— Одиссей с Итаки, я очень сомневаюсь, что она заинтересуется тобой.
— Правда? — едко ответил он. — Тогда почему вчера я оказался единственным претендентом, с которым она разговаривала?
— Возможно оттого, что ее забавляет твой крестьянский ум.
Одиссей нахмурился.
— Может, если бы у тебя не было такого острого язычка, то у тебя имелись бы свои женихи. Тогда ты не относилась бы с пренебрежением к женихам Елены. Мне это кажется ревностью!
Пенелопа встала и гневно посмотрела на него.
— Как ты смеешь, ты…
Она не смогла закончить предложение и ушла назад во дворец. Одиссей смотрел ей в спину и чувствовал, как все больше капель дождя падает ему на кожу. Они били по растениям вокруг, шум постоянно усиливался. Через некоторое время царевич встал и ушел из пустынного сада. Лаэртид чувствовал одновременно ярость и сожаление.
* * *
Шли дни, каждый вечер устраивали пир. Итакийцы быстро втянулись в рутину. Днем не нужно было ничего делать, а по вечерам они напивались до бессознательного состояния. Дома и в походах эти воины обычно просыпались на рассвете и принимались за выполнение каких-то обязанностей или поручений. В Спарте же им прислуживали сотни дворцовых рабов, и самим гостям не приходилось почти ничего делать. Поэтому каждый день они просыпались все позже и позже. Если люди Одиссея особенно много выпивали на пиру в предыдущий вечер, то поднимались только после полудня.
Вскоре Галитерс забеспокоился из-за их ухудшающейся физической формы и готовности к сражениям, приказав начать тренировки. Он будил своих людей на рассвете и выводил во двор с деревянными палками, заменяющими оружие, с которыми они и тренировались. Так получалось, что они были хоть чем-то заняты. Вначале другие воины только приходили смотреть, стоя группами или высовывались из многочисленных окон, выходивших во двор. Обычно они одобрительно кричали или посмеивались, давали полезные советы, выступали с предложениями или просто издевались.
Но вскоре многочисленные командиры отрядов с материковой части Греции и островов последовали примеру Галитерса. Они тренировали воинов, как итакийский командир, только добавляли или убавляли различные движения, что зависело от обычно используемого оружия, доспехов и стиля ведения боевых действий. Наконец, отряды стали практиковаться, выступая друг против друга. Двор каждый день заполнялся мужчинами, сражающимися друг с другом при помощи палок.
Иногда Галитерс проводил марши по долине Эврота. Воины поднимались на возвышенности или по оврагам и расщелинам уходили в горы и каждый раз возвращались только перед самым закатом. Вначале они бежали к рабам, которые их мыли, затем отправлялись на вечерний пир, где встречались с Гиртием и его людьми, а также другими воинами, с которыми познакомились во время тренировок. Эперит часто выпивал вместе с Пейсандром, который представил его другим мирмидонянам. На протяжении долгих дней и недель они стали хорошими друзьями. Проводимые Галитерсом тренировки и марши сделались ежедневным ритуалом, солдаты пытались соответствовать требованиям к физической форме, которая была им необходима. Поэтому в отряде Одиссея сократилось количество потребляемой пищи и вина, люди уходили с пира в середине, чтобы быть готовыми к следующей тренировке на рассвете.
Являлось ли это планом Галитерса или нет, Эперит не знал, но пораженно наблюдал, как группа непрофессиональных воинов становилась настоящим сплоченным боевым отрядом. Одиссей всегда участвовал в тренировках и маршах, хотя вечера проводил в отдельной компании себе подобных. Вскоре он стал лидером, которому воины подчинялись естественно и без вопросов.
Авторитет Галитерса и Ментора тоже укрепился. Стражники научились реагировать на их приказы. Даже Эперит, завоевавший уважение итакийцев во время сражений и трудностей, которые они делили, обнаружил склонность к лидерству и брал на себя различные обязанности при подготовке воинов.
Этой ролью юноша наслаждался. Она усиливалась удивительным доверием Одиссея. Эперит был единственным человеком в отряде, которого царевич не знал с детства, поэтому мог с определенной нейтральностью относиться к любым вопросам, касающимся Итаки. Он оказался единственным из спутников сына Лаэрта, кому Афина позволила узнать об ее планах. Посему двое воинов часто прогуливались по вечерам по саду или по улицам города, обсуждая вопросы, встававшие перед царевичем. В это время юноша, как правило, слушал откровения Лаэртида об интригах, планах и мелких ссорах, которые являлись частью жизни греческой элиты.
Одиссей обычно высказывал свое мнение о каждом человеке, рассказывал о прошлом, сильных и слабых сторонах, как он их видел, спрашивал мнение Эперита и то, что тот слышал от простых воинов. Однажды вечером он даже поделился тайными планами Агамемнона и Диомеда о проведении военного совета. Для этого ждали прибытия только одного человека — Аякса из Саламина. Это был яростный гигант, которого, по словам царевича, еще младенцем накрывали волшебной шкурой льва, принадлежащей Гераклу. Поэтому он стал неуязвим для любого оружия.
Эперит очарованно слушал про неуязвимого воина, а потом мучил Одиссея вопросами, на которые тот не мог ответить. Но царевич рассказал ему и о других вещах — о своих чувствах к одной из женщин во дворце. Он не называл ее имени, а юноша и не спрашивал. Но сын Лаэрта часто называл Елену по имени, и стало ясно — любит он совсем не несравненную дочь Тиндарея. Царевич говорил только, что та женщина не любит его, и в его голосе слышалось то раздражение, то отчаяние. Более того, она даже не удостаивала его взглядом или словом, если только это не требовалось по этикету дворцовой жизни.
По этим немногим подсказкам Эперит наконец догадался: Одиссей говорит о Пенелопе. Он вспомнил, как холодная и умная царевна резко высказалось о царевиче в первый вечер после прибытия итакийцев в Спарту. С тех пор, как заметил юноша, она преднамеренно избегала общества Лаэртида на вечерних пирах. Молодой воин видел, как царевич ищет ее в толпе глазами. И он пожалел бы друга, если бы не замечал, как взгляд Пенелопы время от времени останавливается на Одиссее, когда тот не смотрит в ее сторону.
Но сокровенное Эпериту доверял не только сын Лаэрта.
Елена часто встречалась с юношей в храме Афродиты, куда приходила в черном плаще Клитемнестры, надвинув на голову капюшон. Неэра беспокоилась о репутации хозяйки, поэтому всегда сопровождала ее и стояла сразу же за дверьми храма, пока они разговаривали. Хотя Эперит знал, что рискует жизнью, а если его застукают в такой ситуации, ему не поздоровится, он не мог сопротивляться просьбам Елены о встрече. Так нельзя остановить восход солнца. Вначале его притягивала ее пьянящая красота, но юноше потребовалось немного времени, чтобы увидеть не только физическую привлекательность молодой, разочарованной и не верящей в свои силы девушки.
В затененном храме, освещаемом только мигающими факелами, Елена обычно выспрашивала у Эперита новости об Одиссее, говорила с ним об Итаке, которую он практически не знал, делилась своими мечтами о побеге из Спарты. Затем она, как правило, настаивала, чтобы Эперит передал Одиссею: она готова выйти за него замуж, если он поможет ей сбежать.
Это загоняло Эперита во все сужающийся угол. Он знал, что боги постановили отдать ее другому, а Одиссей все больше влюбляется в Пенелопу, но был вынужден полагаться на отговорку — царевич не может вернуться на Итаку, пока она остается в руках Эвпейта. Но юноша понимал: побег с Еленой рассорит ее с семьей, а сын Лаэрта лишится поддержки, которая требовалась, чтобы получить назад родную землю. Царевич уже нашел друзей, особенно тесные отношения у него сложились с Агамемноном и Диомедом.
Эперит не был готов предлагать другу выбор между несравненным искушением (Еленой) и возможностью альянса с одним или несколькими знатными господами.
Он надеялся только на прибытие Аякса, чтобы прошел планируемый военный совет, после чего выберут мужа Елены. Что случится тогда, оставалось в руках богов. И простые воины вроде него никак не могли на это повлиять. Юноша не догадывался, что Тиндарей и Агамемнон запланировали на судьбоносный день, но надеялся: дружба, возникшая среди знатных господин и воинов, предохранит их от ссоры во дворце. Несмотря на это, многие простолюдины уже предсказывали раскол среди претендентов на руку Елены, и считали, что между греческими государствами определенно начнется война. И все — из-за царской дочери.