Розита кивнула.

— Сначала я собиралась приехать рано утром, чтобы повидать нашего мальчика перед операцией. Но ты же знаешь, какая я бываю, когда меня что-то гнетет. Пусть уж лучше я сорву плохое настроение на сотрудниках галереи, чем буду взвинчивать нас обеих.

— Да помоги Бог несчастным сотрудникам! — засмеялась Бет. — Никогда не забуду, как ты перевернула все вверх дном в моей убогой комнатенке, когда у меня начались первые схватки. Подозреваю, что студенты из соседней комнаты были уверены, будто я решила рожать дома и ты наводишь стерильную чистоту. — Бет улыбалась, но глаза ее были полны слез. Она обняла пожилую женщину. — Судьба была так добра ко мне, послав тебя, — сдавленным голосом сказала она.

— И ко мне тоже, дорогая, — дрогнувшим голосом ответила Розита. — Я горжусь тобой, ведь ты так ловко справляешься всегда со всеми проблемами.

Глава четвертая

Хайме пришел, когда уже стемнело. Бет снова ощутила к нему двойственное чувство. В белом халате, который он не успел снять, он выглядел моложе своих тридцати двух лет. В его облике чувствовалась какая-то незащищенность, и Бет захотелось обнять его.

— Я освободился позже, чем рассчитывал, — извинился он неуверенным тоном.

— У тебя усталый вид, — неожиданно вырвалось у Бет.

— Да? — Он подошел к ней и взглянул в глаза. — День выдался трудный. — Непринужденный тон как-то не вязался с волнением, таившимся в глубине его глаз.

— Могу себе представить. — Бет с трудом оторвалась от его завораживающего взгляда и встала со стула. — Пойду немного пройдусь, — запинаясь сказала она, испытывая неодолимое желание поскорее скрыться. У двери она оглянулась. — Он спрашивал о тебе, — тихо сказала она и испугалась, увидев, как изменилось его лицо от изумления.

Ей хотелось поскорее уйти, поскольку она была не в состоянии определить, что выражали его глаза, но что-то удерживало ее. «Так можно и с ума сойти», — с горечью подумала Бет.

Может, Розита и права — наверное, неразумно было все эти годы не разрешать себе даже думать о Хайме… Тогда ей это помогло забыть, как самозабвенно она его любила, а сейчас вот приходится расплачиваться муками за воспоминания. Внутренне Хайме, конечно, изменился, но внешне остался прежним, каким она его так страстно любила. Бет заставила себя выйти из комнаты и направилась в заднюю половину здания к входной двери. Нет, от воспоминаний не избавиться! Мягкий, почти прохладный вечерний воздух ласкал кожу. Бет огляделась вокруг. В отличие от безукоризненно ухоженных газонов, прилегающих к фасаду здания, здесь просто росли кипарисы. Когда Джейси разрешат вставать, я буду приводить его сюда, решила Бет. Тут, среди длинных теней, отбрасываемых этими величавыми деревьями, можно будет укрыться от дневной жары.

Она вышла на открытую лужайку, окруженную кипарисами, и остановилась у каменного водоема в центре. Спокойствие, царившее вокруг, лишь сильнее подчеркивало смятение, терзавшее ее душу.

Не требовалось большого ума, чтобы понять, что волнения, вызванные внезапным заболеванием Джейси, мешают ей справляться с переживаниями, связанными с возвращением в ее жизнь Хайме. Если она вообще способна с ними справиться, устало подумала Бет. Ее мысли, казалось, жили своей самостоятельной жизнью. Воспоминания о том, как она любила Хайме, упорно возвращали ее в прошлое, заставляя путать его с настоящим.

Тело тоже выходило из-под контроля, то и дело терзая ее приступами острого сексуального желания, которое пугало и выводило из равновесия. Да, это мучительно, но не так уж необъяснимо, пыталась разобраться Бет. Еще в пору своей невинности она ощущала эти сексуальные взрывы, считая их чем-то необычным. А поскольку после Хайме у нее никого не было, то ее тело, естественно, реагировало на встречу с мужчиной, который некогда пробудил в ней страсть.

«А как чувствуют себя другие женщины?» — подумала Бет. Она обхватила себя руками, будто защищаясь от холода, вспомнив, о чем ей рассказывала Розита… Те женщины, которые у него были, когда он остался один в своем горе… Их тела тоже мучают воспоминания о страсти?

Бет раздраженно помотала головой. Оказывается, она еще способна последовательно выстроить несколько мыслей! Ну, и хватит! Порассуждала — и довольно! Она не может сейчас себе позволить размышлять ни о тех несчастных женщинах, ни об ужасных обстоятельствах их появления в жизни Хайме. Пытаясь отделаться от этих мыслей, Бет вспомнила о Хайме и Джейси. Два лица неожиданно слились в одно. Озабоченно нахмурясь, Бет в глубоком волнении повернула назад.

Пока Джейси спал, медсестра из вечерней смены несколько раз заглядывала в палату и болтала с ней. В надежде, что и сейчас застанет ее там, Бет открыла дверь.

Но медсестры в палате не было. Только Джейси, гладивший ручонкой лицо мужчины у его кровати. Щеки Хайме были мокрыми от слез.

— Почему ты такой грустный? — спросил мальчик.

— Потому что люблю тебя и мне тяжело видеть, что тебе больно.

— А за что ты меня любишь? — спросил Джейси.

Хайме поднял залитое слезами лицо и умоляюще взглянул на Бет. Она кивнула, интуитивно поняв, о чем молили его глаза. Но внутри у нее все протестовало, наполняя ее глубоким смутным страхом.

— Ты даже не представляешь, как я тебя люблю… ведь я твой папа, Хайме Карлос.

— Я знал, что ты придешь! — радостно воскликнул Джейси. Он сделал знак Бет подойти поближе. — Когда в день рождения я тушил свечи, то загадал желание — чтобы пришел мой папа.

Он никогда не говорил ей об этом. Глубоко в сердце хранил свою тайную мечту и открыл ее только сейчас, когда она наконец сбылась. К горлу Бет подступили сдавленные рыдания. По лицу потекли слезы.

Нетвердой походкой она приблизилась к кровати и сжала протянутую ручонку Джейси.

— Не надо плакать, мама, — сонно пробормотал он. — Папа о тебе позаботится. — Он перевел взгляд на отца. — Мама всегда была сильной. Спроси Йайу. И не плакала, даже когда порезала себе палец.

Бет почувствовала, что внутри у нее словно прорвало плотину, и зажала свободной рукой рот, чтобы остановить рвавшиеся наружу рыдания.

— Не сдерживайся, поплачь. Он уже спит.

Тело Бет сотрясали рыдания. Хайме обнял ее и тихо сказал:

— Я позвонил медсестре. Она сейчас придет, а я отвезу тебя домой.

Но и по дороге к дому Бет никак не могла успокоиться. Слезы все лились и лились, будто внутри у нее что-то прорвалось.

Хайме помог ей выбраться из машины. Поддерживая, привел ее в дом и усадил на табуретку в стерильно белой кухне.

Бет сощурилась от яркого света. Голова кружилась, хотя рыдания утихли и теперь она только время от времени всхлипывала.

— Ну вот, тебе явно нужно было выплакаться, — сказал Хайме и, вынув платок, осторожно стер с ее лица слезы.

— Наверное… это от мысли, что предстоит завтра Джейси, — запинаясь, сказала Бет. Но сама она не была в этом уверена. Она знала, что именно спровоцировало слезы, но объяснить, почему так безудержно разрыдалась, не смогла бы. — Хайме… что ты так на меня смотришь? — спросила она, заметив, что он стоит с потрясенным видом. — В чем дело?

— До меня… только сейчас дошло, ты же говоришь по-испански, — удивленно пробормотал он. — И совершенно свободно… Акцента совсем нет.

Бет смутилась, почувствовав, что краснеет от похвалы.

— Это заслуга Розиты.

— Она, видно, хорошо потрудилась. — Он вдруг в замешательстве нахмурился. — А сеньора Рубио… не та ли это женщина, с которой ты так много проводила времени, когда впервые приехала на Мальорку? Которая, ты говорила, работала в художественной галерее и помогала тебе с испанским?

Бет кивнула. Почему каждый раз, когда он касался прошлого, у нее внутри все замирало?

— Тогда я не знала, кто она, кроме того, что она владелица галереи.

— Конечно… ты и не могла знать, — неожиданно резко сказал он. — Как трогательно, что Джейси называет ее Йайа, — добавил он, поспешив переменить тему, которая, кажется, его смущала, как, впрочем, и ее. — На Мальорке так называют бабушек.