог определить…

…слишком много мыслей с Б. Я стал исследовать их истоки и предназначение, но они, кажется, были совсем не тем, что нужно.

И тогда я нашел его, абсолютное оружие.

Случайная мысль. П… Поле Силы, способное не пропускать ничего, даже воздух, не позволяющее проникнуть внутрь ни бомбе, ни бактерии… Поле…

Я поймал эту мысль и осторожно повел к основному потоку, к водовороту. Вот оно – абсолютное оружие, которое сделает все другое ненужным.

Я думал, что действовал тонко, но я недооценил Ребенка. Позади меня зацокали копыта.

– Пошел вон!

– Нет. Ты не понимаешь.

– Это ты не понимаешь!

Он ринулся вперед, но я быстро отступил в сторону, ударил его и толкнул через край, в пропасть…

Теория Поля Силы провалилась в водоворот. Вскоре ее услышат в темной комнате, запишут и передадут тому, кто воплотит в жизнь.

Откуда-то из пропасти раздался вопль, оглушительное улюлюканье, которое разнеслось по всем тоннелям, отдаваясь эхом. Подтянувшись на краю пропасти. Минотавр перевалился на площадку. Я понял, что кричал не Минотавр, но больше не видел никого.

– Что это такое? – спросил я, пытаясь перекричать невообразимый шум.

Глаза его дико вспыхнули, он открыл рот, и я с ужасом увидел скользнувшую вперед змею.

От моего удара он упал обратно в пропасть – и на этот раз полетел на дно.

Пора в обратный путь, решил я, но когда подошел к пещере, свод ее рухнул, осыпав каменной крошкой мои ботинки. Выхода больше не было.

Я направился к морю и увидел, что водоворот стихает. Там тоже не было выхода. Никакой надежды! Забавная ситуация. Иисус, который не может восстать из гробницы, потому что она заперта. Но я ведь избавился от этой иллюзии, разве нет?

Что здесь происходит? Я закричал, перекрывая вопль, который все еще несся из пропасти. И тут мне показалось, что я могу отыскать причину происходящего, если прослежу эту мысль. Я потянулся к бурлящей реке и нашел ее…

Б… Б… ББББББББББББ… Беги по траве среди холмов.., к Б.., к Богу Богу Богу.., он Бурей проносится над холмами, Безжалостный… БогБог… БОГБОГБОГБОГ… Беспорядочно.., зачем?., поймал ветер – поймал Его, чтобы оБнаружить Его цель, мою цель… БББББ…

И тогда я все понял. Цель жизни Ребенка поколебалась, когда он повстречался со мной, – точно так же, как и моя. Он не мог больше считать себя Христом Второго Пришествия, непорочно зачатым. Но у него не было компьютерного психиатра, чтобы разобраться в этом, и женщины, которую он любил и которая любила бы его. Лишенный общения, он обратился к теории в поисках ответа.

БОГБОГБОГБОГ.., пойман в пещере, чтобы дать ответ… БББББ…

Я последовал за этими мыслями до самого конца, я шел против воли. Это была абсолютная теория, и он верил в нее безгранично…

Он пытался установить контакт с Богом.

Ребенок обнаружил местонахождение верховной сущности, наделенной высшим разумом, и спросил, в чем смысл жизни и того хаотического мироздания, в котором живут люди. И ему ответили. Его проблема была решена.

Он спросил, что было в центре творения. И получил ответ.

А я оказался пойманным в ловушку.

Нас здесь теперь стало трое.

Ребенок. Симеон и Бог.

И все мы трое были совершенно безумны.

ЧАСТЬ ВТОРАЯ

ЧЕЛОВЕЧНОСТЬ ВОССТАНОВЛЕННАЯ…

Глава 1

Пойманный хитросплетениями мысли Ребенка, я почти утратил представление о том, что реально, а что – нет. Здесь, среди поразительно контрастных руин его подсознания, расплывчатые аналогии были столь же конкретны, как и известный мне земной мир. Камни оказались так же изъедены непогодой, листва деревьев играла всеми оттенками зелени, какие я видел и прежде, ветер менялся от пронзительно ледяного до удушающе жаркого, хотя чаще был просто умеренным. Там обитали птицы и животные, которые, хотя в той или иной степени отличались от своих реальных прототипов, были вполне достоверны, но более красочны и оригинальны. Поначалу я принялся систематизировать отличия реального мира от его аналога, существовавшего в мозгу Ребенка, но это знание лишь вызвало у меня меланхолию и неудовлетворенность, а вскоре вогнало в некое подобие маниакально-депрессивного психоза. Я понял, что если всю оставшуюся жизнь проведу здесь, то забуду другой мир, тот, который знал прежде. И ради спокойствия моей души я должен также забыть, что, случись Ребенку умереть, умру и я, плененный его внутренним миром. Такова уж новая реальность, в которой я оказался, и оставалось только поскорее к ней приспособиться. И я приспосабливался.