Он обвел глазами их знакомые лица, вид которых успокаивал, послушал их шутки и смех, но все это время постоянно думал о предстоящем забеге. Хотя Одиссей тоже был быстрым бегуном, он знал: если полагаться только на свои ноги, то он никогда не получит Пенелопу в жены.
Взятки Тиндарея может оказаться достаточно, чтобы убедить Малого Аякса проиграть. Но царевича это не убедило. Малый Аякс ненавидел проигрывать в чем-либо и кому-либо. Он соревновался не ради славы, а для того, чтобы видеть других побежденными. Одиссей знал, что нельзя рисковать.
— Где Галитерс и Дамастор? — спросил он, внезапно заметив их отсутствие.
— Дамастор снова развлекается с рабыней, — ответил Антифий.
— А Галитерс?
— Болен. Съел что-то не то, а сейчас ему так плохо, что он может только лежать на матрасе, держась за живот.
Глаза у Одиссея загорелись, он выпрямился.
— Антифий, ты подал мне прекрасную идею, — сказал царевич. — А теперь дай мне немного вина. Давай выпьем за скорое выздоровление старика. И за наш дом.
Они подняли кубки, и все собравшиеся за столом одобрили этот тост — с особенным удовольствием, как заметил Одиссей, пили они за Итаку.
Он выпил, и проблемы, возникшие в этот день, внезапно стали казаться более легкими. Одиссей понял, что их можно решить благодаря пришедшей в голову идее. Затем царевич увидел, как в большой зал заходит Пенелопа. Она была высокой и женственной, словно цветок на фоне унылых сорняков. Головы гостей и рабов поворачивались к ней, люди молча смотрели. Тишина лишь иногда нарушалась чьим-то шепотом за ее спиной.
Одиссей увидел, как девушка бросила взгляд на царское возвышение, и с удовольствием разглядел разочарование у нее на лице. Он знал, что Пенелопа пришла в надежде увидеть его. Сердце у нее замерло, когда оказалось, что Одиссея нет на его обычном месте.
Итакиец не мог находиться отдельно от нее, особенности теперь, когда она пришла сюда. Раньше, оказываясь на вечерних пирах, Пенелопа заставляла Одиссея держаться на расстоянии. Он считал, что дочь Икария его ненавидит, и с неохотой оставлял ее наедине с ее высокомерием. Но теперь царевич не мог сопротивляться искушению быть с ней. Мысль о том, что Пенелопа поприветствует его с такой же силой страсти, была удовольствием, в котором он не мог себе отказать. Нельзя было ждать, хотелось побыстрее испытать это.
Одиссей поднялся из-за стола, а Пенелопа по наитию повернулась к нему. У нее в глазах снял огонь, который горел только для итакийского царевича. Девушка не замечала наблюдавшую за ней толпу, которая знала о позоре. При виде Одиссея у нее пару секунд раздувались ноздри, потом, будто даже не признав его присутствия, она развернулась и покинула зал.
Лаэртид бросил взгляд на царское возвышение. Икарий сидел рядом с пустой скамьей, который несколько секунд назад занимал Малый Аякс. Соправитель наблюдал за уходом своей дочери из большого зала. Но Одиссею не было дела до царя или кого-то из других знатных господ, которые смотрели на Пенелопу с обвинением в глазах. Они подозревали, что царевна приглашала мужчин к себе в комнату. Такие слухи теперь ходили по дворцу, но они не волновали влюбленного. Зато его волновало иное — Малый Аякс пробирался сквозь толпу вслед за девушкой.
Одиссей выскользнул из большого зала, что не заметило большинство людей, теперь обсуждавших ушедшую царевну.
Снаружи, во внутреннем дворике, жрецы при лунном свете приносили быков в жертву постоянно наблюдающим за людьми богам. Они сжигали бедренные кости, покрытые блестящим жиром. Дым от костров, кружась, поднимался вверх и смешивался с многословными и заунывными молитвами. Помощники разделывали туши животных, чтобы отправить на пир.
Одиссей увидел среди них своего соперника и быстро спрятался за одной из колонн, которые поддерживали крышу галереи, окружавшей внутренний двор. Оттуда он наблюдал за тем, как помощники жрецов качали головами и пожимали плечами и ответ на настойчивые расспросы Малого Аякса о Пенелопе. Затем итакиец расслышал, как его имя шепотом произнесли за спиной, он повернулся и увидел царевну, которая пряталась еще за одной колонной.
Пенелопа поманила его и исчезла за одной из боковых дверей, ведущих во дворец.
Одиссей последовал за ней в коридор, который, как он догадался по запахам еды, вел в кухни. Пенелопа развернулась, и в следующее мгновение они оказались в объятиях друг друга. Влюбленные целовались, забыв обо всем, охваченные сильной страстью. Они были очень нужны друг другу. После короткого, но напряженного флирта прошлой ночью оба остались неудовлетворенными и испытывали напряжение. Только появление раба, возвращавшегося в кухню, утихомирило их.
Пенелопа схватила Одиссея за руку и повела сложной дорогой по темным коридорам. Затем они оказались в комнате, заполненной запыленными глиняными табличками.
Одиссей огляделся вокруг. Комната не освещалась, окна отсутствовали. Глазам потребовалось какое-то время, чтобы привыкнуть к темноте. Из увиденного он сделал вывод, что этим помещением давно не пользуются, если только оно не предназначено для тайных встреч людей, проживающих и работающих во дворце.
— Ты знаешь, что мне придется соревноваться с Малым Аяксом за тебя? — спросил он.
— Да. Тиндарей мне сообщил, — ответила Пенелопа и улыбнулась. Ее зубы казались ослепительно белыми в темноте комнаты. — Он сказал, что предложил Малому Аяксу взятку за проигрыш, и тот ее взял. Не могу дождаться, когда стану твоей! Я люблю тебя, Одиссей.
Он легко поцеловал ее и погладил по волосам. В ответ Пенелопа обняла его за шею и притянула к себе. Несколько мгновений спустя девушка отодвинулась и посмотрела в его зеленые глаза.
— Если бы нам не помешали, то ты стал бы у меня первым, Одиссей. Я так долго берегла себя, зная, что когда-нибудь встречу человека, которого полюблю. А теперь ты здесь, и меня охватывает страсть! Ты нужен мне. Прошу тебя, не заставляй меня ждать дольше, даже один день.
Тут же девушке пришло в голову, что она могла неправильно оценить его чувства. Возможно, любовь требовалось только ей, а самого Одиссея она не привлекает.
— Может, прошлая ночь не имела для тебя значения?
Итакиец развеял ее сомнения, покачав головой.
— Клянусь Афиной, Пенелопа, я люблю тебя больше всего на свете! Ты значишь для меня больше, чем мой дом и семья, и я с удовольствием умру и за то, и за другое. Если мне никогда не удастся вернуть Итаку моему отцу, но у меня будешь ты, то я буду рад и тому, посчитав себя благословенным богами. Ты — моя новая родина. Где бы ты ни находилась, там и находится мое сердце. Но ты пока не моя. Малый Аякс не собирается принимать взятку Тиндарея. Я в этом уверен. Так что если не найду способа его победить, то ничего не смогу сделать, чтобы ты не сделалась его женой.
— А почему бы ему не взять взятку? — спросила Пенелопа. — Он же сказал Тиндарею, что согласен.
— Возможно, что так и есть. Но если он сможет обдурить меня и заставить думать, что победа окажется легкой, его задача еще больше упростится. Я уверен, что он намерен жениться на тебе, и никакое количество золота от Тиндарея не изменит его решения забрать тебя назад с собой, в Локриду. Нет, нужно найти другой способ его победить.
— Однако все говорят, что он слишком быстро бегает, и тебе его не обогнать. Тебе не удастся у него выиграть. — Подбородок девушки опустился на грудь. — Может, моя судьба — выйти за него замуж и провести остаток жизни в Локриде. Но лучше уж я покончу с собой!
— Не надо так говорить!
— Я не могу придумать ничего хуже, чем жизнь без тебя, Одиссей. По крайней мере, если мы станем любовниками, то мне будет о чем вспоминать в Локриде.
— Нет, — твердо ответил он. — Твоя любовь будет вдохновлять меня на победу. Я возьму этот приз только после победы над Малым Аяксом. И у меня уже есть мысль насчет того, как обеспечить победу.
— Как?
— Пока я не уверен. Но если мне удастся что-нибудь подмешать ему в еду вечером перед забегом, и это непременно ухудшит его самочувствие, то он не сможет бежать, а Икарию придется согласиться. Вероятно, другие не одобрят такой способ, но мой ум — подарок богов, как и высокая скорость Малого Аякса. Единственная проблема — в том, что я совсем не разбираюсь в травах и не знаю, чем воспользоваться, чтобы отравить его. Но даже если бы и знал, но как это подсыпать, чтобы и другие не отравились?