В то время как Аманда продумывала свои будущие шаги, сидя у себя в спальне, Лижия ссорилась с матерью в гостиной.

— Как ты не видишь, мама, что Аманда день ото дня становится все опаснее? — спрашивала она мать с горечью. — Ее нужно сдерживать, а не потакать ей во всем, как ты! Разве ты не видишь, что она творит?

— Я вижу, что все винят мою дочь, и не могу оставить ее без поддержки, — отвечала Илда. — Когда-нибудь ты будешь матерью, Лижия, и поймешь меня. Когда было плохо тебе, я была с тобой, теперь плохо Аманде...

— Да нет же, мама, нет! Это всем плохо от нее! — пыталась переубедить ее Лижия. — Разве, когда я болела и ты была со мной, ты забывала об Аманде? Разве я мешала тебе любить ее?

— Разумеется, нет, дочка. И Аманда мне нисколько не мешает любить тебя по-прежнему. Просто ты выросла и не нуждаешься больше в моих заботах. В них нуждается Аманда с тех пор, как судьба ее привязала к инвалидной коляске.

— Почему ты считаешь, мама, что инвалидная коляска избавляет от ответственности за свои поступки? Почему тебе жалко одну Аманду? — спрашивала Лижия со слезами отчаяния на глазах. — Почему тебе не жалко Селену, которая проводит свои дни в тюрьме? Камилу? Фриду, в конце концов?

— Я не позволю тебе делать из Аманды чудовище только потому, что она не ваша с Селеной сестра! — истерически закричала Илда. — Ты стоишь за Селену горой с тех пор, как стала работать с ней на фабрике! Но не забывай, что обязана этим Аманде! Она передала вам в руки все дела, а теперь вы хотите оттеснить ее! Загнать в угол!

— Что ты такое говоришь, мама?! — воскликнула в неподдельном испуге Лижия. — Это же не твои слова, не твои мысли! Ты говоришь точь-в-точь как Аманда!

— Я говорю не как Аманда, а я говорю правду! — заявила разгневанная Илда.

— Если это для тебя правда, то лучше мне не находиться с вами под одной крышей, — горько сказала Лижия. — Я ведь заодно с Селеной, а Селена теперь ваш враг!

Лижия выскочила из дома с твердой решимостью больше в него не возвращаться. Ссориться без конца с Амандой и видеть, во что превращается мать, было выше ее сил. Она сделала свой выбор. Она считала свою сестру — пусть они не родные по крови, но выросли они вместе и всю жизнь считались сестрами, — так вот, она считала свою сестру преступницей и не хотела иметь с ней ничего общего.

Ноги сами привели ее на Пиратский пляж к Лукасу. Ей нужна была поддержка. Приняв такое важное и суровое решение, она все равно чувствовала себя маленькой девочкой, и ей было очень страшно. Лукас постарался успокоить свою взволнованную подружку. Ему-то показалось, что она просто погорячилась, поссорившись с сестрой и матерью, что в ней говорит юношеский максимализм, нетерпимость. Он попытался уговорить Лижию вернуться, но она, глядя на него полными слез глазами, только отрицательно качала головой.

— Ну что ж, оставайся у нас, — мягко сказал он, — ложись спать. Мне кажется, тебе нужно отдохнуть, а завтра ты все увидишь в ином свете. Ты будешь спать на моей постели, а я лягу в гостиной.

Да, после того как Лукас вместе с ребятами отремонтировал дом в рыбачьем поселке, у них с Кларой были не только спальни, но и большая комната, которую они называли гостиной.

Лижия благодарно улыбнулась. В самом деле, больше всего на свете она нуждалась сейчас в дружеском тепле и отдыхе.

Клара, которая в этот день задержалась в Маримбе дольше обычного, очень удивилась, обнаружив Лукаса, сидящего на полу в гостиной. Он объяснил, что скоро ляжет спать, что у них ночует Лижия, которая поссорилась со своими.

Клара покивала, отказалась от ужина и прошла к себе. Она не стала делиться с братом своими неприятностями. Брат вряд ли понял бы ее обиду. А обида была. Она смертельно обиделась на Гуту, который отказался от нее сегодня. Кларе так хотелось, чтобы они наконец-таки были вместе. По-настоящему. По-взрослому. Для нее это было бы подтверждением его любви к ней. Но Гуту все медлил, не отваживался на решительный шаг. Он не хотел быть вместе с Кларой.

Уткнувшись в подушку, она горько оплакивала свою несчастную судьбу, свою немоту, из-за которой была обречена на одиночество. Ни один парень не соглашался быть с ней всерьез, и это приводило ее в отчаяние. Она расценивала это как знак отторжения, пренебрежения. Она не понимала, сколько было в подобном отношении уважения и бережности...

Утром Клара опять не увиделась с Лижией. Лижия ушла, когда она еще спала. Ушла домой. Но только для того, чтобы всерьез проститься с матерью, забрать необходимые вещи. Поутру ее уход из дома предстал перед ней как насущная необходимость, как единственный возможный выход.

Илда провела бессонную ночь и была счастлива, когда увидела входящую Лижию. Она вопросительно смотрела на нее, но ничего не спрашивала. Где она провела эту ночь? Что для нее изменилось?

— Я хочу попрощаться с тобой по-хорошему, мама, — серьезно сказала ей дочь. — Я ухожу из дома.

— И идешь к Лукасу? — не выдержала Илда. — Но вы же встречаетесь так недолго!

— Почему к Лукасу? Нет. У них нет для меня свободного места. Я поживу в пансионе Лианы, — спокойно ответила Лижия как о деле давно решенном.

— Неужели у тебя нет ни малейшего сострадания к сестре? — спросила Илда.

— После того, что она сделала, сострадать ей может только Господь, — был ответ. И еще Лижия прибавила: — Мне будет очень не хватать тебя, мамочка, потому что мы всегда понимали друг друга, обо всем говорили. А сейчас я, как все, растерянна и напугана всем происходящим. Но я ухожу, чтобы не заболеть, как ты, чтобы сохранить трезвую голову. Я так сочувствую тебе, мамочка. Я так не хотела, чтобы с нами случилось что-то подобное, так не хотела...

Мать и дочь обнялись со слезами на глазах. Ни одна не могла уступить другой. Каждая настаивала на своей правоте и сражалась за нее.

Лиана была удивлена, увидев Лижию с чемоданом, но ни о чем ее не спросила и отвела девушку в очень славную и уютную комнату. Она перевидала на своем веку столько девушек, столько юношей с чемоданами! Все они рано или поздно пускаются в дорогу, покидают родной дом, ищут свою судьбу. Только это и могла сказать ей Лижия. Но Лиана это знала и без нее. Лижии понравилось ее новое жилище. Она посидела на кровати, затем приняла душ, переоделась и вышла. Она чувствовала себя приезжей, гостьей в своем родном городе и смотрела на него совершенно новыми глазами. Оказалось, что он полон огней и праздничной суеты. Суета чувствовалась, прежде всего, в гостинице Лианы. Дело в том, что через несколько дней здесь должно было состояться праздничное шоу, которое готовил Тадеу, и к нему шли последние приготовления.

Жуди деятельно помогала своему жениху. Она верила в триумф, верила в успех. Наконец-то и она нашла себе дело по душе. Ей нравилось все — подготовка программы, телефонные переговоры с участниками, оформление помещения. А световые эффекты? А места для публики?

«И сколько ее придет, этой публики?» — с замиранием сердца думала Жуди.

Ее счастье омрачало только одно — она не знала, как помирить Тадеу с братьями. Ни Гуту, ни Артурзинью и слышать о нем не хотели. Они не мешали ей с ним встречаться, уважая ее право на личную жизнь, но о том, чтобы вновь с ним общаться? Об этом не могло быть и речи! Во всяком случае, Жуди не чувствовала себя в силах завести об этом речь. В другое время она могла бы поговорить с Ланс с Ренату, они всегда были более терпимыми и отзывчивыми, но не сейчас. Сейчас Жуди не могла тревожить своими проблемами сестру и ее мужа.

Ланс была тяжело больна, и Ренату занимался только ею.

То, что Ланс болела, было видно невооруженным глазом. Она побледнела, похудела. У нее не было сил на самые обычные, привычные дела. Стоило ей дойти до Пиратского пляжа, как она уже задыхалась. А о том, чтобы постоять за стойкой вновь открытого кафе, она и подумать не могла. А ведь как она о нем мечтала! Сколько вложила сил в это кафе! Сколько энтузиазма! И вот...

Ланс теряла силы, нервничала. Чем больше нервничала, тем больше курила. А чем больше курила, тем хуже себя чувствовала. Ренату извелся, глядя на жену. Он-то понимал, что главная беда — это курение. Но как заставить Ланс бросить эту отраву? Пока Ланс никак не соглашалась. Она твердила, что питается здоровой пищей, что медитирует, дышит чистым воздухом, и поэтому ее временная слабость скоро пройдет. Еще день, два... И она брала очередную сигарету. Мудрым, понимающим взглядом смотрела на своих детей Изабел. Она видела, что творится с Ланс, из-за чего переживает Жуди. Ланс она помочь никак не могла, она могла только болеть с нею вместе, но она могла помочь Жуди.