— А тебе не приходила в голову мысль, что это может быть проверкой? — спросил Эперит. — Воля Зевса все еще в силе до того дня, как Елена не встанет рядом с тобой в день свадьбы и не будет объявлена твоей женой. Если ты примешь предложение Тиндарея, то открыто выступить против величайшего из олимпийцев. Как думаешь, ты завоюешь славу, сражаясь с богами? Нет, не завоюешь. Это только приведет к забвению.

— Единственная сила, которую признает Аякс — это его собственная, — возразил Одиссей, затем потер лицо и уставил себе под ноги. — Но он — дурак, и никто не знает, какой конец его ждет. Возможно, ты прав, Эперит — не исключено, что я хочу слишком многого. Может, я похож на Аякса — желаю всей чести и славы для себя, не признавая, что только по воле богов выхожу живым из битвы.

— Все это происходит потому, что ты — умный человек, — сказал Эперит. — Передо мной такая проблема не стоит. Я в первую очередь доверяю своему сердцу, а только потом — разуму. Но умная голова может обмануть своего хозяина, и именно тогда человеку требуется совет друзей. Поэтому я говорю тебе: следует опасаться Зевса и подчиниться его воле. Тогда ты получишь столько почестей и славы, сколько пожелаешь.

— И жену, которую смогу любить, — добавил Одиссей, обнял Эперита за плечи и повел ко дворцу. — Мне только хотелось бы знать, почему Пенелопа меня так не любит.

— Она или считает тебя болваном, или скрывает истинные чувства, — улыбнулся Эперит и хлопнул друга по плечу. — Если ты хочешь знать мое мнение, то она считает тебя болваном.

* * *

Дамастор лежал на спине и смотрел в потолок. Неэра расположилась у него в объятиях, а ее голова — на его волосатой груди.

— Пенелопа может быть очень упрямой, — сказала рабыня. — Ее нельзя заставить полюбить Одиссея.

— Хоть что-нибудь ее в нем привлекает?

— Я об этом никогда не слышала. Я знаю ее служанку, Акторию, но та никогда ничего не говорит про свою госпожу. Кроме того, я никогда не слышала, чтобы Пенелопа особо интересовалась мужчинами. Она слишком занята другими вещами. Но очень хорошо, что ты хочешь ему помочь.

Дамастор молча ухмыльнулся, продолжая смотреть в потолок. Единственная помощь, которую он хотел оказать Одиссею, — это воткнуть кинжал ему в спину. С тех пор, как Эвпейт купил его при помощи золота и обещания высокого положения среди новой знати Итаки, задание убить Одиссея никак не удавалось выполнить. Хотя Дамастор помог Полибу и тафианам найти царевича при помощи пожара и кинжала на дороге, плохо спланированная засада закончилась поражением.

С тех пор Одиссей ни на мгновение не оставался одни. На пирах он сидел с другими претендентами на руку Елены, по ночам спал в одной комнате с воинами из отряда, днем большую часть времени проводил с Ментором, Галитерсом или этим иноземцем, Эперитом. Было слишком опасно рисковать попыткой покушения на его жизнь, раз Дамастор не хотел быть пойманным. Поэтому он был вынужден выжидать.

Но теперь он услышал, что царевич сказал про Елену. Ее предложили Одиссею, чего не ожидал никто. Даже если Дамастор не сможет его убить, то должен, по крайней мере, не дать ему жениться на дочери Тиндарея. Если это произойдет, то Дамастору придется навсегда забыть про свои мечты о богатстве и вступлении в ряды знати. Поэтому его единственной надеждой оставалась Пенелопа. Следовало как-то убедить ее ответить на симпатии Одиссея.

— Думаю, что можно попросить Клитемнестру помочь вам, — беззаботно сказала Неэра.

— Продолжай.

— Ну, про нее говорят, что она — ведьма.

— Ведьма! — фыркнул Дамастор. — И что она сделает? Испугает Пенелопу так, что она выйдет замуж за Одиссея?

Неэра приподнялась на одном локте, большая грудь свесилась вниз. Они лежали на соломенном матрасе в одном из дюжины оружейных складов дворца, в окружении куч копий и рядов щитов, поставленных один на другой. Любовники накрылись толстым шерстяным одеялом, скрываясь от прохладного ночного воздуха. Лицо девушки казалось в темноте расплывшимся пятном.

— Я никогда не стану ей противоречить и не пойду против нее. Ее служанки говорят, что она обладает древними знаниями, которые дают ей ужасающую силу. Клитемнестра может сделать так, что материнское молоко скиснет в груди, а у кого-то полностью погибнет урожай. Некоторые говорят, что она способна убивать животных, насылая на них проклятия, и даже маленьких детей. А если ведьма так решит, то может заставить женщину полюбить мужчину против ее воли. Дамастор обнял девушку за талию и прижал к себе.

— И как ты думаешь, Клитемнестра проведет колдовской обряд, чтобы Пенелопа влюбилась в Одиссея?

— Если я смогу убедить ее, что это пойдет на пользу ее двоюродной сестре, — ответила Неэра и поцеловала его в щеку. — Я зайду к ней завтра после завтрака.

* * *

Агамемнон созвал военный совет. Цари и царевичи пришли, как их и приглашали, только со старшими командирами своих отрядов и советниками. Одиссея сопровождали Эперит, Галитерс и Ментор, и каждый почувствовал свою привилегированность от пребывания рядом с такими великими людьми. Это была элита Греции, гордость ее молодой знати, в них заключалась надежда на будущее страны.

Никто из рабов не прислуживал, поскольку этим вечером подавали только скромный ужин. В большом зале собрались всего по несколько человек из свиты каждого претендента, и он казался почти пустым. Когда они заходили туда, их шаги эхом разносились по нему, и впервые стало можно оценить размеры помещения. Поскольку еда, вино и женщины на этот раз не отвлекали гостей, они стали обращать внимание на великолепную настенную роспись, украшавшую стены, колонны и потолок. Богатая мифология и спартанское прошлое были представлены в ярких красках и образах.

Казалось, воздух гудит и жужжит от множества приглушенных голосов. Так слухи распространялись среди собравшихся воинов. Их возбуждала перспектива войны, хотя они пока не знали, кто и откуда угрожает. Но мысль о том, чтобы снова взяться за оружие после нескольких лет относительного мира на материке, возбуждала всех.

Больше всего возбудился Аякс, который с надменным и властным видом стоял на возвышении, а его плечи и голова поднимались над всеми остальными. Он вызывал благоговейный трепет, а его глаза горели от перспективы кровопролития. Царя Саламина сопровождал вечно дергающийся сводный брат, который по привычке прятался за спиной гиганта и выглядывал у него из-за локтя. Находился рядом с ним и Малый Аякс со змеей на плечах. Все лицо у него было в синяках и опухло после вчерашней драки, но это не мешало Оилиду оглядываться по сторонам агрессивно и злобно.

Диомед увидел, как вошли итакийцы, и отправился поприветствовать их.

— Великолепен, не правда ли? — спросил он, кивая на Аякса. — Вы можете представить его в битве? Сами боги испугаются такого воителя.

— Он как раз об этом и заявлял, — сообщил Галитерс. — Я слышал, как он хвастался, что если захочет, способен победить Ареса и Афину вместе взятых, причем голыми руками. Такие разговоры могут только привести к беде.

Диомед кивнул:

— Это правда, что он не уважает богов. Но все равно это человек чести, и я был бы счастлив иметь его в друзьях и союзниках. Мы с Агамемноном говорили с ним насчет предстоящей войны, и эта мысль ему очень понравилась. Мы не обсуждали детали, это дело совета. Но Аякс отправился бы сегодня, если бы смог. Он живет ради борьбы и абсолютно бесстрашен. Если он вообще боится смерти, то только потому, что больше не сможет сражаться и завоевывать себе славу.

— Здесь нет больше таких, как он, — сказал Эперит. — Но такая гордость опасна. Я слышал, что он прибыл без сопровождения, поскольку ему противна сама мысль о том, что может потребоваться защита. Если не считать этих двух существ, которые все время держаться при нем, Аякс сражается в одиночку. Я даже слышал, как он говорил, будто остальные претенденты напоминают ему обеспокоенных рабынь, раз привели с собой столько солдат. Но я считаю, что подобное бесстрашие и независимость делают человека ненадежным и опасным.